Банкир - Катериничев Петр Владимирович - Страница 11

— Они много пили?

— Достаточно. Никак не меньше бутылки на человека.

— Дальше!

— Пациент схватил со стола пистолет и двумя выстрелами — это было невероятно быстро, в течение одной секунды, — убил обоих наповал. В голову.

После этого… После — он застыл, словно слепой… Я был жутко напуган и понимал, что сейчас этот человек в состоянии, называемом «фрикаут» или «даун» — жуткое, чудовищное восприятие действительности… И он убьет меня, как только заметит…

А он бросил пистолет в угол, осторожными шагами двинулся по каютке — словно на ощупь… Я — дурак!.. Я же видел, как он нащупал уже трап и собирался выбраться на палубу — там он непременно упал бы за борт. Но я был страшно напуган, почти не контролировал себя… Тем более действие наркотика было явно: у пациента, полагаю, был как раз момент притупления восприятия окружающей реальности… Осторожно и бесшумно я сумел подобраться к столу и взять длинный препарационный скальпель… Потом так же неслышно двинулся к нему…

— Скальпелем легко убить человека?

— Человека вообще легче убить, чем принято считать. В данном случае — просто не-е-ежно провести лезвием по шее… Мужчина стоял всего в шаге, спиной, я занес скальпель… И тут — резкая боль пронзила меня, в глазах помутнело и я потерял сознание… Хотя, наверное, не сразу, но я не чувствовал и не ощущал ничего вокруг, кроме собственной дикой боли… Вот все, как оно было.

— Что с объектом могло произойти потом?

— Скорее всего он выпал за борт и утонул.

— Он мог выжить?

— Это было бы чудом, а чудес, как известно, не бывает. После той дозы, что он получил, не живут.

— Но он же сумел убить четверых, — усмехнулся Хозяин. — После смерти, если считать по-вашему.

— Вы ошиблись, троих. Нет. Выжить ему не дано. Я ученый-практик. Ни одного шанса. То, что с ним произошло, — просто предсмертный немотивированный криз.

Кстати, этим объясняется и исключительная сила, и скорость его реакции. Ну а сразу после этого наступает, как правило, кома, агония и смерть. Нет, выжить ему не дано. Это я вам заявляю официально и гарантированно, как врач. — Доктор замолчал на секунду, опустив глаза, поднял их, но только на уровень стола, на котором под тяжелой ладонью Альбера покоилась вороненая сталь крупнокалиберного пистолета. — Вы… Вы простили меня?

— Бог простит.

— Но вы… Вы не убьете меня?

— Конечно нет.

Доктор вздохнул, облегченно опустил глаза, стал поправлять простыню, немного сбившуюся во время эмоционального рассказа. Льняная материя сдвинулась, и Доктор застыл, обнаружив под ней плотную марлевую повязку, пропитанную кровью. Лицо его стало серым, как бетонная плита.

— Кровь, — произнес он одними губами. — У меня кровотечение… Пожалуйста, пожалуйста, врача…

— Врач вам не нужен.

— Как не нужен?.. Почему?..

— С такой раной, как у вас, не живут. Проникающее ранение брюшной полости, задеты важные органы.

— Но… Если провести срочную операцию… Сейчас, немедленно… Я… Я вам еще понадоблюсь… Я… Я знаю… Я хочу жить!.. Пожалуйста, прикажите позвать врача… Я выживу, я чувствую это, я вы-жи-ву!

Взгляд Доктора обреченно метался по комнате, словно звук В пустом брошенном пакгаузе… Альбер улыбнулся, чуть скривив губы:

— Выжить?.. Это было бы чудом. А чудес, как известно, не бывает.

