Сахара - Касслер Клайв - Страница 121

– Боже... мой! – прерывисто прохрипел раненый.

Питт узнал Пемброк-Смита, которого силой взрыва скинуло с крепостной стены. Дирк подполз ближе и увидел закрытые глаза. Только бьющаяся жилка на шее капитана показывала, что тот еще жив.

– Очень больно? – спросил Питт, не зная, что еще сказать.

– Этот чертов удар выбил из меня дух и сломал мне спину, – выдохнул Пемброк-Смит сквозь сжатые зубы.

Питт глянул вверх, на разбитую часть парапета.

– Ты просто упал. Я не вижу ни крови, ни сломанных костей. Можешь пошевелить ногами?

Пемброк-Смит попробовал поднять колени и пошевелить ногами.

– Во всяком случае, позвоночник слушается.

Внезапно он поднял руку и указал на что-то на плацу позади Питта.

Песочная пыль начинала оседать, и на лице Пемброк-Смита отразилась беспомощность, когда он увидел громадную кучу камней, завалившую нескольких его людей.

– Откопайте этих бедняг! – взмолился он. – Бога ради, откопайте их!

Питт резко обернулся, всматриваясь в развалившуюся и обрушившуюся стену. То, что некогда было мощным бастионом, сложенным из камней и цементирующего раствора, теперь превратилось в груду булыжников. Из тех, кто был под этой стеной, никто не остался в живых, всех раздавило насмерть. Те же, кто мог чудом уцелеть в заваленных окопчиках, не могли протянуть долго, их ждала гибель от удушья. Питт сразу понял, что, для того чтобы откопать их вовремя, нужны мощные механизмы, и сердце его упало.

Но еще до того как он среагировал, очередной залп ракет влетел в форт, поджигая и разрушая кухню-столовую. Загорелись стропила крыши, изрыгая черный столб дыма в зной раскаляющегося утра. Стены теперь выглядели так, словно над ними поработал великан с кувалдой. Меньше всего пострадала северная стена – невероятно, но на воротах не было ни царапины. А вот другие три стены были здорово покалечены: в них образовалось несколько проломов.

Потеряв четыре самолета, выпустив все ракеты и израсходовав горючее, оставшиеся истребители перегруппировались и легли на курс к базе на юге. Оставшиеся в живых коммандос ООН выбрались из подземных убежищ, как мертвые из могил, и отчаянно начали разгребать обломки стены над своими товарищами. Несмотря на их лихорадочные старания, силы рук было недостаточно, чтобы разобрать завалы достаточно быстро, и ни у кого из погребенных под камнями не оставалось шансов спастись.

Левант спустился с парапета и начал отдавать приказания. Раненые были отправлены или перенесены в безопасный арсенал, где их уже поджидали медики, которым в качестве санитарок помогали Ева и другие женщины.

На лицах мужчин и женщин тактической группы отразилась боль, когда Левант приказал им прекратить раскопки и заняться заделкой самых больших брешей. Левант разделял их скорбь, но он должен был позаботиться о живых. Смерть есть смерть, и ничего тут не поделаешь.

Позеленевший и страдающий от пронзительной боли в спине, неугомонный Пемброк-Смит ковылял по форту, собирая доклады о раненых и произнося слова поддержки. Несмотря на окружающие смерть и ужас, он пытался внушить людям чувство юмора, чтобы они могли одолеть выпавшие на их долю страдания.

Подсчет показал, что убиты шестеро, а трое получили серьезные переломы от летящих камней. Еще семеро после обработки и перевязки ран и ушибов вернулись на свои позиции. Оценив ситуацию, полковник Левант подумал про себя, что могло быть и хуже. Но он знал, что воздушная атака была лишь вступлением. И действительно, после короткой паузы второй акт начался с разрыва у южной стены реактивного снаряда, выпущенного одним из четырех танков, расположившихся в двух тысячах метров к югу. А затем один за другим еще три управляемых реактивных снаряда ударили в форт.

Левант быстро взобрался на кучу камней, бывшую некогда стеной, и навел бинокль на танки.

