Беглый огонь - Зорич Александр - Страница 43

– У тебя истерика, сталкер, – строго оборвал меня Тополь.

– А вот и нет, брат. – Я наконец нашел свой жестяной коробок с солью.

Соль в Зоне – это жизнь. Согласны?

Не согласны?

А вот был случай. Со сталкером по кличке Хе-Хе.

Парень в Зоне попал под Выброс. Выброс-то он переждал, конечно, но, как поется в песне, «а поутру они проснулись – кругом примятая трава». В случае Хе-Хе трава были примята гравитационными аномалиями. Причем – везде вокруг схрона Хе-Хе в радиусе метров пятьдесят.

Что оставалось ему делать? Ждать, пока конфигурация аномалий не изменится.

А она не менялась – месяц.

Сперва он съел все, что было в рюкзаке. А потом… Потом ему один раз – только один раз! – повезло, и он настрелял ворон. Много. Аж восемь.

У Хе-Хе была соль. Целая пачка. Поэтому он смог засолить воронье мясо. И ел его три недели. Запивая дождевой водой.

А если бы соли у Хе-Хе не было…

У соли еще много других применений – например, ею хорошо оконтуриваются некоторые новые аномалии из числа появившихся в последние годы.

– Володя, студень подбирается, – сообщил Тополь.

– Внимание. Не спрашивай меня почему, но сделать надо так.

После чего я изложил Тополю свою теорию. Она основывалась на эксперименте с болтом, который я случайно застал в лагере ученых у Добровольцева.

– …Уверен, – тараторил я, – что он в студень налил гипохлорит натрия. Не спрашивай почему, но после этого болт у него взлетел. Ну а мы посолим студень, понимаешь? Потому что поваренная соль это «натрий хлор», то есть хлорид натрия, ага? Ну и какая разница – хлорид или гипохлорит? Никакой! В любом случае действующим веществом будет хлор!

– И что? – спросил Тополь, опасливо косясь то на меня, то на студень, который облепил уже все скаты нашего холма и стоял в считанных метрах от наших подошв. При этом меня, похоже, Тополь принимал за помешавшегося от страха идиотика и боялся немногим меньше, чем студня. – Что? Ты полагаешь, если болт полетит, то и мы полетим? Болт-то железный, с ним все ясно.

– Фигня! Мы уцепимся за автоматы! Автоматы точно вверх потянет! А значит, и нас тоже!

Студень поднялся еще на ладонь. Это означало, что отведенное нам пространство на вершине холма сократилось еще больше и равнялось теперь по величине крошечной ресторанной эстраде. Не знаю, почему у меня возникло именно это сравнение, с эстрадой… Наверное, обстановка располагала к тому, чтобы запеть что-нибудь прочувствованное вроде «Ч-чуть пом-медлен-нее, студень, ч-чуть пом-мед-лен-нее…».

– Так что, и правда будем его солить? – переспросил Тополь.

– Готов выслушать другие предложения.

– Еще можно помолиться.

– Ты молись, а я буду солить.

Сказано – сделано.

Я надел «Грозу» через грудь так, чтобы она никак не могла улететь в небо без меня при внезапной инверсии вектора всемирного тяготения или там «магнитной антигравитации», не знаю, как сказать. Затем я подошел к студню как можно ближе, надеясь ощутить хоть какой-то эффект.

Увы, «Гроза» не полегчала ни на грамм.

– Ну как? – поинтересовался Тополь.

– Ждем пока. Это же эффект Добровольцева, он так быстро не проявляется, – авторитетно сказал я.

– Ну-ну.

– Что «ну-ну»? Что «ну-ну»?! – Я разозлился. – Вечно ты отмалчиваешься! Ну скажи уже, что Комбат скотина! Что, если бы не Комбат, ты бы сейчас спокойно бил баклуши с анфоровцами! А?! Тополь?!

– Если бы не Комбат, которого мне пришлось допрашивать и обзывать «задержанным», – Тополь пожал плечами, – меня бы скорее всего убили мутанты на Речном Кордоне. Помимо прочего, это именно ты притащил с собой Лодочника, которому хватило ума свалить из опорного пункта на грузовике с генератором удачи.

– С каким, ты сказал, генератором?

– Удачи. Я тебе сейчас выдал одну из главных государственных тайн Милой Франции. Но это не играет никакой роли – сразу по двум причинам.

