Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 24

— Пусть попробует.

— Есть.

— Не забывайте, не мы одни играем на этом «поле». А при существующих ставках любая ошибка может стать больше чем ошибкой. Это будет поражение. Вы понимаете, что это означает для вас лично?

— Вполне.

— Действуйте.

Глава 26

До аэропорта Олег добрался на такси. Взял билет до Москвы. Несколько раз попытался дозвониться до водителя по оставленному ему персональному сотовому — тщетно. Беспокойство шевельнулось и пропало. Какой смысл теперь тревожиться о чем-то заранее? Никакого.

Ожидая посадки, Гринев съел несколько бутербродов и выпил три чашки кофе.

Глаза все равно слипались. Он забыл, когда высыпался в последний раз.

В зале ожидания внимание обратили на себя двое. Взбалмошная девчушка лет двадцати с небольшим. Она непрестанно болтала по сотовому. И — лысеющий обаятельный весельчак. По мобильному он говорил мало, отвечал кратко; в Барселоне он был, как и Олег, недавно и по делам: загар нездешний, подмосковный. Остальные — типичные отдыхающие.

Весельчак уже пропустил четыре рюмки бренди, вертелся на высоком стуле, как заводной, заигрывал с девушкой-барменом, сорвался от стойки, смотался в «duty-free», вернулся с бутылкой дорогого коньяку, уболтал девушку за стойкой на два пустых стаканчика, оставив ей какую-то мелочь, огляделся, подсел за столик к Олегу:

— Надоело переводить деньги на их «drinks». He составите компанию? Меня зовут Алексей. Можно Леша. Я вижу, вы тоже здесь по делам? — Он кивнул на отдыхающих. — Эти так устали от отдыха, что с ними не выпить. А если и выпить, то не поговорить. Как здесь кофе?

Произнеся все это скороговоркой, он успел открутить пробку, разлить коньяк, придвинуть стаканчик, улыбнуться искренне и добродушно:

— За знакомство?

Фамильярностей Олег не любил. Но есть у некоторых людей такое качество: быть беззаботно-ненавязчиво обаятельными. В другое время Олег с радостью поболтал бы с ним, но не теперь.

Он улыбнулся одними губами:

— Извините, я за рулем.

— В смысле?

— Доктор запретил.

— Что, совсем?!

— Почти.

Леша расцвел широкой улыбкой:

— А вы дайте ему штуку баксов, и он вам все разрешит. Ваше здоровье! — Он опрокинул стаканчик, перевел дух, блаженно прищурился, глянул на другой стаканчик:

— Отказываетесь?

— Решительно.

— Очень напрасно, — произнес он с чувством и тут же опрокинул без церемоний. — Если передумаете, подходите. Я в хвосте. Курю без меры, зато экономлю на билетах. Вы, случайно, не первым классом?

— Нет.

— Очень правильно. Как учит наша навязчивая реклама, если все летим одним бортом, — зачем платить больше?

— Имидж.

— Вот-вот. Престиж. У меня свой бизнес, но не настолько раскрученный, чтобы я мог позволить себе роскошь тратить деньги на глупые понты. А вы возьмите аристократов? Я знавал некоторых: несчастные люди...

Объявили посадку. Олег изобразил губами вежливую полуулыбку, прервав азартную речь:

— Кажется, нам пора.

Олег откинулся в кресле, закрыл глаза. «Под крылом самолета о чем-то поет...» Лайнер взлетел, оставляя внизу край лета и солнца.

Ему стало грустно. А что, если Чернов прав? И все его расчеты — иллюзия? А разве у него есть выбор? И был ли он когда-нибудь? А сейчас он уже ввязался.

Известно, что самый быстрый способ закончить войну — проиграть ее. Вот только проигрывать нельзя. Никак нельзя.

Как сформулировала та незнакомка: если это твоя война — воюй, если не твоя — отдыхай. Но если ты мужчина, ты должен каждый день доказывать самому себе и миру, что это так. Поэтому выбора нет. Только вперед и вверх.

Лайнер набрал десять тысяч. Далеко внизу ухоженные, словно игрушечные, европейские городки. И жить здесь удобно. Но очень скучно.

