Страхи из новой коллекции - Селин Вадим - Страница 25

Кино продолжилось. В третьей части я опять был главным действующим лицом. Вот дискотека. Мне на голову падает зеркальный шар, мои ноги подкашиваются, я закрываю глаза. Кадр сменился, появилось кладбище. Я, обложенный цветами, лежу в гробу. Меня накрывают крышкой и опускают в могилу. Засыпают землей. Кадр сменился, и я увидел себя крупным планом. Изображение было серым. Камера, как я догадался, снимала в режиме ночной съемки. Итак, я сломал гроб и выбрался наружу… Эту картину, когда я лежал на разрытой собственными руками могиле, я тоже никогда не забуду.

Четвертая часть фильма показывала, как же вреден бывает загар в солярии…

Когда я вышел из комнаты, где стоял солярий, экран потух, кассета остановилась, и видик начал перематывать пленку назад.

Некоторое время в комнате было тихо.

— Ну как, впечатляет? — спросила наконец бабка.

— А почему не было эпизода с машиной? — невпопад поинтересовался я. Чувства испытывал непередаваемые, как будто по голове чем-то тяжелым ударили…

— А, да машина это так, всего лишь прием для усиления страха и тревоги, — махнула рукой старуха. — Неработающие мобильные телефоны — тоже.

— И что, со всеми вы так? В смысле, всех так снимали?…

— Сначала да, а потом, когда я увидела, что концентрация твоего страха самая сильная, переключилась на тебя, ты самый лучший изготовитель страха. Ты же сам видел, что спектакль с теплоходом был сделан для тебя, ведь это ты боишься замкнутых пространств…

— Но у Стаса тоже был страх на теплоходе. Он, по-моему, боялся оставаться один…

— Ой, да Стас это не то… Вот ты — то.

— А лес?

— Лес был рассчитан на тебя и Эфроимского Евгения. Он же высоты боится, вот и испытал страх перед мостом, натянутым над пропастью. Только все получилось не так, как я хотела. Вы должны были пройти дальше, наткнуться на домик лесничего и остаться ночевать в нем. Женя бы вышел на улицу собирать хворост, а ты остался бы в доме. Дверь бы захлопнулась, а Женька нечаянно устроил бы лесной пожар. Этот пожар и сжег бы тебя, запертого в домике… Ну да ладно, так тоже хорошо получилось, кто бы мог предположить, что вы додумаетесь сжечь мост.

— То есть все это было заранее вами спланировано? — удивился я.

— Конечно. У меня к тебе взаимовыгодное предложение… — начала бабка, но я ее перебил:

— Подождите вы со своим предложением! Женька где? Куда он делся? Почему в лагере никто ничего о нем не знает?

Бабка рассмеялась:

— Тут все просто. Я отправила его и еще нескольких ребят обратно домой, а у всех остальных стерла память, чтобы голову себе лишним не забивали… Так вот, я предлагаю тебе работать на меня.

— Как это?

— Ну-у, — старуха встала с дивана и принялась ходить по комнате, «раскочегаривая» новую папиросу, — я буду тебе платить хорошую зарплату, а от тебя всего лишь требуется бояться.

— Я не понимаю вас… — схватился я за голову.

— Чего ж тут непонятного? Ты, говорю, будешь бояться за хорошую плату. Я буду устраивать тебе ситуации, подобные тем, в которых ты побывал, и все, больше от тебя ничего не требуется.

— Не хочу! — отрезал я. — Глупость какая-то. Ни за что на свете не соглашусь больше бояться. И вообще, от своего страха я уже избавился, в лифте смогу ездить запросто. Что такое лифт в сравнении с гробом?

— Значит, не согласен?

— Нет. Откройте дверь, я выйду.

— Подожди, уйти всегда успеешь, особенно на тот свет. Давай еще побеседуем. Я хочу, чтобы мы подружились. Неужели тебе ничего не интересно у меня спросить?

Я оторопел. Действительно, чего я дурака валяю? У меня же накопилось столько вопросов!

— Зачем вам все это нужно? Как вы устраивали спектакли? Как переводили время назад? Вы волшебница? А как можно страхи в банках держать? А если вы знали, кто я, и даже кино про меня снимали, зачем же у Любы спрашивали, кто мы такие? — затараторил я. — И вообще, кто вы такая? Что я здесь делаю?! Я ничего уже не понимаю…

Бабка улыбнулась и села за свой стол.

