Обломок молнии - Сабинина Людмила Николаевна - Страница 2

— А какой это институт? — спросила Иришка.

— Да у нас тут целых два гостят: строительный да юристы, что ли…

— Юристы! А ведь неплохо — в юридический попасть, — вздохнула Ксана.

— Эти уж каждое лето, так и ждем. Строительные отряды, помощь от них немалая. В прошлое лето коровник совхозу наладили, весь перебрали, и все заново. Не знаю, что нынче-то собираются.

— Гляди, гляди! Чудаки-то! — завопила Иришка.

Парни шли шеренгой, взявшись под руки. Человек тридцать, всю улицу перегородили. Громко скандировали что-то и шагали в такт, нарочито высоко поднимая ноги. В раскрытых окнах смеялись, аплодировали. Кто-то бросил букетик желтых одуванчиков.

— Красавцы, — съязвила Люба.

— А что же, чем не красавцы, — отозвалась тетя Паша, — вон какие, посмотреть любо-дорого. Твое-то дело девичье, отчего же и не полюбоваться. Мы старухи, а тоже ведь поглядим-порадуемся. Ишь ты, молодцы какие!

И Прасковья Семеновна отправилась на завалинку в палисадник.

Процессия наконец начала редеть, вот прошагал бородатый парень с красным крестом на чемоданчике, налегке протрусила стайка девчат, а в самом хвосте уныло плелись несколько до отказа навьюченных ребят. Вещмешки свисали с них со всех сторон, громоздились на спинах ярусами. Парни, видно, потеряли всякую надежду догнать своих и пылили себе потихоньку, благо лагерь уже не за горами.

— Эй, доходяги! — не выдержала Иришка.

— Ты что, это рыцари, — поправила Ксана, — гляди, и свое и девчачье тащат. Во дают!

— Медицина шагает, — пробубнила Люба. И запела во все горло: — До-о-брый доктор Айболит! Он под деревом сидит…

Подружки так и покатились со смеху.

Было это всего неделю тому назад, и теперь Ксана пыталась вспомнить, не видела ли она тогда и Вандышева. Впрочем, она его и вообще не видела. Какой он, Леонид? Может, тот самый «комар» с притороченной к вещмешку лопатой? Нет, скорее он похож на долговязого «Айболита». Один там смешняк отплясывал — пыль столбом, может, это и был Леня?

— Стой. Сюда, — Вандышев тихонько дернул ее за руку.

Свернули в глухой прогон между заборами. Под ногами пружинило, видно, был навален мусор, Ксана споткнулась — звякнула консервная банка.

— Тихо!.. Полезай, — шепотом скомандовал Вандышев.

«Будто овчарке какой-нибудь», — сердито подумала Ксана. Она и впрямь представила себя овчаркой, когда карабкалась на дощатый, довольно высокий забор. «А интересно, овчарки по заборам умеют лазать или нет? Служебные, конечно, умеют».

— Там нащупай перекладину, садись, — Вандышев подтолкнул Ксану повыше.

В темноте обшарила шершавые доски, нашла в самом углу удобную перекладину, уселась. «Наблюдательный пункт. Нарочно, наверное, устроил».

— Ну? — шепнул Вандышев.

— Порядок.

— Наблюдай.

Тут же внизу что-то щелкнуло и тихий голос настороженно произнес:

— Внимание. Говорит второй. Операцию начали.

Ксана изо всех сил вглядывалась в темноту, но что там увидишь, чернота сплошная, как ни таращи глаза — ничего, кроме черноты. Как назло, ни звезд, ни луны, видно, туча накрыла. А ведь были же звезды! Не везет. Вот всегда так. Вечно ей не везет… С самого детства. Считается, что если сильно чего-нибудь пожелать, обязательно сбудется. Так и классрук Елена Федоровна говорила: «Вы должны помнить: чтобы добиться чего-нибудь, надо очень сильно этого пожелать». Родители тоже так считают. Впрочем, родителям многое непонятно, как ни говори, отсталый народ. Заладят свое: «Мы-то в ваши годы такого навидались. Мы и работали, и учились на пятерки». А уж если войну припомнят, то и вообще… Тут хочешь верь, хочешь не верь. Получается, что все поколение родителей — герои, трудолюбцы и просто святые какие-то, а вот поколение деточек не в них пошло. Интересно только, в кого?.. Где-то но соседству сонно гавкнула собака, ей ответила другая. И началось. Лаяли в разных дворах, на все голоса, по всей округе прокатился собачий перелай. «Почуяли нас, что ли? Вот была бы картина, если бы все псы прибежали сюда и собрались у забора. Большие, маленькие, лохматые, серые — разные!» Наконец отлаялись, только где-то за лесом, может быть, в Валентиновке, какая-то шустрая собачонка никак не могла успокоиться, долго еще взывала к собратьям. Но те уже крепко спали.