Впрочем, им не скучно. Они просто живут. Как деревья в лесу. Может быть, они уже заслужили этот отдых столетиями войн? А Россия — еще нет? Она еще хочет что-то доказать — себе и миру? И это стоит миллионов поломанных жизней и прерванных судеб? Бог знает.

Не ему, Гриневу, решать. Он просто должен сделать свое дело. Завершить начатое. И — победить. Потому как все, что кроме победы, — поражение. И пусть всякая победа пиррова, и пусть ради достижения цели многие перечеркивают отмеренные им жизни... И пусть победитель не получает ничего, кроме первенства.

Это и есть жизнь. Быть или не быть? Только быть. И если быть, то быть первым.

Глава 27

— Можно я пересяду к вам? — обратилась к Олегу вышедшая из салона первого класса девушка. Сколько ей лет — на взгляд он определить не смог. Больше восемнадцати, но меньше тридцати. И была она не похожа на девиц, летающих бизнес-классом. Те бывали «привлекательными девушками обыкновенной наружности».

Или, как писали в старых сыскных документах, «внешность обыкновенная». Веснушки тщательно затираются, бровки тщательно выщипываются, волосам придается модный колер. Барышня старается обрести индивидуальность и становится похожей на всех-всех-всех. Откуда это? Из детской классики: «Винни-Пух и все-все-все».

Мысли эти пронеслись стремительно, ответить Олег не успел, девушка уже присела рядом:

— Я ужасно боюсь летать. Ужасно. А в первом классе летят надутые индюки и индюшки. Мне и сидеть с ними рядом тошно.

— За деньги, уплаченные за билет, можно и потерпеть.

— Может быть. Только вы не подумайте... Я просто попутчица. И немного боюсь летать. Вот и все. Олег молча пожал плечами.

— Знаете, чем самолет отличается от жизни? — спросила незнакомка.

— Ощущением полета.

Девушка улыбнулась:

— Вы это сказали просто так, но ведь вы так не думаете.

— Не думаю.

— Поддерживаете разговор?

— Стараюсь быть вежливым.

— Спасибо. Так вот: в жизни людям только кажется, что они что-то выбирают, а по большому счету все движутся в одну сторону... Вы понимаете, о чем я?

— Отчасти.

— Но в жизни как в поезде: у всех разные пункты назначения и... выходят все в разное время. А здесь... Кем бы ты ни был — миллиардером или стюардом — все закончится для всех одинаково хорошо или одинаково плохо.

— Очень оптимистичное замечание.

— Кажется, вы не относитесь ко мне серьезно, — погрустнела девушка. — Мне уже двадцать два, а я не нашла себе лучшего занятия, чем думать о том, что.же такое на самом деле наш мир: поезд или самолет?

— Может быть, потому, что вам нет необходимости заботиться о хлебе насущном?

— Может быть. Мои родители развелись, у папы свой бизнес, у мамы — свой, и каждый из них хочет перещеголять другого во внимании ко мне. У меня несколько кредиток. И много свободного времени.

— Бедное дитя.

— Иронизируете?

— Чуть-чуть.

— Хотя меня нужно пожалеть.

— Да?

— У моих родителей своя жизнь, я их почти не вижу, вот они и компенсируют свое невнимание ко мне деньгами.

— Деньги порой бывают самым действенным способом заботы. Они избавляют от тягостных проблем.

— Тягостные проблемы — это болезни?

— Не только. Есть еще и бедность, и даже нищета. И часто, чтобы вырваться из нее, люди тратят всю жизнь. Тратят глупо, скучно, безэмоционально. Без остатка.

— Скучные и необходимые вещи...

— Забота о пропитании.

— Вы говорите, как кальвинистский пастор.

— На десяти тысячах метров мы ближе к Богу.

— А вот это глупость.

— Нужно чем-то время занять. Лучше глупостью, чем пошлостью.

— Одно другого стоит. Хотя... Вы занятный. И не выглядите бомжем.

Олег рассмеялся искренне:

— Самое смешное, что я бомж и есть.

— Давно?

— Почти сутки. Девушка пожала плечами:

— Тогда, судя по вашему развеселому и вполне респектабельному виду, это для вас просто хобби. Нет, вы точно занятный.

— Почему?

— Вы не стараетесь понравиться.

— Одни люди стараются нравиться, другие — нет. Что в этом особенного?

— Все дети всегда хотят нравиться. А когда вырастают, начинают бояться.