Обломок молнии - Сабинина Людмила Николаевна - Страница 10

— Ишь, парит как, — сказала тетя Паша. — С утра раннего. Разомлели березки-то, ровно пареным веником отдает. Выть дождю, не иначе.

— Значит, опять сорняк подрастет, — заметила Ксана.

— Сила. Ну, ничего. Сегодня все равно воскресенье, пускай себе льет. А мы вот оладьев напечем, потом и баньку затопим. Веничков свежих навязать бы.

— Я схожу, наломаю, теть Паш…

— А ты мне зубы-то не заговаривай, — спохватилась тетя Паша. — Рассказывай, что ли где гуляла. Что за притча случилась, что за происшествие?

— Ой, устала я, теть Паш. И голодная. Вот за стол сядем, там все и объясню.

Тетя Паша заботливо оглядела Ксану.

— И правда, лица на девке нет. Серая вся, от пыли, что ли. Ты вот что: мыльце захвати, мочалочку, да и выкупайся пока. Одежку хорошенько встряхни. А я, глядь, управлюсь с оладьями. Беги, касатка, беги.

Прасковья Семеновна повернула к дому, а Ксана добрела до сеновала, взяла с привешенной к забору полочки мыло, сдернула с веревки полотенце и купальник, привычной тропой спустилась к озеру. Села на сухую, без росы траву, начала расшнуровывать пропыленные кеды, да и засмотрелась: озеро гладкое, блестящее, как стекло. Только стекло разноцветное: до середины ярко-голубое, а дальше, до самого того берега, темная полоса, туча грозовая отражается. Ксана торопливо расшнуровывала кеды, а сама все поглядывала вверх. Туча висела неподвижно, свинцово-синяя, с лохматыми краями. «Вроде и не двигается, на месте стоит. Вон и солнышко припекает. Во всяком случае, до сарая-то всегда добегу. Два шага всего».

Разделась, одежду все-таки в куртку поролоновую завернула и запрятала под куст, чтоб не замочило. Вода оказалась до странности теплой. Первые два-три шага по илистому дну, еще шагов пять по песочку, а дальше уж — никакого дна, плыви себе в любую сторону.

Мягкая толща воды расступалась, Ксана прыгала, вертелась, несколько раз ныряла в глубочину. Она любила купаться и могла часами не выходить из воды. Пока не прогонят. «Хорошо, что родители не видят. Купайся, сколько захочется. А то: «Ксана, пора выходить! Ксана, утонешь!» И как это люди тонут? Это ведь умудриться надо — утонуть. Ну-ка, попробую». Опустила руки, перестала двигаться. «Ну и что? Вот лежу я на спине. Хорошо. Солнышко лицо греет, вода укачивает. Хорошо… А как же в книгах? Катерина в «Грозе», «Бедная Лиза», еще кто-то там. Представляю себе: с горя заорал, разбежался, и — бултых в воду. Это-то понятно. С горя же. Ну, а дальше? Бултых в воду, и… Так-таки и утоп? Как же, держи карман. Утонуть тоже уметь надо».

Она рассмеялась, зашлепала ладонями по воде, радужные брызги рассыпались кругом. «Интересно, сумела бы я доплыть до того берега? Далековато все-таки. Но как-нибудь надо попробовать». Она вгляделась. Очертания берега почти скрылись за синей волнистой хмарью. Вдруг там сверкнуло. В самой толще тучи возникло слепящее ветвистое дерево, задрожало и стремительно воткнулось в землю. «А грома нет. Значит, не скоро еще. Можно не торопиться!..» Не спеша поплыла обратно, вдогонку раздался ленивый раскат грома. Солнце медленно уползало за тучу, вот осталось полсолнца, а вот и совсем маленький кусок, так, в пару лучиков…

Неожиданно потемнело. Огляделась Ксана — гладкого озера-зеркала как не бывало, всюду мелкая свинцовая рябь. «Это уже неинтересно. Пора вылезать». И тут ударили толстые струи дождя. Вода вокруг закипела, вспучилась пузырями, дождем хлестало по голове и плечам… «Дождалась! Так мне и надо». Ксана нырнула, чтобы избавиться от дождя, а когда снова выглянула из воды, увидела, что по берегу кто-то бежит.

Вандышев! Спустился к самой воде, сбросил рубаху и джинсы, неразборчиво крикнул что-то, кинулся в мутную кипень воды. «Нашел место купаться. Не мог уж подальше… Да и время, ничего не скажешь, подходящее», — рассердилась Ксана.

В несколько взмахов доплыл до нее, отфыркиваясь, схватил за лямку купальника.

— Как, тонем? Помощь требуется?

