Змеиная гора - Рымжанов Тимур - Страница 3

Дружина с похода отдыхать стала, так, для острастки держали лучников, да мужикам велели делать таран, чтобы западные ворота к утру бить. От реки с севера было не пройти, да и разлив совсем топкий, так что только западные ворота и способно было одолеть.

Сели бояре Юрия и сам он в ночь пировать, делить земли, уверенные в скорой победе, обсуждать дела, да все бранились, когда владимирский воевода сказывал, что его люди станут послами с приказами и что сам Юрий, как стол возьмет, суздальским князьям станет крест целовать в залог верности. Отдаст им казну на распоряжение и станет на земле рязанской лишь наместным. Так спорили они почти до утра, когда вдруг из ночной тьмы, как раз пред рассветом, явился к ним Коварь, как есть, говорит Кузьма, в мрак ночной обернувшись. Предстал перед боярами, воеводами да князем без страха, без поклона и говорит, что взял он и детей Юрьевых, и жену, и что если не станут стены брать да уйдут восвояси, встретят они по дороге родню плененную. А коль не уйдут, то быть им убитыми. Вот тогда, сказывал Кузьма, Василь Сирота копьем в него и метнул со страху, не дождавшись дозволения. Да только то копье, что в твердый камень ударило, искрой сверкнуло и сгинуло. Раздвинул тогда Коварь тьму окрест себя, да и увидели все, что брони на нем железные, да такие тугие, что ни мечом не взять, ни копьем, ни стрелой. Невежлив был Юрий, младший князь, с тем Коварем, скверно ему ответил, гривну жены своей из рук его вырвал да забранил. Осерчал Коварь, плюнул, погрозил да отступил, а как отступил от костра, то оземь ударился да лютым волком обернулся, все в тех же бронях железных да со стаей, что из тьмы вырвалась, бросился на рать и стал резать глотки, вены рвать, брюхи вспарывать. Свистнуло лихо, и сгинул во мгле, как появился, без звука и ратных кличей. И стал гром средь ясного неба бить в тот же миг, и пал огонь, и тьмы железных оводов да шершней стали жалить и лошадей, и людей, и жгли огнем, и рвали на части. И увидев это, рязанское ополчение во главе с варягами Ингвара да боярами вышло из ворот крепости и всех, кто уцелел, добили, пленили, в Коваря оковы крепкие, тесные взяли. Бита тогда была Юрьева рать страшным боем, черным заклятьем, худой ворожбой да волшбой темной. За то колдовство, за кровь отдали бояре Ингвара Коварю каждый по сто гривен серебра, по сто кун со двора, а один боярин старшего рода, Дмитрий, свою дочь, которая тому Коварю приглянулась в жены. В большом страхе с той поры живет земля Мещерская. О злом Коваре толки ходят, а он все ворожит, все неволит христианский люд, монахов бьет, княжьей власти не признает.

– Тебе только холопов потешать! – гаркнул Евпатий, тем не менее дослушавший до конца заунывный рассказ Ратмира. – Детки малые такой сказке порадуются, да только нам не до сказок нынче.

Криво ухмыльнувшись, Ратмир отвернулся от боярина-воеводы и поравнялся с конем Александра.

– Сказки или нет, княже, да только не один Кузьма такое поведал, а и прочие чуть ли ни слово в слово повторили. Я бы и сам не поверил, если б Кузьма не показал, как его стальные оводы да шершни жалили да резали. Всю грудь посекли, все лицо с левой стороны пожгли. На одно ухо стал Кузьма туг, на один глаз слеп. Коротает свой век в убогости, страхе, и не воин он боле, а жалкий набожный старик, абы как уцелел с божьей помощью. Да не о нем сказ, Коваря того беречься надо, раз сыщем. Коль и есть он тот зверь-оборотень, про коего сказывают, так мы это сразу узнать сможем. Святой воды да с распятья прыснем, и сгинет нечистый! Все его гнойное стойбище окропим, пожжем.

