Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Огонь на поражение - Катериничев Петр Владимирович - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

– Мне предложили партию французского белья. Хочу, чтобы ты примерила. Мне нужно видеть, как это смотрится.

Линда произносит это с мягкой улыбкой. Девушка перевела дыхание.

– Хорошо. – Подняла руки, начала расстегивать блузку.

– Отодвинь среднюю створку шкафа. Это зеркало.

Зеркало – огромное, подсвеченное невидимыми матовыми светильниками. Девушка разделась перед ним донага. Распечатала пакет, надела коротенькую, до пупа, маечку, белые гольфы. Больше в пакете ничего нет.

– Надень туфельки и пройдись, – приказала Линда, Она нажала еще какую-то кнопку, – в комнате зазвучали мерные удары метронома.

– Умница. Ты умеешь ходить. Училась?

– Три года назад, на курсах манекенщиц.

– Белье тебе идет. Девочка-недотрога… Ты мне нравишься. Подойди к столу.

Линда встает из-за стола. Оказалось – одежда на ней только сверху: блузка, жакет. И больше ничего. Только короткие черные сапожки.

– А я тебе нравлюсь?

Подходит к девушке, в одной руке у нее стек, в другой – ремешок с ошейником.

Саша застывает на месте. Шепчет одними губами:

– Нет… Пожалуйста… Нет… Стучит метроном. Гулко, громко.

– Да. Я этого хочу.

Ошейник со щелчком замкнулся на шее девушки. Линда прислонилась ягодицами к столу, широко расставила, ноги. Резко дернула за поводок:

– Ну! На колени! Я жду!

Девушка опустилась на колени, подняла заплаканное лицо:

– Я никогда этого не делала…

– Что-то всегда происходит впервые, – усмехнулась Линда, жестко притянула девушку за волосы, откинулась чуть назад, прикрыв глаза, покусывая губы.

– Да… Вот так… Да…

Саша плачет, уткнувшись лицом в подушку. На ягодицах и спине красные полосы – следы ударов стеком или узкой плетью. Рядом – искусственный член. Линда расслабленно сидит в кресле напротив, курит сигарету.

– Сегодня ты свободна. Завтра и послезавтра – тоже. А в пятницу придешь в это же время. И принесешь мне букет ивовых прутьев. Тонких, свежих ивовых прутьев…

Линда встает с кресла, бросает на кровать рядом с девушкой пять стодолларовых банкнотов.

– Ты мне очень понравилась. Очень. А теперь – одевайся и марш отсюда. Мне нужно работать.

Линда сидит за столом, сосредоточенно разбирая бумаги. Девушка, полностью одетая, подкрашенная, подходит к двери.

– До свидания, – произносит она тихо, словно задаст вопрос.

– В пятницу в десять, – поднимает голову Линда. Лицо ее на мгновение смягчилось. – И не забудь про букет…

Саша вышла из здания офиса. Походка ее неуверенная, а по покрасневшим векам, несмотря на макияж, видно, что она плакала.

За ней из машины наблюдает человек – черная шляпа, длинный черный плащ, темные очки. Поднимает трубку радиотелефона, набирает номер.

В кабинете Линды мелодично запел зуммер. Поднимает трубку.

– Ты?! Надо же, пропажа!.. Рада? Да я просто счастлива… Сейчас? Прямо сейчас?.. – Щеки Линды порозовели, она облизнула губы. Голос ее чуть сел от волнения:

– Ну конечно, раз ты хочешь… Пять минут… Я просто отменю встречу.

Я от тебя без ума, ты же знаешь!..

Линда кладет трубку. Набирает номер.

– Что с «Юнион трек»? Не надо оправдываться. Я это предвидела. Хорошо, еще сутки. Но – ровно сутки. Если не будет сделано, можете считать себя свободными.

От работы? И от жизни тоже! – Линда нажимает отбой, вскакивает из-за стола, бежит к зеркалу, вытряхивает сумочку – хватает лихорадочно и помаду, и щетку для волос. Глаза ее блестят, крылья тонкого носа раздуваются в предвкушении небывалого наслаждения…

Линда стремительно выходит из здания фирмы, проходит полквартала, сворачивает в переулок – узки й, нежилой. Только два металлических контейнера для мусора. В конце переулка – «БМВ». Рядом с машиной стоит человек – длинный черный плащ, широкая шляпа, очки.

Женщина замедляет шаг, дышит взволнованно.

– У тебя сегодня такой необычный наряд… Это так сексуально… Мы поедем куда-то?.. Или… Хочешь прямо здесь?.. Я без ума от тебя… Я хочу тебя…

Может, ты хочешь поиграть… В похищение?.. В изнасилование?.. Я сделаю все, что ты хочешь… Здесь, сейчас… На мне нет ни колготок, ни трусиков… Что у тебя под плащом?.. Я забыла тебя, я хочу посмотреть… – Линда шаг за шагом приближается к человеку в плаще.

