Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы) - Роговин Вадим Захарович - Страница 82

Американский историк С. Коэн относит китайскую катастрофу 1927 года к наихудшим событиям в политической деятельности Бухарина как лидера Коминтерна. «Обвинённый (вместе со Сталиным) оппозицией в провале китайской революции, Бухарин стал беспомощно предлагать различные тактические ходы, которые по мере развития событий теряли смысл. Он обвинял китайских коммунистов в «саботаже» инструкций Коминтерна и вообще прибегал к малопривлекательным уверткам, какими обычно пользуются для оправдания политики, первоначально разумной, но под конец обанкротившейся»[675]. Ещё в большей мере подобное поведение было характерно для Сталина.

После поражения китайской революции, как вспоминал впоследствии Троцкий, «волна возбуждения прошла по партии. Оппозиция подняла голову. Нарушая все правила конспирации — а в это время мы уже вынуждены были в Москве защищать китайских рабочих против Чан-Кай-ши конспиративными методами, — оппозиционеры десятками приходили ко мне в здание главного концессионного комитета (официальное место работы Троцкого в то время. — В. Р.). Многим молодым товарищам казалось, что столь очевидное банкротство сталинской политики должно приблизить победу оппозиции»[676].

Троцкий же держался противоположного мнения. Он доказывал своим друзьям, что «оппозиция никак не может подняться вверх на поражении китайской революции. Подтверждение нашего прогноза привлечет к нам тысячу, пять тысяч, десять тысяч новых единомышленников. Для миллионов же имеет решающее значение не прогноз, а самый факт разгрома китайского пролетариата. После поражения немецкой революции в 1923 г., после срыва английской всеобщей стачки в 1925 г. новое поражение в Китае может только усилить разочарование масс в отношении международной революции. Между тем это разочарование и служит ведь основным психологическим источником сталинской политики национал-реформизма»[677].

В следующие годы, размышляя над причинами победы Сталина во внутрипартийной борьбе 20-х годов. Троцкий неоднократно возвращался к мысли о том, что одной из главных причин этой победы явились огромные исторические поражения коммунистов в Германии, Англии и Китае. Эти поражения в свою очередь были обусловлены оппортунистической политикой триумвирата, а затем дуумвирата, осуществлявших руководство Коминтерном, а следовательно — всеми зарубежными коммунистическими партиями. Своими ошибочными установками и решениями тогдашнее руководство Коминтерна по существу упустило огромные революционные возможности и заблокировало пути социалистической революции в Европе и Азии.

XLI «Идиллия» нэпа

Помимо вопросов международного коммунистического движения, разногласия между левой оппозицией и правящей фракцией захватывали весь круг экономических, социальных и политических проблем социалистического строительства в СССР. Для понимания сущности этих разногласий нужно проанализировать основные тенденции развития экономики и социальных отношений периода нэпа.

В последние годы появилось немало работ, в которых приводятся цифры, свидетельствующие о гигантских, на первый взгляд, успехах советской экономики этого периода. Однако в большинстве случаев мы имеем дело со статистическими манипуляциями, основанными на некритическом подходе к данным официальной статистики. Исходя из этих данных, В. Селюнин, например, утверждает, что довоенный уровень экономики был восстановлен к 1925 или 1926 году, а к 1928 году объём промышленного производства увеличился на 32 процента по сравнению с 1913 годом[678].

Между тем один из наиболее серьёзных советских статистиков (и кстати, соавтор Селюнина по некоторым публикациям) Г. Ханин доказывает, что в 1928 году национальный доход был на 12 процентов меньше, чем в 1913 году, а рост его во время нэпа составлял немногим более 2 процентов в .год, т. е. темпы этого роста были примерно равны темпам роста населения[679].

Английский историк Р. У. Дэвис, основываясь на тщательных статистических подсчётах, полагает, что к 1928 году национальный доход достиг довоенного уровня, а объём капиталовложений, осуществлявшихся почти всецело за счёт внутренних источников, приблизительно сравнялся с объёмом капиталовложений в 1913 году, когда значительную их часть составляли инвестиции иностранного капитала. Экспорт и импорт к 1928 году составлял и менее 40 процентов от довоенного уровня[680]. За годы нэпа увеличился технологический разрыв между капиталистическими странами и СССР, промышленность которого опиралась преимущественно на довоенное оборудование. Но, быть может, иная картина наблюдалась в сельском хозяйстве, которое, как утверждается в работах некоторых современных советских публицистов, в годы нэпа пережило небывалый расцвет? Для подтверждения этого тезиса обычно приводятся данные, согласно которым за эти годы валовая продукция сельского хозяйства увеличилась более чем вдвое. Однако эти цифры оказываются столь впечатляющими потому, что отсчет ведётся от 1921 или 1922 года, когда страна только что вышла из гражданской войны и пережила неслыханный неурожай и массовый голод. Пользуясь подобной методологией, можно было бы сделать вывод о ещё более значительном скачке сельского хозяйства за первые пять лет после Великой Отечественной войны, когда производственные отношения на селе были далеки от нэпа. Ведь к 1945 году производство сельскохозяйственной продукции упало почти до уровня 1921 года, а к 1950 году оно достигло уровня 1940 года. Динамичными темпами сельскохозяйственное производство росло от значительно более высокой базы в 1953—1959 и 1965—1970 годах. Более корректное использование статистических данных показывает, что к 1928 году общая посевная площадь не достигла довоенного уровня при сохранении крайне низкой урожайности. В 1927 году страна превзошла 1913 год по валовому производству сельхозпродуктов на 21 процент (примерно на столько же выросла за эти годы и численность населения страны). Однако этот прирост шёл за счёт животноводства и технических культур. Зерновые же культуры ни по посевным площадям, ни по валовому производству не достигли довоенного уровня. При этом в результате дробления крестьянских хозяйств и увеличения потребления хлеба самими производителями товарная часть зернового производства к 1927 году составляла лишь половину довоенного уровня. Производство на душу населения зерна составляло в 1927 году 486 кг, а мяса — 30 кг, что было несколько ниже показателей 1913 года.

Производительность труда в сельском хозяйстве была крайне низкой. Даже в 1928 году свыше 70 процентов площадей яровых культур было засеяно ручным способом, почти половина всех зерновых убрана серпами и косами, более 40 процентов всего урожая обмолочено цепами и валками.

Активно происходило, особенно после 1925 года, социальное расслоение деревни. Называя совершенно неосновательным «идиллически-слащавое изображение деревни» 20-х годов как деревни без кулаков, Ю. Ларин приводил подсчёты, согласно которым в 1927 году было 650 тыс. хозяйств, ставших кулацкими ещё до революции. Современные историки, проделавшие аналогичные подсчёты по другим источникам, приходят к выводу, что «в массе своей кулачество 20-х годов вело свою биографию с дореволюционного времени»[681].

После разрешения в 1925 году аренды земли и найма рабочей силы в деревне всё более расшатывались принципы уравнительного землепользования, всё больше подтверждалась правота ленинских слов о том, что при мелкотоварном производстве «и на земле, принадлежащей всему народу, хозяйство будет вести самостоятельно только тот, у кого есть орудия, скот, машины, запасы семян, денежные средства вообще и т. д.»[682], а тот, у кого ничего нет, кроме рабочих рук, неизбежно пойдет в кабалу к кулаку.