— Так-то лучше. Будешь чай?

— Да, — не стал я отказываться.

Она включила электрический чайник, и, пока он нагревался, я разглядывал стеллажи. Сколько, оказывается, у людей страхов! Чайник нагрелся, старуха сделала чай, и я уселся на диван с горячей чашкой в руках. Чувствую, этот диван станет мне родным…

— Меня зовут Оксана Альбертовна Саакян. Я, Влад, непризнанный гений, — заявила старуха и, пощелкав «мышкой», выключила компьютер, на экране которого я увидел хорошо знакомую игру «Пасьянс». — Раньше работала в одном научно-исследовательском институте и разработала совершенно новый проект. Я придумала, как извлечь из людей чувства, а именно страхи. Понимаешь? Вообще-то по профессии я психолог, но потом переквалифицировалась в физика… В общем, тебе это не будет интересно, главное то, что я совместила свои знания из двух разных областей науки и, как я уже сказала, изобрела способ извлечения чувств… Свое внимание я акцентировала на страхах, ведь это так интересно! Я предложила руководству свой проект, но меня высмеяли и сказали, что это невозможно. Тогда я разозлилась и применила этот способ на том дурачке, который меня больше всех высмеивал. И… он сошел с ума от страха. Ах, все это так захватывающе, — восхитилась рассказчица. — Свой проект я долго совершенствовала, устраняла недочеты, на все это ушло несколько лет. И вот однажды я поняла, что работать надо не со взрослыми, а с детьми. Ваши страхи отличаются от страхов взрослых. Они мощнее, ярче, красочнее, плотнее, ощутимее… В конце концов открыла вот этот лагерь, который помогает и вам и мне: вы избавляетесь от своих страхов, а я их получаю. Уже многим детям я помогла, еще никто не остался не вылеченным. Вы же не задумываетесь, куда ваши страхи деваются, когда перестаете бояться, мне это только на руку. Я научилась страхи делать материальными. Вон, в баночках они стоят… Главное и парадоксальное то, что никто не знает, что их страхами может кто-то пользоваться. Вы, дети, избавились от фобий и рады — в темноте спите спокойно, на лифтах ездите, по мостам ходите, а я пользуюсь тем, что вам не нужно… Хотя могла бы неплохие проценты вам отчислять за эксплуатацию ваших страхов. Такая вот я умная, — заключила старуха.

— Но зачем они вам нужны, страхи? — растерялся я, не понимая, серьезно ли говорит бабка или шутит. И в порядке ли у нее с головой? Судя по фанатичному блеску в глазах, какая-то чудинка в ней точно есть…

— Да как же ты не поймешь, — с их помощью я могу сделать все, что захочу. Например… Да, забыла сказать важную вещь: я обожаю кино, сама с детства мечтала стать режиссером, но родители заставили меня учиться на психолога… А сейчас я поняла, что могу стать самым великим режиссером в мире. У меня получится (я уже проводила испытания) пропитывать пленку концентратом страхов, и, значит, люди испытают настоящий страх, а не посмеются, когда увидят в моем фильме отрезанные головы. Ты еще очень мал и, наверное, не знаешь, что главное в любом искусстве — достоверность. Хороший писатель лишь тот, который заставляет людей, читающих его книги, испытывать разные эмоции — смех и грусть, ярость и страх, а не пролистывать, позевывая, странички… Художник станет великим, если его картины заставят человека верить в то, что на них изображено, восхищаться, думать: а может, и правда такое есть? Ну а режиссер чем-то схож с писателем — фильм можно смотреть невнимательно, перематывать скучные моменты, а можно неотрывно следить за каждым кадром и в конце подумать: «Какой же классный фильм! Как натуралистично его сняли!» — Эмоционально закончив эту фразу, старуха замолчала и, шумно прихлебывая, стала пить чай.

— Сколько вам лет? — глупо спросил я, подумав: «Не поздно ли на склоне жизни великим режиссером становиться?»

— Тридцать пять, — сказала… «бабка», чем ошарашила меня.

— Ой…

— Что, плохо выгляжу? — усмехнулась она. — Наука еще не то с людьми делает… Мне не до красоты было… Вот разбогатею, приведу себя в порядок, и все падут к ногам моим… — пророчила Оксана Альбертовна, кивнув на свои ноги, обутые в дырявые тапки.