Человек медленно вытягивает руку из кармана. Кисть белая, тонкая, изящная.

В ней зажат пистолет. Тупое рыло глушителя направлено Линде в грудь.

– Я немножко боюсь… Меня это возбуждает… Ты хочешь этим?.. Ну, пожалуйста, распахни плащ… Я хочу увидеть твое тело… Если не позволишь, я даже не буду касаться его…

Палец медленно ведет «собачку». Линда встречается с человеком взглядом.

Желание и изумление в ее глазах сменяются ужасом.

– Нет… Пожалуйста… Нет… Пистолет подпрыгнул в белой руке. Еще. Еще.

Линда медленно сползает по металлической стенке контейнера. Глаза ее открыты.

Она мертва.

* * *

Толстый Ли спокоен и величествен. Очки в металлической оправе, кажется, вросли в плоское лицо, всегда брезгливо опущенные уголки рта и тяжелая невозмутимость укрупненных толстыми линзами глаз делают его похожим на большого партийного бонзу.

Светлый плащ распахнут, под ним – очень дорогой костюм, белоснежная сорочка, чуть старомодный галстук. Вместе с ним за столом – двое худеньких вьетнамцев, похожих на подростков. Высокие белые кроссовки, теплые батники, пуловеры, длинные плащи-реглан. Но, как это бывает с восточными людьми, одетыми по-европейски, все кажется надетым с чужого плеча, ношеным, не очень чистым – словно эти люди и спят так, не раздеваясь.

Толстый Ли не спеша прихлебывает из пузатого бокала. Нельзя сказать, что коньяк ему особенно нравится. Как и этот варварский кабак, где люди не умеют насладиться ни едой, ни питьем. Спешат, спешат… Европейцам все время нужно чего-то достигать, жить они не успевают. Такой мудростью – жить – обладают только восточные люди. Познавшие путь Дао.

Толстый Ли – китаец. Но родился во Вьетнаме, и ему приходилось это скрывать. Скрывать свое восхищение Поднебесной – что может быть горше?.. Но Толстый Ли из этого извлекал наслаждение, особое, вряд ли понятное европейским варварам.

Он отхлебнул из бокала. Посмаковал губами. Ли не любил выпивку, но коньяк помогал скрывать брезгливость. И к этим двум глупым вьетнамцам, и ко всем окружающим.

Нгуен и Джу. Это его люди. Особо доверенные. Обоим немного за двадцать, но под мальчишеской внешностью скрыты драконьи зубы. Оба смелы, беспощадны и необычайно жестоки. В пытках, какие они применяли, врагов ломала даже не боль, а та виртуозная, изощренная жестокость, которой их жертвы не могли постичь. Притом ни Нгуен, ни Джу не принимали наркотиков, не употребляли алкоголя – им просто нравилось то, что они делали.

Этого европейцы не понимали и не могли понять. А Толстый Ли понимал. И использовал. С помощью таких вот ребят он сумел объединить раздробленные группки вьетнамской мафии, сумел справиться со среднеазиатами и сохранить то, что осталось. А потом стал приумножать.

Толстый Ли уважал русских. Ибо только их не мог постичь. Они были странные.

Ли не забыл случай двухгодичной давности. В забегаловке недалеко от общаги, где квартировали вьетнамцы, завсегдатаем был Ваня. Спившийся алкаш, худой, жилистый, с багровым в прожилках лицом. Доедал, что оставалось, допивал, что выставляли, наверное, где-то чего-то приворовывал или подторговывал на «товарке»… Ли удивлялся, как он вообще жил: судя по лицу, от печени, почек, желудка у Вани осталось одно наименование.

Вьетнамцы, заходившие принять стаканчик, к Ване привыкли. Над ним надсмехались, иногда зло, он был на побегушках и на принесушках, его шугали совсем уже глупые чернорабочие из вьетнамцев, – Ваня только улыбался дурашливо да клянчил допить, что осталось.

А тут однажды затащили вьетнамцы за забегаловку девчонку – местную давалку малолетнюю, какая по неизвестной причине вьетнамцами брезговала и давала только кавказцам с рынка. Ее раздели, заткнули рот пачкой мелких купюр, сначала насиловали по-всякому вшестером, потом зубы повыбивали, чтобы не мешали, и в рот использовали… Веселились вовсю. Разрезвившийся Хитрый Ван зачем-то перебил девчонке пальцы на руках и ногах, а на спине вырезал ножом неприличное русское слово и велел тушью залить – пусть память будет…