Банкир - Катериничев Петр Владимирович - Страница 44

— Нет. Не отказался.

— То-то. Потому как понимаешь: вслед за этими двадцатью и еще двести прихлынуть могут, а как дело на рельсы встанет… Те швейцарские гномы, что сейчас сокровищницы свои лишь по команде раскрывают-закрывают, соблазна не выдержат, и потекут в матушку-Расею денюжки золотою речкой, и свои, что от смуты за буграми схоронены, и заемные… Вот и подымется держава… И я, сирый, в стороне не останусь, не прогадаю: от одной только игры на повышение-понижение такой капиталец сколотить можно, что Ротшильдюга от зависти бы лопнул! Или не так?

Герасимов преобразился мгновенно. Только что был вроде костромской мужик, рассуждавший об «расейском бездорожье» после принятой рюмки, простой и незатейливый, как офицерский околыш времен Первой мировой; сейчас он откинулся на спинку кресла, взгляд стал цепким и жестким, не отпускающим глаза Решетова ни на секунду.

— Что происходит, Кришна?

Снайпер устал, и это его удивило. Он привык ждать, а здесь… Что-то было странное в этом сидении в норе, в постоянном напряжении, когда не видно ни неба, ни солнца, а только монотонная белая степь, чуть в отдалении — окруженный высоким сплошным забором особняк, словно спичечная коробка… И вдруг — Али понял. Не было определенности: стрелять, не стрелять… И куда-то уходило, улетучивалось то теснящее грудь чувство, которое Али для себя и называл готовностью к бою… Вернее, даже не к бою — готовностью выиграть бой! А здесь… Или он ничего не понимал, или… бой здесь идет всегда, тихо, подспудно, бесконечно, и сонная тишь этого леса обманчива, и эти неспешные и кажущиеся безалаберными люди, такие уязвимые в его горах, здесь, на своей земле, неуязвимы?..

Шайтан! Отсюда нужно убираться, и чем скорее, тем лучше! Тревога, которую он ощущал, была вовсе не волнением перед схваткой… И еще: он чувствовал себя вовсе не в засаде, а в ловушке!

Али верил своему чутью. Чутью бывшего мальчугана-горбуна, получавшего зуботычины и пинки везде и всюду, он уже десятилетним научился предугадывать источник возможных неприятностей. А позже, когда стал воевать… Али любил войну. Говорят, были времена, когда на их земле не воевали… Али слушал это, как сказку, и особенно не верил. Сколько он себя помнил — была война. Да, он любил войну: она сделала его тем, что он есть — уважаемым человеком. И еще — он умел чувствовать войну. Он чувствовал ее здесь, на этой земле, но она была чужая, он не знал ни ее правил, ни ее бесправия… Будь Али на своей земле, он немедленно покинул бы эту засаду-ловушку, переменил бы и место, и условия… А так…

И еще… Он ощущал себя здесь вовсе не воином, а все тем же мальчиком-горбуном, беспомощным, бесправным, ненавидимым всеми за врожденное уродство, словно он носил на себе чей-то чужой грех…

Он устал ждать.

Инстинктивно снайпер вдавил в плечо приклад винтовки. Так было спокойнее.

Как бы там ни было, а в этой заснеженной стране это его единственный друг. А скорее… Али вдруг с пустой, щемящей отчетливостью понял — это его единственный друг на всей холодной земле.

«Что происходит, Кришна?»

Константин Кириллович Решетов не спешил отвечать. Он думал. Прокачивал ситуацию. Вроде все сходилось. Он тоже вышел на Геракла. Заметил его активность. Оценил. Они шли параллельными курсами и рано или поздно должны были пересечься. И он сам, и, как выяснилось, Геракл высчитывали и траекторию, и условия, и выгоды этого будущего пересечения. Вот только произошло оно не в самое лучшее время… Или — лучшего времени просто не бывает, нужно его создавать, упорно, шаг за шагом, всегда?.. Нет, сейчас не до философий. Банкир выложил свои карты на стол, вниз «рубашкой». Остается решить для себя лишь одно — единственная ли это колода у старика?

