Я не боюсь - Амманити Никколо - Страница 27

– Папа, скажи мне одну вещь.

Он бросил сигарету в окно.

– Какую?

– Зачем вы его посадили в яму? Я никак не пойму.

Он взялся за ручку двери, я думал, что он не ответит мне, но он сказал:

– Тебе очень хочется уехать из Акуа Траверсе?

– Очень.

– Скоро мы все уедем в город.

– А куда?

– На Север. Ты доволен?

Я согласно кивнул.

Он вернулся ко мне и посмотрел мне в глаза. От него пахло вином.

– Микеле, я сейчас говорю с тобой, как с мужчиной. Слушай внимательно. Если ты туда вернёшься, они его убьют. Они поклялись это сделать. Ты не должен туда больше ходить, если не хочешь, чтобы они его застрелили, и если хочешь, чтобы мы уехали отсюда. И не должен больше никогда говорить о нём. Ты понял?

– Понял.

Он поцеловал меня в лоб.

– А сейчас спи и ни о чём не думай. Ты любишь своего отца?

– Да.

– Ты хочешь мне помочь?

– Да.

– Тогда забудь обо всём.

– Хорошо.

– Ну, спи.

Он поцеловал Марию, которая даже не шелохнулась, и вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.

5

В комнате был беспорядок. Стол был завален бутылками, чашками и грязными тарелками. Мухи ползали по остаткам еды. Сигареты переполняли пепельницы, стулья и кресла стояли как попало. Воняло окурками.

Дверь моей комнаты была полуоткрыта. Старик спал одетым на постели сестры. Одна рука свесилась. Рот открыт. Раз за разом он сгонял муху, бегавшую у него по лицу. Папа растянулся на моей кровати лицом к стене. Мама, скрючившись, спала на диване под стёганым одеялом. Были видны тёмные волосы, кусочек лба и голая ступня.

Дверь в дом была распахнута настежь. Лёгкий тёплый ветерок листал газету на комоде.

Прокричал петух.

Я открыл холодильник, достал молоко, налил стакан и вышел на крыльцо. Уселся на ступеньку и посмотрел, как встаёт солнце.

Оно походило на сочный апельсин, завешенный фиолетовой желеобразной кисеёй, висящей над горизонтом, но выше, над ней, небо было чистым и тёмным и ещё сияло несколько звёзд.

Я выпил молоко, поставил стакан на ступеньку и спустился на дорогу.

Мяч лежал рядом со скамейкой. Я пнул его, и он залетел под машину старика.

Из амбара выскочил Того. Он лаял и скулил одновременно. Увидев меня, он растянулся на земле и пополз ко мне, волоча задние лапы и виляя хвостом.

Я опустился на колени:

– Того, ты чего?

Он взял мою руку в пасть и потянул. Он сделал это несильно, но зубы у него были острые.

– Куда ты меня тащишь?

Я пошёл за ним в амбар. Голуби, сидевшие на железных балках потолка, выпорхнули вон.

В углу, прямо на земле, находилась его конура, представлявшая собой старую рваную накидку.

– Ты хочешь показать мне твой дом?

Того растянулся на земле и перевернулся на спину. Я знал, что это значило. Я почесал ему пузо, и он замер, и только хвост медленно двигался туда-сюда.

Тряпка походила на ту, в которую был завёрнут Филиппо.

Я понюхал её. Запах был другой. Пахло псиной.

Я лежал на кровати и листал Тэкса[7]. Я оставался в комнате весь день. Как тогда, когда у меня была температура и я не ходил в школу. И когда вдруг заявился Ремо спросить меня, не хочу ли я погонять мяч, я ответил ему, что не хочу, что заболел.

Мама прибиралась в доме, пока все не заблестело, а потом ушла к матери Барбары. Папа и старик ушли сразу же, как только проснулись.

Сестра вбежала в комнату и с довольным видом уселась на моей кровати, пряча что-то за спиной.

– Угадай. Что мне подарила Барбара?

Я опустил комикс.

– Не знаю.

– Угадай, угадай!

– Да ну тебя.

У меня не было никакого желания играть.

Она вытащила на свет Кена. Мужа Барби, верзилу с пучком под носом.

Мы теперь сможем играть. Я возьму Паолу, а ты его. Мы разденем их и засунем в холодильник… А они там обнимутся, понял?

