Вратарь Республики - Кассиль Лев Абрамович - Страница 40

После краткой заминки судья дал «спорный». Он взял мяч в руки, «освятил» его прикосновением к земле, и тотчас здесь снова забила ключом игра. Теперь нападали красные. Они оттянулись от гола и, сплотившись, бросились в атаку. Игра пошла в сумасшедшем темпе. Мячу не давали отдыхать в ауте. Советские полузащитники бросались за ним и, почти не останавливаясь, водворяли мяч в игру. Мяч, скользя по траве зигзагами, от ноги к ноге, приближался к воротам черных.

— Даешь, даешь, Цветочкин! — кричали на трибунах.

Длинный росчерк мяча по траве, и нога Цветочкина с ходу приняла мяч. Мяч прошел далеко от стойки, мимо… Стадион засвистел. Видя, что промазал, Цветочкин в оправдание искусно захромал. Шла оживленная, но безрезультатная игра. Игроки вымотались. Судья посматривал на часы. На трибунах уже двинулись к выходам. Оставалось две минуты до конца. Черные собрали последние силы и всей командой перешли в нападение. Красные никак не ожидали этого. Красные оказались прижатыми к воротам. Удар следовал за ударом.

Став стеной у ворот, красные отбивались головой, грудью, ногами. Вдруг у самых ворот произошло ураганное замешательство. Советский защитник схватил мяч рукой. Он тотчас отнял ее, точно ожегшись, и, сморщившись, даже помахал в воздухе: малейшая провинность в пределах штрафной площадки несла за собой гибельные последствия. Поздно! Судья свистнул. И мстительный единодушный вопль потряс стадион.

— Рука! — кричала южная трибуна.

— Рука! — повторяла северная.

— Пенальти! — с отчаянием резюмировала круглая.

«Буйволов» изумил этот залп беспристрастия. Ни в одной стране не доводилось им слышать такое… Ведь это же неизбежный проигрыш для советской команды. Отыграть уже не было времени. Оставалось полторы минуты. И судья присудил пенальти — одиннадцатиметровый удар, неумолимый, как выстрел в упор. Отсчитали шаги и положили мяч перед воротами сборной СССР.

Все игроки выстроились за чертой штрафной площадки. Осталась минута с четвертью. Игра кончалась. Поле опустело, так как вся команда «Буйволов», кроме вратаря, сгрудилась у советской штрафной черты.

Вперед вышел Бен Хорг. Ему команда вручила право карающего удара. Он был специалистом по вбиванию одиннадцатиметровых. Он мог вбить пенальти любому вратарю мира, даже не глядя.

Космогрудый, он медленно вышел вперед. Обреченный Кандидов впился в него немигающими глазами. Он весь подался вперед и закоченел в напряжении мышц.

Одиннадцать метров.

Один на один…

И мяч.

Стадион окаменел. Судья приложил сирену к губам. Свисток! И Кандидов, в ту же секунду вырвавшись из ворот, поймал мяч на полпути. Стадион бешено грохнул в ладони.

Но судья свистел и мотал головой.

— Что такое?..

Судья меланхолично взял мяч из рук ошеломленного Кандидова и снова направился к штрафной точке.

— Что такое?.. В чем дело?!

Судья объяснил, что Кандидов выскочил из ворот прежде, чем Бен Хорг ударил. Мяч по футбольным законам следовало перебить. Опять стало тихо. Все покинули штрафную. Насмешливый, стоял у мяча Бен Хорг. Кандидов вернулся в ворота. Его всего трясло, как в ознобе.

Сирена! Тело Кандидова метнулось в воздухе одновременно с черной молнией удара. Прежде чем кто-нибудь мог опомниться и сообразить, что произошло, Кандидов с мячом в руках уже пронесся через строй обалдевших игроков. Послав рукой мяч далеко за черту — нельзя было его нести дальше, — он нагнал его и ногами, ногами повел, помчал по свободному полю.

— С ума сошел!.. Куда?! — кричали ему.

Один из защитников советской команды опрометью кинулся назад к своим воротам, чтобы на всякий случай заменить в них выбежавшего Кандидова.

А того преследовали по пятам свои и чужие. Он стремглав летел к воротам противника. Рев низвергался с трибун. Все встали. Оставалось четверть минуты на больших часах стадиона. Оставалось двадцать метров. Вратарь «Буйволов» метался в воротах, Кандидов бежал, ведя в ногах мяч. Его настигали. На него прыгали. Оставалось тринадцать метров. На бегу, поддав мяч на подъем ноги, вложив всю свою ярость, все желание победы, весь разгон своего бега в удар, Антон с прыжка пробил по воротам. Вратарь распластался наперерез… Но мяч уже трепетал в упругой сетке. Он врезался и далеко вынес ее, как сом, с разгона заплывший в невод.

