Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг. - Семанов Сергей Николаевич - Страница 45

Эшелон с петроградскими рабочими и оборудованием для ремонта кораблей прибыл в Порт-Артур в семь утра 24 февраля. Первые четыре пассажирских вагона отцепили от остальных и повезли на пассажирский вокзал, прочие отогнали на запасной путь. Началась разгрузка.

Особо тяжелые предметы переносили подъемным краном на ломовые телеги. Синеглазый слесарь помогал возчикам крепить оборудование канатами, как научились говорить у моряков — найтовать. Затем всех приезжих построили, пофамильно вызывали по списку, повели в столовую для матросов. Сытно покормили, а к вечеру повели на жительство, кого куда.

Синеглазый и Алешка шли вместе, было заметно, что во время пути они сдружились, а с остальными товарищами держались теперь несколько отдаленно. Особенно изменился за последние дни Алешка: стал читать какие-то затрепанные книжицы, сперва тяжело, молча шевеля губами, потом быстрее и быстрее. Сделался молчалив, перестал ругаться и — это особенно заметили товарищи — бросил пить. Над ним сперва добродушно подшучивали, потом перестали, смотрели с каким-то даже уважением.

Полдюжины питерцев проводник их, бравый боцман с «Петропавловска», привел к небольшому китайскому домику, недалеко от портовых доков. Северянам, привыкшим к просторным рубленым избам, домишко этот показался игрушечным, даже смешным. Сколочен из легких досок, наверху — крошечная надстройка, чуть более скворечника, зато все наружные стены расписаны яркими красками.

Хозяин дома встретил их улыбаясь и часто кланяясь в пояс. Говорил он по-русски сносно, хоть постоянно делал смешные ошибки. У него, как и у всех здешних мужчин, волосы на затылке были затянуты косицей, на конце бантик с цветной лентой — точь-в-точь, как у русских девушек, только у них косы были куда длиннее и гуще. Питерцам еще в дороге объяснили, что смеяться над этим грех, китайский император, вернее императрица, жестокая Цыси, велит всем мужчинам носить косы, а кто ослушается, тому косу вместе с головой снимут…

Китаец-хозяин предложил постояльцам две комнатки — маленькую внизу и совсем малюсенькую в верхней пристройке. Синеглазый с Алешкой попросились в верхнюю, остальные охотно им уступили. В комнате «мебель» состояла только из двух циновок, крошечное окно выходило во двор, там, в отличие от шумного переулка, было тихо, пустынно.

Быстро «устроились», то есть затащили в комнатушки свое нехитрое барахлишко. Боцман распрощался, синеглазый вдруг вызвался его проводить, с ними и Алешка. Свернули за поворот, и тут синеглазый обратился к боцману:

— Что, дядя, с нас приходится за обустройство. Может, зайдем кое-куда, пропустим помаленьку, а? — и дружелюбно обнял плечистого моряка.

Тот не заставил себя упрашивать, а синеглазый уверенно повел обоих по Николаевской улице, словно был старожилом Порт-Артура. Алешка вдруг увидел с детства ему знакомую вывеску «Кабакъ». К его изумлению синеглазый завел их именно туда.

Сели за стол, тут же подлетел маленький китаец с непременной косицей, с непривычки Алешке все они казались на одно лицо. Улыбаясь, китаец спросил:

— Госьпода дологие, что будут ести, пити?

Синеглазый уверенно, с совершенно незнакомым Алешке строгим выражением лица, кратко и точно приказал. О цене даже не спросил. Тут же на чистом столе появился объемистый штоф с водкой, тарелки с разного рода рыбой, белый хлеб ломтями, три граненых стаканчика. Синеглазый налил всем по полной, себе тоже. Дружески улыбаясь, сказал здравицу боцману, выпил залпом, крякнул молодецки, закусил соленой рыбкой.