Ксана вздохнула, уселась поудобнее… Вспомнилось, заспорили как-то с родителями. Она тогда еще в пятом училась. В тот год все девчонки увлекались фигурным катанием, и она тоже. Расхвасталась перед отцом: «Раз я желаю очень сильно стать фигуристкой, значит, это обязательно сбудется». Отец только усмехнулся на эти слова, а мама начала доказывать, что «сильно пожелать чего-нибудь» — это значит трудиться, много и неустанно трудиться. Тогда, возможно, и получится результат. Привела примеры из собственной жизни. Как терпеливо училась вязать, и потом — как им с отцом удалось добиться отдельной двухкомнатной квартиры. «Скучища какая! Подумаешь, квартира. И вообще это не шутка — корпеть над чем-нибудь целые годы. Сейчас время другое. Сейчас все в темпе… Фактор времени, вот чего не понимают старшие. Натиск, победа, успех. А иначе как же? Иначе и жизнь попусту пройдет. Пока кропотливо добиваешься. Факт!..» Ксана, забывшись, заболтала ногами, пятками забухала в забор.

— Спятила? — донеслось снизу.

Торопливо поджала ноги. «Да, сейчас вон первоклассники алгебраические уравнения решают, Алик Розанов из 8«А» — минителевизор смастерил, сейчас в четырнадцать да в пятнадцать лет чемпионами мира становятся. Да. В разных видах спорта. Вот это жизнь! А то корпеть, долгие годы гнуться над чем-нибудь… Нет, это уж пускай кто-нибудь другой. На здоровье».

— Ну, что там? — прошептал Вандышев.

— Ничего.

— Не спи!

Подул ровный, свежий ветер, край неба очистился, и показались звезды. Уже можно было разглядеть кое-что по ту сторону забора. Двор широкий, утоптанный, тропка светлая от калитки до самого крыльца, в стороне — груда фанерных ящиков. И только. «Собаки, кажется, нет, — решила Ксана. — Это хорошо…»

Стало прохладно. Она поежилась, застегнула верхнюю пуговицу куртки. «Интересно, сколько еще придется тут высиживать зря? Холодно. Сидеть жестко». Ксана пошевелилась, стараясь устроиться поудобнее.

— Замри! — сердито шепнул снизу Вандышев.

«Хорошо ему, разлегся в траве, будто на диване. А тут обе ноги затекли… Ничего, интересно все-таки, чем все это кончится? Придется уж потерпеть. А девчонки снят себе, даже вообразить не могут, где она теперь. То-то порасскажет!..» Ей представились вытянутые от удивления лица Иришки и Любы, потом — интересный разговор, когда завершится все это приключение. Подруги просто умрут от зависти.

Внезапно вспыхнул неяркий свет. Засветилось окошко у самого крыльца. Небольшое такое, зарешеченное… Ксана даже подскочила на своем месте, свесилась вниз, в темноту, зашептала:

— Эй, где ты там… Свет зажгли в крайнем окошке, свет!

Щелчок. И едва слышное:

— Внимание. Говорит второй. Там включили свет. Приготовиться… Повторяю: приготовиться.

Ксана вцепилась руками в шершавые доски забора, вглядывалась изо всех сил.

В окне за серой занавеской мелькала чья-то широкая тень, кто-то там, в комнате, ходил. Потом скрипнула дверь, дверной проем тускло осветился. От волнения Ксана едва не свалилась с забора.

— Вышел кто-то, — зашептала она, — эй, приготовься, идут…

Но тот, на крыльце, вроде не торопился. Постоял-постоял, да и ушел к себе, и дверь плотно притворил. Загремел пасов. Скоро зарешеченное окошко погасло.

— Как? — шепнул Вандышев.

— Ушел в дом, заперся. Свет погасил…

Настала тишина. И это было долго: отсыревшие доски забора, звон кузнечиков в поле, жесткая, неудобная перекладина. А за забором смутная тройка до калитки и чернота. Больше ничего.

Звезды плыли высоко над крышами, потом из-за белесого рваного края тучи выполз желтый, скособоченный какой-то месяц. Плавное, незаметное движение всей этой системы миров почему-то навевало неудержимый сон. «Растянуться бы сейчас, — мечтала Ксана, — да укрыться потеплее». Где-то совсем близко захлопал крыльями, заорал петух… «Смотря в оба», — одернула себя Ксана. И она старательно смотрела. Двор просматривался теперь совсем хороню, каждый камешек виден — уже начало светать.