– Французские танки типа «АМХ-30», вооруженные тактическими реактивными снарядами «СС-2», – спокойно объявил он Питту и Пемброк-Смиту. – Они нас немножко обработают, пока подойдет пехота.

Питт оглядел полуразрушенную крепость:

– Немного осталось обрабатывать, – коротко проговорил он.

Левант опустил бинокль и повернулся к Пемброк-Смиту, стоящему рядом и сгорбленному, словно девяностолетний старец.

– Приказываю всем спуститься в арсенал. За исключением наблюдателей, нам лучше пересидеть этот шторм внизу.

– А когда подъедут танки, чтобы постучать в наши двери? – спросил Питт.

– Ну, тогда настанет пора для вашей катапульты, – скептически произнес Пемброк-Смит. – К сожалению, это все, что у нас имеется против этих чертовых танков.

Питт усмехнулся:

– Не спешите судить по одежке, капитан. Посмотрим, что вы скажете, когда моя малышка выплюнет им в рожи пару горяченьких.

Питт гордился своим поведением. Ему прекрасно удавалось скрывать дурные предчувствия, волнами накатывающие на него. Он не имел ни малейшего понятия, сработает его средневековое противотанковое орудие или так и останется бесполезным нагромождением дерева и металла, но, как всякий хороший игрок в покер, Питт умел делать хорошую мину при самой плохой игре.

54

А в четырехстах километрах от Форт-Форо на западе Сахары наступал тихий рассвет; ни единый порыв ветерка не тревожил воздух над пустынными, безликими и безлюдными песками. Единственный звук доносился от приглушенных выхлопов двигателя вездехода, скользящего по пустыне, подобно черному муравью по пляжу.

Джордино наблюдал, как на бортовом компьютере вычислялся их прямой путь без отклонений, которые им приходилось делать, чтобы объезжать непреодолимые овраги и огромные пространства дюн. Дважды им пришлось сделать крюк километров в двадцать от основного курса.

Согласно цифрам, вспыхивающим на маленьком экране, Джордино и Штайнхольм потратили почти двенадцать часов, чтобы преодолеть четыреста километров от Форт-Форо до границы с Мавританией. То, что они отдалились от железной дороги, стоило им потери драгоценного времени. Но слишком высока была ставка, чтобы рисковать наткнуться на войска, патрулирующие железную дорогу, или быть разнесенными в клочья барражирующими над ней малийскими истребителями.

Последняя треть Пути пролегала по твердой поверхности, усеянной камнями, в основном гладко отшлифованным мелким гравием. Камни попадались разных размеров – от рисового зернышка до футбольного мяча – и превращали вождение машины в кошмар, но даже это не могло заставить гонцов снизить скорость. Они скакали по этой неровной поверхности с постоянной скоростью девяносто километров в час, терпя выматывающую душу тряску со стоической решимостью.

Усталость и боль улетучивались, как только они вспоминали о том, что может случиться с оставшимися в форте мужчинами и женщинами, ждущими помощи. Джордино и Штайнхольм слишком хорошо понимали, что если у них и была надежда, то только на обнаружение отряда американских спецвойск, причем обнаружение быстрое, чтобы успеть со спасательной миссией до того, как Казим устроит в форте резню. Обещание Джордино вернуться к полудню теперь мучило его. Эта перспектива выглядела весьма туманной.

– Как далеко до границы? – спросил Штайнхольм по-английски с акцентом Арнольда Шварценеггера.

– Не могу сказать, – ответил Джордино. – Ведь она же не представляет из себя видимую черту, на которой написано «Добро пожаловать».

– Хорошо, что уже светло. Хотя бы определиться можно.

– Малийцам тоже легче накрыть нас днем.

– Я за то, чтобы двигаться на север, к железной дороге, – сказал Штайнхольм. – Стрелка горючего почти на нуле. Еще тридцать километров, и мы пойдем пешком.

– О'кей, ты убедил меня.

Джордино еще раз посмотрел на компьютер и указал на компас, установленный на приборной панели.

– Поворачивай на пятьдесят градусов на северо-запад, чтобы мы по диагонали уперлись в железнодорожное полотно. Это даст нам выигрыш в несколько километров, если мы все еще не заехали на территорию Мавритании.