– Ты в своем уме, Ратмир? – Возмутился молодой князь. – Если он Юрия с дружиною одним махом с землей сровнял, то от нас и мокрого места не оставит. Или думаешь, Юрий бы побрезговал щиты да копья освятить?! Отец мне велел посмотреть, что да как, и уж потом решать станем, злыд тот Коварь иль только слухи о нем от завистников да скоморошьи кривотолки. А случится нам, что литовцы да чудь пойдут походом, там не до гордых речей будет, лешего под копье поставишь, лишь бы не посрамиться. У тех немцев на жирный край глаз наметан, у них и сушь-то, видать, хлеще нашей, и голод, и мор, вот они и встрепенулись, клинки навострили. Худо станет – и Коваря на ратный бой звать будем, если он и вправду так силен, как о нем сказывают, а там чернецы да монахи замолят грехи наши. Вот мне велено посольством к нему явиться да разговор повести. А тебе лишь бы побоище устроить, Ратмир! Мордвы тебе мало было, когда вместе с ладьями их жег, а тех, что на берег выходили, рубил с плеча, лошадьми топтал! Я хоть и мал тогда был, а помню ту переправу! В бой тебя пускать – только греха набирать. Да и не сильно-то я верю тем сказкам, что твой Кузьма сказывал, он кто есть? Мужик, десятник, его сказки что воробья щебет. Сам все должен увидеть!

1

Август, жара, сушь; два дня как еле совладали с начавшимся было пожаром на болотах. А тут еще и праздник затеял. Но оставлять День десантника неотмеченным – это не дело. Тем более народ в крепости так уработался с начала лета, что хороший отдых никому не повредит. День десантника в узком семейном кругу я отметил еще второго августа, как положено, но вот на пару недель конца месяца я назначил всеобщие гуляния, приурочив их, так сказать, к дате.

Купцы к этому времени уже успели хорошо заработать, пристроить свежий товар на моих складах и теперь только подсчитывали барыши, сидя в гостином дворе. Три года ушло на то, чтобы сделать все, как задумывалось в генеральном плане. Отдельно стоящий, но от этого не менее укрепленный гостиный двор, куда вход был свободный для любого, за несколько лет значительно увеличился в размерах. Этот отделенный участок фронтальной части крепости за невысокой первой оборонительной стеной я называл карантинной зоной. С моей паранойей к всякого рода инфекциям приходилось делать все возможное, лишь бы только не позволить заразе проникнуть в сердце цитадели. Комплекс бань в гостином дворе как раз был создан с целью профилактики и негласного осмотра всех прибывших. Плюс вода, что грелась в тех банях, была с добавлением щелочи и солей хлора. Баня была возведена в культ. По поводу и без повода, утром, вечером и даже ночью можно было идти в баню за символическую плату, там и еда была дешевле, и пиво заметно крепче, и горячие напитки с лечебными травами.

С каждым годом забот все больше становится. Крепость растет, проблем только добавляется. Налаженное производство требует огромного количества ресурсов, присмотра. Я и мэр образовавшегося города, и директор заводов и фабрик, и управляющий, и судья, и генерал, и главный архитектор, и генеральный конструктор. Я же и ученый, что на несколько дней может закрыться наглухо в своей лаборатории, стараясь сдвинуть буксующий то и дело технический прогресс.

Вот вроде бы нехитрое на первый взгляд новшество – механическая косилка, а сколько шуму было вокруг этого устройства. В первый день, как раз в начале июня, когда я только выкатил ее из мастерской, даже видавшие виды кузнецы ахнули и попятились. Да, на вид – страшилище. Широкая боевая колесница с острыми ножами. Первым делом мои бригадиры цехов решили, что так оно и есть, но когда я объяснил, в чем суть устройства, начались долгие прения на этот счет. Так бы этот спор и зашел в тупик, если бы не дед Еремей, который, уже зная меня, предложил просто провести полевые испытания данного устройства. Сказано – сделано. В громыхающую железную повозку запрягли двух волов и вывели на луг, уже готовый под сенокос. В обычной своей работе бригада косарей из десяти человек трудилась бы на этом лугу от рассвета до заката, то и дело отвлекаясь то на перекуры, то на правку кос, то на обеды. А тут гребенка ножей, приводимая в движение от колесного привода, срезала весь луг меньше чем за два часа, и то если учесть вынужденные остановки и неизменные настройки агрегата. Проверив устройство в действии, умудренные опытом полевых работ селяне решили, что вещь добрая и полезная. Для пущей уверенности пригласили священника, поставленного в Железенке епископом Алексием, который, не очень-то вдаваясь в подробности, после двух кружек пива и недолгой демонстрации должным образом освятил штуковину. Волов и возницу в едином порыве окропил святой водой, благословляя на работу.