От изумления Ксана действительно чуть не захлебнулась. Во всяком случае, порядочно глотнула озерной водички.

— Ч-что такое? Кто тонет? Я купаюсь. Купаюсь, понятно?

Она нырнула, отплыла под водой как можно дальше. Оглянулась. Вандышев был тут, рядом. Лицо мокрое, волосы обвисли — на себя не похож.

— Нет, серьезно? Не шутишь? Кто же это купается в такое время.

— Самое лучшее купание. Я всегда купаюсь, когда гроза, — соврала Ксана.

Над головой с треском разорвалась туча, полыхнуло фиолетовым, по всем берегам раскатилось гулкое эхо. Оба, не сговариваясь, нырнули.

— Вот. А ты говоришь, — Вандышев отфыркивался, поглядывая на низкую, тяжелую тучу. — Самое опасное дело, между прочим. Гроза. Вода — проводник.

— Ну и пускай проводник, — храбрилась Ксана, — мне это нипочем, я привыкла.

— Ха-ха, — печально усмехнулся Вандышев, — мокни вот теперь из-за тебя. Иду, вижу — девушка тонет. Дай, думаю, спасу. Прославлюсь, что ли, напоследки. И все, выходит, зря.

— Так берег вон близко, в чем дело? Вылезай!

Он шутливо зашмыгал носом.

— Пожалуй, теперь это нерационально. Сейчас, пожалуй, самое сухое место — озеро.

Ливень припустил с новой силой. Казалось, нежданно обрушилась многотонная водяная кровля, сплошной массой шлепнулась на озеро, придавила. Вода вокруг раскачивалась, белые хлопья пены хлестали в лицо.

— Все-таки вылезем, а? — предложил Вандышев.

— С-смысла нет, — пискнула в ответ Ксана, — в воде ведь лучше!

На самом-то деле она уже порядочно продрогла. Но разве на берегу, под дождем и ветром, теплее?

Она стала подпрыгивать, вертеться, грести как можно сильнее — лишь бы согреться. Вандышев барахтался рядом.

— А знаешь, наше озеро ведь волшебное, — крикнула ему Ксана.

— А? Почему волшебное? — сквозь дождь отозвался Вандышев.

— Предание такое есть. Когда татары напали на эти места, население стойко защищалось, наконец горстка храбрецов вместе с женщинами и детьми заперлись в церкви.

— Уф! Ну и крепок дождь! Бьет, будто палкой! Всю голову пробуравил. Уф-ф! Ну, а где же эта церковь?

— На дне! Только хотели татары церковь поджечь, как она сползла по берегу да на дно озера и ушла. Вместе со всеми защитниками, монахами и священниками.

— Это называется — из огня да в воду. Воду, все-таки предпочли. То-то я ногой сейчас задел… Ой! Твердое что-то. Кажется, крест церковный.

Вандышев скорчил уморительную рожу. Ксана залилась хохотом. А ноги все-таки поджала, так, на всякий случай. Кто знает, что там, в черной глубине. Вдруг — огромная щука.

— И говорят, если утро тихо-тихое, — продолжала Ксана, — а вода совсем прозрачная, то…

— Церковь виднеется, — насмешливо подсказал Вандышев.

— Ага. И купола разноцветные, и золотые кресты горят. А еще некоторые пение слышали. Красивое пение. И шествие праздничное, крестный ход. Все нарядные, и все поют. Представляешь?

— Представляю.

Вандышев, не торопясь, поплыл к берегу, Ксана — рядом. Дождь лил стеной. Спешить было некуда.

— Вообще-то озеро это бездонное, так уж считается. На середине, конечно. Пытались измерить, — кричала Ксана.

— Церковь и шествие на бездонном дне. Легенда красивая. Но нелогично, — с серьезным видом парировал Вандышев.

— А что вообще-то логично? — заспорила Ксана. — Вот, мокнем в воде, а все равно дождь, это логично? Или вон Сысоев: наворовал продуктов, а самому ведь пировать не придется! Отнюдь. Какой уж тут пир. Где логика?

— Он не знал, — Вандышев ухмыльнулся деланно-глупо.

— Не знал. Вот еще!

Багровая яростная вспышка. Оба зажмурились, инстинктивно ушли под воду. Но все равно оглушил мощный удар, зловеще-пронзительный треск, будто все сосны по берегам сразу рассыпались в мелкую щепу. Ощутила Ксана — воду вокруг и ее тело тоже пронизала особая, мелкая дрожь, будто ток электрический прошел. Едва не задохнулась, то ли от страха, то ли от этого жуткого ощущения. Вандышев нашарил ее в воде, встряхнул.

— Цела?

Состроил испуганное лицо, потешно взвыл: