Восхождение самозваного принца - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 51

— Либо ты сделаешь, как я велю, либо умрешь прямо сейчас, — пообещал он и подтолкнул разбойницу в направлении Придорожной Яблони. — А куда, кстати, скрылся еще один ваш приятель?

— Какой еще приятель? Ты расправился со всеми, — простонал раненый.

Юноша ударил его ногой. Разбойник повалился на землю, взвыв от боли, поскольку упал на искалеченное плечо.

— Еще раз спрашиваю: где прячется ваш дружок? Разбойница зло поглядела на него.

— Ушел в дозор, — буркнула она. — Куда — не сказал. По губам рейнджера скользнула улыбка. Не сказал, потому что, скорее всего, ушел тем же путем, которым Эйдриан сюда явился. И он же предупредил шайку о его появлении.

Заставив пленных идти гуськом впереди себя, юноша сделал крюк, разыскивая свои прежние следы. Довольно скоро он заметил скрывшегося разбойника: тот сидел на дереве, затаившись в листве, явно намереваясь напасть на рейнджера, когда тот будет проходить мимо.

Эйдриан не подал вида, что заметил засаду. Но, оказавшись под этим деревом, он пропустил женщину вперед и ухватил раненого разбойника за плечи.

Скрывавшийся в ветвях прыгнул вниз, но юноша, заслонившись раненым, поразил нападавшего ударом меча, после чего скрылся в лесной чаще.

Двое уцелевших разбойников не осмелились нарушить приказания юноши и, добравшись до Придорожной Яблони, рассказали ее жителям про Ночного Ястреба, рейнджера Фестертула.

Эйдриан, укрывшийся в ветвях дерева, улыбался, глядя, как пришедшие на место стычки обитатели Придорожной Яблони пораженно рассматривали тела убитых им разбойников и обгоревшие останки великана.

Юный рейнджер улыбался, хотя что-то неприятно скребло у него на душе. Однако он старался отогнать это чувство, зная, что ступил на путь, ведущий к бессмертию.

ГЛАВА 15

ФАСАД И ЗАДВОРКИ

Джилсепони быстро приноровилась к жизни в Урсальском замке, но по-прежнему чувствовала себя здесь довольно неуютно. Ей нравился сам дворец — внушительное здание, где стены залов украшали шпалеры, а анфилады комнат — изящные статуи. Каждую дверь окружали барельефы; стены, свободные от шпалер, были украшены картинами, изображавшими важнейшие события из истории королевства Хонсе-Бир. Джилсепони позабавило наличие во дворце множества потайных дверей и переходов, позволявших в случае опасности незаметно скрыться и дававших богатейшие возможности для подслушивания и подглядывания. Она решила, что так всегда бывает во дворцах, где постоянно плетутся нити интриг.

Правда, Джилсепони недоставало времени, чтобы получше познакомиться с дворцом. Дануб настаивал, чтобы каждое утро она, пока он занимается государственными делами, находилась рядом с ним. По утрам эти дела заключались в разбирательстве споров между жителями Урсала и выслушивании нескончаемых напыщенных донесений из провинций, каждая из которых стремилась затмить в глазах короля все остальные.

Однако ныне королевство процветало в мире и спокойствии, и вместо тяжелой ноши государственных дел Джилсепони испытывала тяжесть обязательного присутствия на балах, которые давались во дворце почти каждый вечер. Эти празднества не доставляли ей никакого удовольствия. Вычурные наряды, густо наложенные румяна, неправдоподобно яркие губы. Придворные и знатные дамы хихикали и стреляли глазками в каждого проходящего мимо них аристократа. Им было все равно, женат он или нет. Впрочем, мужчины благородного происхождения вели себя не лучше. Кокетливые взгляды притягивали их не хуже магнита.

Частенько то одна, то другая парочка покидала шумный зал и уединялась в более укромных уголках дворца, причем особо галантные кавалеры за вечер успевали развлечься здесь с несколькими дамами.

Джилсепони с отвращением наблюдала эти игры, где за утонченными манерами скрывалась обыкновенная похоть. Она не столько осуждала этих вельмож, сколько жалела их. Они с Элбрайном по-настоящему любили друг друга, и Джилсепони искренне недоумевала, как замужние и женатые люди могут нарушать клятву верности.