Радость в восемьдесят тысяч человеческих сил!.. Громовым обвалом осел чудовищный дребезг аплодисментов. Хлопали даже милиционеры оцепления. Настя поцеловала репродуктор. Один на ноль, один на ноль! Вратарь Республики сам вбил мяч!

Как ванна, опорожнялся стадион. Толпы текли изо всех проходов, галерей и ворот. На пустующей круглой трибуне, собравшись вокруг дяди Кеши, толковали любители. Знатоки ожесточенно жестикулировали. Карасик подошел к ним. За ним бежал откуда-то взявшийся Ласмин. Они увидели вытянутые вперед руки и кулаки с отставленным вверх большим пальцем.

— Это знак великодушия, — задекламировал, как всегда, Ласмин, — знак помилования побежденных. Когда-то, вы помните, этот жест на Форуме и в Колизее даровал жизнь сраженным.

Бррр! Карасика уже тошнило от цитат и исторических сравнений. Ему было противно и стыдно, что он сорвался и напихал столько красивых параллелей в свою радиопередачу. Он с радостью слушал довольный голос дяди Кеши.

— Как там ни толкуй, — говорил авторитетно дядя Кеша, — а «Буйволы», брат, тоже игрочки — во!

И Карасик видел его отставленный вверх палец с зеленым от кислоты ногтем.

В тот же вечер профессор Токарцев посетил общежитие.

— Ну-с, голубчик, — говорил профессор Антону, — поздравляю! Это будет занесено в анналы мирового футбола. Что? Неслыханно! Вратарь сам забивает мяч. Ведь это ж!.. Вероятно, это пока, так сказать, самый генеральный матч в вашей жизни. Что? Не так ли?

— И так и не так, — застенчиво отвечал Антон. — Конечно, сегодня эта петрушка здорово получилась. Но, помните, я вам рассказывал? В провинции, когда эта история была с наводнением. Надо было у Волги город отыграть. В футбол дули для поднятия духа. Каждый мяч, как свая… а сваи вбивали, как голы!.. Можете поверить? Вот это была игрушка, генеральная на всю жизнь.

— «Когда я услыхал к концу дня, как имя мое в Капитолии встретили рукоплесканиями, — не выдержав, процитировал Карасик, — та ночь, что пришла вслед, все же не была счастливой ночью…»

— Дался вам сегодня этот Вергилий! — с досадой сказала Настя.

Но она ошиблась — это был не Вергилий, это был Уолт Уитмен.

Глава XXXV

СЛАВА

Теперь имя Кандидова стало известным всей стране, о нем писали в заграничной прессе. Даже побежденные «Королевские буйволы» должны были признать, что им не приходилось видеть подобной игры вратаря.

— Это какая-то огненная завеса, — говорил капитан черных. — Мы можем уверенно сказать, что Кандидов далеко превзошел знаменитых вратарей Рикардо Замора и Планичку[30]. Безусловно, в воротах советской команды стоит первый вратарь мира. Игрок — экстра-класс, игрок-прима! Это просто феномен, спортивная загадка. Он нарушает все установившиеся взгляды на игру голкипера. Команде, имеющей в своих воротах такого вратаря, следует совершенно пересмотреть всю тактику игры. Эта команда должна быть гораздо свободнее в нападении. Тыл у нее обеспечен.

Портрет Кандидова напечатали во всех газетах. Карасик написал специальный подвал: «Вратарь Республики». Он воспевал биографию Антона и его мастерство, но предостерегал его от излишнего увлечения легкой славой и эффектными трюками. Он ставил вопрос о пределе риска: прав ли был Антон, что решился в последнюю минуту такого ответственного матча выбежать из ворот? Лишь счастливая случайность позволила ему совершить действительно совершенно небывалый в футболе трюк. История футбола не знала подобных прецедентов. Но в случае неудачи эта смелая выходка Антона могла кончиться плачевно для команды. Ворота ведь были брошены на произвол судьбы. В общем хоре похвал эта статья, несмотря на очень сердечный, доброжелательный тон, показалась все же Антону немножко придирчивой. Ему казалось, что Карасик хочет немножко принизить его успех. Но он ничего не сказал Жене.