Словенка (СИ) - Романовская Ольга - Страница 23

Эймунда вышла последней. Она в недоумении посматривала на руку.

— Герсла, ты браслет мой не видела?

— Нет, а вы уверены, что он был на вас?

— Конечно, уверена. Он где-то здесь. Если найдёшь, то он твой.

Наумовна тщательно обшарила все бугорки и впадины, заглянула под каждую пожелтевшую былинку и, отчаявшись найти свейкино украшение, присела на нижнюю ветку яблони. Тут под облетевшими листьями блеснуло что-то. Девка нагнулась и подняла серебряный браслет с незатейливым узором. "Наверное, Эймунда обронила, когда мимо проезжала. Ветви у яблони длинные, могли браслет подцепить", — подумала она.

Свейка вышла из лесу скоро, похлопала Рамтеру по шее и подошла к Гореславе.

— Вижу, нашла, — улыбнулась она. — Что ж, владей.

— Да как же я могу, он ваш, — Наумовна протянула ей найденный браслет.

— Бери, бери, дарю. Мне его Олаф подарил, а после сегодняшнего мне его подарки не нужны. А ты бери, всё какая-то память обо мне останется.

— О чём это вы?

— Никогда не знаешь, что уготовили нам Боги, а я хочу, чтобы ты, Герсла, обо мне зло не думала.

Эймунда сама на руку ей браслет надела, сказала: "Теперь мы с тобой как сёстры. Я тебе браслет дала, а ты мне колечко своё отдай".

И отдала Гореслава Даново колечко, чтобы обычай древний соблюсти.

С того дня стали они подругами. На людях Эймунда с Наумовной себя гордо держала, как хозяйке и подобает вести себя с чернавкой, а при Эдде болтали до темна. И спала теперь Наумовна в свейкиной комнате на тёплой волчьей шкуре; порой казалось ей, что не так всё плохо в Сигунвейне, как сперва кажется.

5

Гореслава, Эймунда, Эрик и Кнуд сидели за задней стеной Гаральдовой конюшни под поветью; в нескольких шагах от неё был редкий становик, а за ним — плоская поляна, уже без травы. Земля комьями сбилась от конских копыт и морозов, а по утрам куржевина серебряным кружевом покрывала деревья.

Гаральдова поветь издавна собирала у себя молодых свеев в ненастные осенние дни, вот и теперь Эймунда позвала туда нескольких друзей. Удобно устроившись на остатках прошлогодней соломы, она рассказывала о своих Богах, о которых ей самой поведал когда-то скальд Снорри:

— А кто такие Гери и Фреки, — тихо спросила Наумовна. Она внимательно слушала рассказ свейки, но не понимала и половины.

— Гери — Жадный, а Фреки — Прожорливый. Это волки, которым Один отдаёт еду со своего стола.

— А у Белого Бога нет волков, — вставил Кнуд. Он как обычно что-то вырезал из дерева.

— Помолчал бы, Кнуд, ты наших Богов не уважаешь.

— Я со всеми Богами в ладу, даже с теми, которым поклоняются в Ингрии.

— Не слушай его, Герсла, он вообще ни в кого не верит, потому что Белобожник.

— Ну и что из того, что я верю в другого Бога?!

— Нет твоего Бога. Скальд Снорри всех Богов знает, а про твоего не слышал. Значит, и нет его вовсе.

— Есть. На берегах Понта люди в него верят.

— Ну, а ты там был и видел его?

— Нет, но мой дядя Горм…

— Все знают, что Горма Боги лишили ума. Лучше молчи и слушай про настоящих Богов.

Свей обиделся и ушёл. Гореслава слышала, как он в полголоса ругался у становика.

Под поветью молчали: Эймунда дулась на Кнуда, а Эрик с Наумовной боялись заговорить с ней.

— Герсла, приведи Черета, — вдруг приказала свейка.

Черет был светло — буланым маленьким жеребцом с бурыми отметинами на боках. Когда-то Эймунда училась на нём ездить верхом; теперь же она хотела научить тому же Гореславу.

Черет привычным неторопливым шагом мерил пространство от повети до становика под громкий смех Эрика. Даже Кнуд перестал сердиться и с улыбкой наблюдал за неумелой ездой словенки.