…Уже через полчаса боцман с «Петропавловска», красный, как семга, которой они закусывали, оживленно рассказывал о своих делах. Он командовал носовым трюмом, где хранились снаряды и заряды к ним. Синеглазый ему очень понравился, он попросил называть его «дядей Мишей». Синеглазый тут же заказал три стопки «на посошок». Сказал, обращаясь к боцману:

— Дядя Миша, распорядись, чтобы нашу бригаду с Путиловского взяли под твою команду, мы в пушечной мастерской работаем, ребята все опытные.

— Есть, браток, по рукам. Чувствую, что вы ребята и в самом деле способные. Кто у вас бригадир-то?

— А вот, — синеглазый сунул ему в карман форменной тужурки сложенный листок бумаги, — тут фамилия бригадира и наши с Алешкой.

Сильно уже захмелевший Алешка сообразил лишь, что его друг не зря сунул листок в верхний карман, а то потерять бы мог. Умен! И ни в одном глазу, а непьющий ведь!

Вышли, синеглазый держал качавшегося боцмана под руку. Сказал Алешке четко и кратко, как скомандовал:

— Проведи дядю Мишу до дверей, к нему не смей заходить, сразу же возвращайся прямо домой.

…Алешка вернулся к домику уже затемно, как только не заблудился с пьяных глаз! Товарищи внизу уже спали, а в их комнатке горела маленькая керосиновая лампа. Синеглазый лежал с открытыми глазами, заложив руки под голову, молчал. Алешка сел на циновку, тяжело сопя, стянул ватные штаны. Заметил лишь, что рядом с саквояжем друга появился небольшой сверток, завернутый в парусину.

Алешка привычно поднес было три пальца ко лбу, намериваясь перекреститься на сон грядущий, но, заметив насмешливую улыбку товарища, отвел руку.

Сорокалетний глава российской полиции всегда одевался в цивильное платье, с наступлением в Петербурге либеральных веяний впервые в истории это ведомство возглавил штатский человек. Юрист по образованию, происходивший из родовитой дворянской семьи, обладавший большими связями, он стал директором департамента в 1902 году. Больших успехов не достиг — характер имел слабый, а матерые полицейские ветераны не очень-то его слушались.

Лопухин располагался за огромным письменным столом, а перед ним в кресле сидел седой капитан второго ранга. Час назад Лопухину позвонил по телефону военно-морской министр Авелан и попросил принять офицера Главного морского штаба, ведавшего вопросами контрразведки.

— Ваше превосходительство изволит видеть из сказанного, — заканчивал свое сообщение кавторанг, — что японские агенты в Европе и наши революционные подпольщики установили связи, имея целью ослабление Российского императорского флота. Администрация петербургских судостроительных заводов также имеет некоторые сведения, что революционеры плетут интриги среди рабочих, проводя пораженческую агитацию. Адмирал Авелан поручил мне доложить это вашему превосходительству.

Кавторанг умолк, но, не задав вопроса, что не полагалось младшему по званию, всем своим существом явно ждал ответа. Вроде бы ясно: глава полицейского ведомства должен встревожиться, если таких сведений у них нет, а если есть, то предложить Морскому штабу объединить усилия.

Лопухин был светским человеком до мозга костей, недаром его с раннего детства воспитывал гувернер-англичанин; кстати, и говорил он по-английски не хуже британского лорда. Никак невозможно было по его лицу заметить подлинные чувства и мысли. Бесстрастным голосом спросил:

— Благоволите сказать, откуда в Главном морском штабе такие сведения?

Каперанг в душе несказанно удивился. Не первый год работая в разведке, он знал, что агентурные сведения — святая святых, о них даже непосредственному начальнику не обязательно докладывать. Что, главе российской полиции это неведомо? Странно…

— Сообщают наши военно-морские атташе… — каперанг едва не добавил — из Германии, но вовремя удержался.

— Сожалею, но в Департаменте полиции подобных сведений не имеется. Однако прошу вас доложить адмиралу Авелану, что наши агенты в Европе получат срочные задания, а Петербургскому охранному отделению вменят в обязанность усилить наблюдение за столичными судостроительными заводами.