– Я не хочу.

Она округлила глаза:

– А почему?

– Нипочему. Оставь меня в покое, я читаю.

– Ну и зануда же ты!

Она фыркнула и вышла из комнаты.

Я вернулся к чтению. Это был свежий номер, мне его дал Ремо. Но я никак не мог сосредоточиться и бросил журнальчик на пол.

Я думал о Филиппо.

Как мне поступить? Я пообещал ему вернуться, но не могу этого сделать, потому что поклялся папе, что больше туда не пойду.

Если я туда пойду, они меня застрелят. Или его.

Но за что? Я ведь не собирался его освобождать, я только с ним разговаривал. Я ничего плохого не делал.

Филиппо ждал меня. Там, в яме. И спрашивал себя, когда я приду. Когда принесу ему котлету.

– Я не могу прийти, – сказал я вслух.

В последний раз, когда я был там, я спросил его: «Видишь, я пришёл?» И он мне ответил, что знал это. И что об этом ему сказали не медвежата-полоскуны. «Ты же мне это пообещал».

Мне бы хватило пяти минут поговорить с ним. «Филиппо, я не могу больше приходить к тебе, это не моя вина». И, по крайней мере, он бы успокоился. А так он будет думать, что я не хочу больше его видеть, что я не держу слова. И это причиняло мне боль.

Но если я не могу пойти туда, то все объяснить ему может папа. «Мне очень жаль, но Микеле не может прийти, иначе он не сдержит клятвы. Если он придёт, тебя убьют. Он просил передать тебе привет».

– Хватит, я должен об этом забыть! – крикнул я на всю комнату, поднял журнальчик, пошёл в ванную и уселся читать на унитаз, но тут же прервался.

С улицы меня позвал папа.

Чего ему от меня надо? Я вёл себя хорошо и не выходил из дома. Я натянул штаны и вышел на терраску.

– Иди сюда! Быстро! – позвал он.

Он стоял у грузовика. Рядом стояли мама, Мария, Череп и Барбара.

– Что случилось?

Мама сказала:

– Спускайся быстро. Для тебя сюрприз.

Филиппо. Папа освободил Филиппо. И привёз его ко мне.

У меня перестало биться сердце. Я слетел с лестницы.

– Где он?

– Стой там! – Папа забрался в грузовик и вытащил наружу сюрприз.

– Ну как? – спросил он.

– Ну как? – повторила мама.

Это был велосипед, весь красный, с рулём, походившим на рога быка. Переднее колесо маленькое. Переключение на три скорости. С рифлёными шинами. С большим седлом, на котором можно поместиться вдвоём.

– Что с тобой? Тебе не нравится? – спросила мама.

– Нравится, кивнул я.

Почти такой же я видел несколько месяцев назад в велосипедном магазине в Лузиньяно. Но тот был хуже, у него не было блестящего фонарика, и переднее колесо было большим. Я вошёл в магазин посмотреть на него, и продавец, высокий дядька с огромными усами и в сером халате, сказал мне:

– Правда, красивый?

– Очень.

– Последний остался. Остальные раскупили. Классная штучка. Почему бы твоим родителям не подарить его тебе?

– Мне бы понравилось…

– За чем же дело стало?

– У меня уже есть один.

– Этот, что ли? – Продавец сморщил нос, ткнув палец в Бульдозер, прислонённый к фонарному столбу.

– Это папин.

– Пора менять его. Скажи твоим. Совсем другим человеком себя почувствуешь на таком бриллианте, как этот.

Я вышел из магазина. Мне даже в голову не приходило спросить, сколько он стоит.

А этот велосипед был намного красивее.

На трубе золотом было написано: «Red Dragon».

– Что значит «Red Dragon»? – спросил я папу.

Он пожал плечами и ответил:

– Это твоя мама знает.

Мама прикрыла рот ладошкой и засмеялась.

– Ты совсем дурачок, я же английского не знаю!

Папа посмотрел на меня:

– Ну так что? Ты его даже не попробуешь?

– Прямо сейчас?

– А когда, завтра?

Я стеснялся попробовать его перед всеми.

– Я могу отнести его в дом?

Череп вскарабкался на велосипед.

– Если ты не хочешь испытать его, это сделаю я.

Мама дала ему подзатыльник.

– Ну-ка слазь сейчас же с этого велосипеда! Это Микеле.