Глава 4

Огромный кабинет, отделанный темным мореным дубом. На письменном столе, крытом зеленым бархатом, лампа под абажуром. Лампа бронзовая, с затейливой отделкой: пятиконечные звезды, серпы и молоты, по ножке — красноармейцы в буденовках и матросы, перепоясанные пулеметными лентами. Стиль позднего советского конструктивизма. Магистр знал — эта лампа стояла на столе командарма Ионы Эммануиловича Якира и была подарена тому Председателем Реввоенсовета Троцким к какому-то красноармейскому юбилею. Магистр хранил лампу на столе как раз с единственной целью: не забывать. Не забывать, что в деле, именуемом политикой, нужно быть чрезвычайно осторожным, и, какой бы силой и властью ты ни обладал в данный момент, все может перемениться столь скоро и непоправимо, что многим видится почти сверхъестественным… Неярко светящая лампа была и напоминанием, и своего рода талисманом; смысл его можно выразить одной, ставшей ходовой в эпоху «всеобщей криминализации», фразой: «Боишься — не делай, а делаешь — не бойся». Именно страх погубил и Троцкого, и Тухачевского с другими заговорщиками: они были осторожны, но боялись даже тогда, когда приходило время действия. Словно забыв, что в этой стране не может быть ни двух царей, ни двух вождей! Никакая уступка в высшей власти не приведет к ее разделу: человек или имеет власть, или служит, и его положение и нередко сама жизнь зависят от воли монарха. Не важно, явный он или тайный.

Именно поэтому лампа была единственной реликвией в этом кабинете, напоминавшей о незадачливых заговорщиках. Вся остальная мебель, и даже сами дубовые панели, — с дальней сталинской дачи. Он долго был «победителем» и не задумывался о цене. И… был оставлен беспомощно подыхать «соратниками», словно отравленная крыса…

Или же… Или правил кто-то другой, а Сталин, новый бог, был на самом деле не чем иным, как образом, «куклой»… И втемную выполнял как раз то, что ему было предписано… Как говаривали в старину, этот человек был… личиной. Как там поговорка? «У нежити своего облика нет, она ходит в личинах»… Если так, значит, «куклы» правили огромной страной, распоряжались жизнями, судьбами, смертями… Или — правят поныне?.. Но кто же тогда кукловод?..

О ближней даче, кунцевской, той самой, где Отец Народов встретил свою жестокую кончину, напоминал небольшой дубовый буфет в стиле купеческого барокко. Порой Вождь жаловал и таких «уродов». Тут тоже есть чему поучиться. Но главное… Никогда никому ни в чем не доверяй! Ни когда добиваешься власти, ни, тем более, когда ее получишь! Создавай «параллели» — структуры спецслужб, банков, холдингов, корпораций, пусть они борются между собой, лгут, ненавидят, изворачиваются, убивают… Но целью их борьбы должно быть только одно: жажда монаршей милости!

Но этого мало! Как в «Крестном отце»? Дон Корлеоне советовал сыну Майклу отыскать своего Люку Брази — человека, который абсолютно равнодушен к смерти и боится только одного: принять смерть от руки своего патрона… Мало! Необходимо иметь хорошо оснащенное подразделение, преданное лично тебе! И хотя здесь есть, как всегда, противоречие, — преторианская гвардия легко может свергнуть правителя, — но не в том случае, если власть покоится на деньгах! Люди примитивны, и тезис: «Лучше быть молодым, богатым и здоровым, чем старым, бедным и больным» — неопровержим. За деньги можно купить все, даже молодость: какая красотка сочтет старика стариком, если за такую мелочь, как раздвинуть ножки, она свободна от нудного монотонного труда, крохотной хрущобы, пьяного парня, давки по утрам и вечерам в переполненном транспорте, гроссбуха с подсчетами — сколько выделить на еду, сколько — на транспорт и сколько времени нужно не есть мясо, чтобы позволить себе колготки-эластик… Но деньги — это еще не все… Преторианцы должны ощущать свой статус: возможность непосредственно властвовать надо всеми, не принадлежащими к их касте. Положение избранности — вот то, что ставят люди выше денег; ну а если и то и другое исходит из одного источника…

Магистр знал свою силу и свою волю. Но пока жалкие ублюдки считали, что он действует по их воле, — деньги текли к нему настоящей Ниагарой… Он должен работать для них и на них, но… Только до той поры, пока не решит, что пора «благодетелей» прошла. В стране, где нет ни закона, ни Бога, чтобы властвовать, нужно самому заменить и закон, и Творца. Только так. И выбор всего один: или играешь ты сам, или играют тебя.

Хотя… Магистр порой задумывается над тем, на ту ли денежную «лошадь» сделал он ставку: иметь в противниках Кришну — это… Хотя тогда у него не было выбора. Сейчас… Сейчас нужно действовать. Чтобы потом выбор был именно за ним. Только за ним. Боишься — не делай, а делаешь — не бойся.