— Гвен давно бы её сбросил, — сказал он. Все знали о дурном нраве Гаральдова жеребца, поэтому никто не возразил свею.

Они не заметили, как к ним подошла Эдда.

— Герсла, тебя Гаральд звал, — сказала она. — Велел, чтобы ты к Гюльви сбегала и забрала у него долю его от набега Магнуса.

— До двора Гюльви путь не близок, поезжай на Черете, — Эймунда встала и отряхнула подол от трухи. — Я тебе доверяю, Герсла, не сбеги.

Когда Наумовна украдкой проводила коня по двору к воротам, столкнулась она с Гаральдом. Он седлал Гвена у конюшни. Чёрно — пегий жеребец покосился на неё умным взглядом, а свей молча проводил взглядом чернавку.

Дороги в Сигунвейне размыло дождями, и Гореслава радовалась тому, что ей разрешили доехать до двора Гюльви верхом.

Старик сидел на ступеньках перед домом и курил. Заметив Наумовну, он даже не встал, лишь кивнул.

— Гаральд послал? — спросил Гюльви, ещё раз выпустив колечки дыма из трубки.

Девка кивнула.

— Оставил для него у меня Магнус мешок. Поди, забери его. Он там, у двери.

Наумовна с трудом подняла мешок и привязала его к спине Черета.

— Что, тяжело, красавица?

Старик встал и покрепче привязал груз.

— Учись завязывать узлы, а то половину по дороге растеряешь, — он потрепал её по волосам и вернулся на прежнее место.

— А откуда эти вещи, — осторожно спросила девушка, не ожидая ответа.

— Магнус навестил южные берега Нева, — усмехнулся Гюльви.

… По дороге Гореслава не удержалась и чуть — чуть приоткрыла мешок. Поверх других вещей лежало кольцо. Его Наумовна узнала сразу: то был подарок Святозара. Но как оно попало Магнусу в руки; неужели кто ограбил Добрынин двор? Девка огляделась, вынула, спрятала колечко и завязала мешок. Сердце в груди как птица в силке билось.

Когда Гаральд долю свою пересчитывал, как-то странно он на чернавку посмотрел.

— Ничего себе не взяла, случаем?

— Нет, — солгала Гореслава. — Всё, что ваше, здесь.

— О чём это ты, Герсла? — свей сдвинул брови. — Говори: открывала мешок или нет?

Задрожала Наумовна, но сумела дрожь унять.

— Не брала я ничего у вас.

— Что-то не верю я тебе, Герсла. Дрожишь вся, как листва на ветру. Лучше по — хорошему скажи, что сделала.

— Простите, что сразу не сказала. Когда я мешок к торокам привязывала, он развязался. Ну, я и заглянула в него.

— И что же? — чёрные брови сошлись у переносицы.

— Завязала я его снова, ничего вашего не взяв, Одином клянусь, — девушка свейских Богов не почитала, не верила в них, поэтому не боялась наказания за ложь.

Свей успокоился: для него клятва именем Одина была неоспоримым доказательством невиновности, и отпустил Гореславу.

Она присела на кухне и затряслась от страха. Что, если узнает хозяин, что солгала, забрала себе колечко, князем когда-то подаренное. Волнение её заметила Эдда. Она бросила свою стряпню и подошла к Гореславе.

— Что случилось? Говори, да не ври.

— Ничего, просто притомилась.

— Слышала я разговор твой с Гаральдом. В нём всё дело?

Наумовна покачала головой. Эдда отошла от неё, потянулась за пучком душистых трав, которые в мясо хотела добавить ("Чтобы хозяевам не болеть в морозы"), но уронила его. Гореслава бросилась поднимать, наклонилась, а кольцо Светозарово возьми да выпади, покатись по полу. Стряпуха хоть и была уже не молода, но глаза по-прежнему остры остались.

— Что это там у тебя упало?

— Колечко, — голос у девки дрожал. Что, если Эдда Гаральду о том, что утаила она от него.

— Как у тебя оно оказалось?

— Подарили. Я его потеряла, а теперь, вот, нашла.

— Поэтому голосок так перед хозяином дрожал?

— Поэтому. Эдда, милая, не выдай! Не выдашь?

Эдда покачала головой и прошептала: "Что за девка!".