Однако Джилсепони старалась спокойно относиться ко всему, что теперь ее окружало. Это был совершенно чужой, непривычный для нее мир, и она не собиралась делать вид, что за несколько недель пребывания в Урсальском замке хорошо разобралась во всех сторонах жизни здешнего общества. В конце концов, она прибыла сюда не по приглашению придворных, а согласившись на предложение короля, исполненная желания сделать жизнь всех простых людей чуточку легче и лучше. Поэтому Джилсепони пыталась быть сторонней наблюдательницей… Когда могла.

В один из таких вечеров, когда Дануба окружила стайка щебечущих придворных дам, Джилсепони отошла в другой конец зала, к фонтанчику со сладким соком. Наполнив бокал, она принялась потягивать сок, издали наблюдая за происходящим.

— Ну что, дождались крупной добычи? — послышался за ее спиной негромкий, с хрипотцой голос.

Женщина обернулась. Рядом с ней, держа в руке шлем с пышным оперением, стоял герцог Таргон Брей Калас в парадной форме Бригады Непобедимых.

— На редкость удачный маневр, — добавил Калас.

Джилсепони бросила на него быстрый взгляд, стараясь не показать, до чего ей неприятна эта встреча. Калас покинул Урсал в день ее прибытия, отправившись куда-то по государственным делам. Джилсепони надеялась, что его миссия продлится достаточно долго. Она помнила его попытки ухаживать за нею в Палмарисе, когда прошли считанные месяцы после гибели Элбрайна. Джилсепони тогда резко отвергла его домогательства, и герцог так и не простил ей отказа. Но даже если бы и не было того неприятного эпизода, Джилсепони знала, что они с Каласом никогда не смогли бы стать друзьями. Она считала этого человека тщеславным бахвалом; даже в его походке ощущалась какая-то напыщенная развязность. Возможно, у герцога Каласа имелись основания гордиться своей персоной: список его заслуг в государственных и ратных делах был весьма обширен. Однако Джилсепони претило столь раздутое чувство собственного величия, какие бы подлинные заслуги ни скрывались за ним. Ей казалось, что Калас, как и многие другие аристократы, из кожи вон лез, стремясь подняться выше себе подобных. Что ж, рассуждала Джилсепони, такое присуще едва ли не всем людям; каждый тем или иным образом стремится выделиться из толпы. И все же она не предполагала, что двор в такой мере охвачен ненасытным и неуемным честолюбием.

— Если бы я знал, что предмет ваших желаний — король, я бы вел себя по-другому, ваша светлость, — заметил герцог, коротко поклонившись.

Голос выдавал истинные чувства, владевшие Каласом, и прежде всего — глубоко запрятанное презрение к Джилсепони, а возможно, и к самому Данубу.

Ей не составило труда видеть герцога насквозь, ибо каждым поступком этого человека неизменно двигали гордыня и тщеславие. Возможно, зная о чувствах, питаемых королем к Джилсепони, Калас тогда вел бы себя по-другому. Но, скорее всего, он не оставил бы своих домогательств, а наоборот, стал бы еще более назойливым. Овладевая женщиной, герцог Калас удовлетворял не столько плотскую страсть, сколько тешил собственное «я». О любви же речи вообще не было. Теперь здесь, на глазах у множества придворных, Калас притворялся ее другом, хотя на самом деле он просто не хотел лишиться благорасположения своего давнего друга — короля Дануба. Тем не менее этот тщеславный человек до сих пор злился на Джилсепони за то, что она отвергла его ухаживания, не желая даже подумать, в каком горе она в то время находилась.

Женщина не знала, как ей отвечать на последнюю фразу Каласа. Не говорить же ему, что тогда у нее не было никаких чувств ни к Данубу, ни вообще к кому-либо! Чего доброго, герцог решит, что еще не все потеряно, и возобновит свои домогательства. Или еще более разозлится.

Джилсепони решила промолчать. Калас продолжал развлекать ее разговорами, сообщив о некоем государственном деле и иных важных поручениях, которые он выполнял, находясь в подвластной ему провинции Вестер-Хонс. Он говорил, не вдаваясь в подробности, но от Джилсепони не ускользнули его неустанные попытки выставить себя в наиболее выгодном свете. Да, какого бы предмета ни касались речи герцога Каласа, он неизменно сбивался на похвалу самому себе. Женщина вежливо слушала, однако ее взгляд рассеянно блуждал по залу, следя за происходящим и выдавая отсутствие интереса к герцогу Каласу.