– Ну, первая причина в том, что нам обоим наплевать на сохранение гостайны какой-то Милой Франции. – Я криво ухмыльнулся.

– Вот именно. А вторая в том, что нам – кранты. Сам я застрелиться не смогу, рука не поднимется, так что очень тебя прошу: сделай это для меня. Не хочу растворяться в этом вот, – Тополь провел рукой над зловеще колышущимся студнем, – заживо.

– Погоди-погоди… А ну-ка… – Я прикинул свою «Грозу» на вес, затем подступил к студню поближе… Ужас! До него было к тому времени меньше двух шагов!

Я повернулся к Тополю. Я торжествовал. Это был подлинный триумф прикладного знания в моем лице.

– А вот проверь-ка свой винтарь, сталкер.

Тополь, однако, медлил.

– Проверь-проверь.

– Ого! – Тополь был сражен наповал. – Ого! Меньше килограмма! Да и сами мы, кажется…

Нет, никуда мы не полетели. Полноценной победы над силами всемирного тяготения не вышло.

Эффект больше всего напоминал работу «волчьих слез», которые, как известно, как бы съедают часть веса грузов, рядом с которыми находятся.

Сами мы с Тополем почувствовали, что стали легче раза в полтора. Наши автоматы – раз в пять. Однако они не взмыли в небеса, как болт в лаборатории Добровольцева. Видать, соли оказалось маловато…

Если бы студня прибыло еще на чуть, нас с Тополем ждала бы смерть. Либо мгновенная – от собственных пуль, либо медленная и мучительная – от этой дьявольской субстанции.

Если бы…

Но студень дальше не пошел.

Там, где я посыпал его солью, наметились отчетливо различимые белые разводы. Они курились легким дымком, затем начали желтеть. Шел какой-то бурный процесс… Студень, кажется, терял пластичность, твердел… Формировались этакие рубцы, хрящи, черт знает что еще…

Но быстрее, чем мы успели досмотреть это удивительное химическое представление до конца, студень начал отступление. Уже через минуту студень остался только у подножия холма. А еще через минуту Тополь, вскинув бинокль к глазам, радостно заорал:

– Есть, есть проход!

– Ты о чем? – Меня не держали ноги, я сел, я просто не мог поверить, что все обошлось.

– Есть проход, Комбат. Студень перемешал аномалии, теперь пройдем.

«А вдруг он живой, этот студень, – некстати подумал я. – Живой – и соли боится. Ведь боится же черт ладана?»

Что ж, нет худа без добра…

Чтобы как-то разбавить адреналин, мы сжевали по паре крекеров и двинули почти строго по азимуту двести двадцать.

«А обломки-то вертолета небось студень сожрал… – невесело размышлял я. – И как после этого прикажете контейнер искать? Как?!»

– Впереди двадцать шагов, четыре левее – воронка, – докладывал Тополь, кажется, уже в десятый раз, а я машинально подтверждал:

– Двадцать, четыре, воронка, понял.

Потом мы менялись. Я становился «отмычкой», я шел впереди, прокладывая хитроумный, извилистый маршрут. Бубнил в рацию сведения об аномалиях. Швырял гаечки. Ждал подтверждений от Тополя. Если была возможность – обезвреживал аномалию при помощи подручных средств. Если не мог сам – звал на помощь Тополя.

Мы прогрызались через полосы аномалий, как саперы – через минные поля. Мы работали.

Но работа работой, а мечтаний о достойном вознаграждении никто не отменял. Что будет, если я не найду контейнер для этого проклятущего Рыбина? Плохо будет. Получится, что я за собственный счет устроил себе и Тополю многодневную прогулку по Зоне. Конечно, выручка от «звезды Полыни» подсластит пилюлю, но ее придется делить с Тополем. Мне не жалко, но на двоих – это уже и не столь астрономическая сумма.

Как же, как искать контейнер?

«Да и что там искать, – вдруг дошло до меня, – если контейнер наверняка сожран студнем заодно с обломками вертолета?»

Такой оборот дел – а в ту минуту он показался мне более чем вероятным – меня настолько не устраивал, что я остановился будто громом пораженный.

– Что такое? – тревожно спросил Тополь.

– Да вот… вроде зыбь… – принялся на ходу врать я, – справа семь… вперед восемь…