— Константин… Деньги у меня готовы, я их держу без движения. Я ждал твоего первого хода — а его нет. Ты — молчишь. Твои деньги молчат. Кто-то готов стать генеральным инвестором за смешные вложения двух десятков российских промышленных гигантов, но это не мы с тобой… Почему? Свободных денег за нами, если разобраться, уж никак не меньше, чем у какой-нибудь «Ферст бостон», а то и ЮБИКа с АБИКОРом[2]. Только… Константин… Наши деньги «стоят», не работают.

Ждут деньги, ждут люди, они мне верят, хотя потеряли уже в этом «великом стоянии» таки-и-е суммы… Понятно, что рядом с названными оно все мелочь, но… Константин, я не мог ошибиться, и я не ошибся… Но люди недовольны, крайне недовольны, они теряют реальные деньги, их одолевают сомнения, с тем ли человеком они связались… И итогом этих раздумий вполне может быть пуля. Не в Швейцарии живем… Но я не ошибся, а поэтому я спрашиваю, что происходит, Константин?!

Решетов, казалось, слушает, но не слышит. И действительно, он пытался вникнуть вовсе не в слова, а в ощущения… И кажется, не обманывался… Решение пришло мгновенно. Мысль была настолько глупа и проста…

— У меня возникла проблема… — произнес он спокойно. — Как раз три месяца назад.

— С такими деньгами, которыми располагаем и вы, и я, проблем вообще не бывает. По крайней мере, нерешаемых.

— Деньги — тлен. Люди — все.

— Так, значит, у вас не проблема, а человек. Как замечал Отец Народов: есть человек, есть проблема, ну а нет — так и нет.

— Или — наоборот.

— Проблемы появились потому, что исчез человек?

— Вот именно.

— Что же было завязано на этого человека?

— То же, что на вас и на меня.

— Деньги?

— Невероятно большие деньги.

— Константин, ты хочешь сказать…

— Именно.

— Человек, имеющий отношение к передвижению названных сумм, разгуливал у тебя сам по себе, словно мартовский кот?

— Не совсем кот, и совсем не мартовский, но… — Константин… Если бы я тебя не знал… Но ведь это… Это противу всяких правил!

— Вот именно. Слава Богу, не в Швейцарии живем! Правила не соблюдаем, понятия — имеем. Вы ведь разъезжаете в банальной «тридцать первой» в компании одного водителя…

— О том, что на мне висит, не знает ни одна живая душа.

— Теперь знает.

— Нет, знают еще люди… Но они знают и другое: снести мне башку — это все одно, что застрелиться.

— Самоубийц по нашим временам хватает. Многие даже не подозревают об этом.

— М-да… Константин, а ты уверен… Я имею в виду…

— Абсолютно. Чтобы начать действовать, этот человек должен получить от меня «ключ».

— Слово?

— Скажем так: по-ня-ти-е. Без него вся мозаика, существующая в его мозгу, в его памяти, в его фантазиях, не имеет никакого смысла.

— Что с ним сталось?

— Пропал.

— Константин… Еще вопрос… Что-то здесь я не понимаю… Ведь это риск, риск весьма серьезный… зачем тебе было нужно так подставляться? Ты… Ты не допустил ошибки?

Сам Решетов спрашивал себя об этом неоднократно. Но… Он помнил Сережу Дорохова маленьким…

Как-то они играли с Сережей в шахматы. Шахматистом Константин Кириллович был неважным и играл, пожалуй, только на пол-уровня лучше, чем его семилетний противник. Поэтому не поддавался. Они поочередно «зевали» фигуру за фигурой, пока Сережин король не оказался прижат вплотную двумя турами Решетова к краю доски. До мата ему оставалось два хода. Решетов вовсе не собирался расстраивать ребенка и размышлял над тем, как свести к ничьей, да так, чтобы пацан не заметил… А пацан…

Он выудил откуда-то из кармана пробку от лимонада, поставил на доску и ловко, одним щелчком, сбил черного короля.

«А без короля играть нельзя!» — тут же резюмировал мальчик.

«Но так ведь не по правилам», — улыбнувшись, заметил Решетов.

«Ну и что? Я же не хочу проиграть! — Задумался на минуту, добавил:

— У меня это как будто засада. Вы про нее не знали, но кто же говорит про засады?..

Ничья?..»

Константин Кириллович улыбнулся:

«Пока — ничья. А ты не боишься, что в следующей партии я сделаю что-то подобное?»

«Не-а… Я чего-нибудь новенькое придумаю».