Человеческое познание его сферы и границы - Рассел Бертран Артур Уильям - Страница 14

Пока мы не узнаем о мозге больше, чем знаем теперь, невозможно ответить на этот вопрос с уверенностью как утвердительно, так и отрицательно. Но уже имеются некоторые основания, хотя и не решающие, для оценки того, что может быть названо материалистическим ответом, как более вероятного. Имеются рефлексы, в которых ответ является автоматическим и не контролируется волением. Из безусловных рефлексов по закону привычки возникают условные рефлексы и имеются все основания рассматривать привычку как объяснимую физиологически. Условных рефлексов достаточно, чтобы объяснить большую часть человеческого поведения; имеется ли в нем остаток, который не может быть объяснен таким образом, — это вопрос, который в настоящее время остается открытым.

Ниже я постараюсь показать, что между психическим и физическим нет той пропасти, которую видит обыденный здравый смысл. Я покажу также, что даже в том случае, если физиологическая причинная цепь, связывающая чувствующий орган с мускулом, может быть представлена в терминах, которые игнорируют психологические явления в середине этой цепи, это еще не доказывает, что воления не являются «причинами» в единственно правильном смысле слова «причина». Но оба эти положения требуют солидных аргументов и выяснения. Теперь же я добавлю всего несколько слов с точки зрения научного здравого смысла.

Если существует, как, по-видимому, и есть на самом деле, непрерывная цепь чисто физиологического причинения на протяжении всего процесса от чувствующего органа до мускулов, то из этого следует, что человеческие действия детерминированы в той степени, в какой физика является детерминистической. Теперь физика детерминистична только в отношении макроскопических явлений и даже по отношению к ним она утверждает только очень высокую степень вероятности, но не достоверности. Возможно, что разум, не нарушая законов физики, сможет совершить невероятные вещи, вроде того как демон Максвелла победил второй закон термодинамики, открыв дверцу для быстро движущихся частиц и закрыв ее для медленно движущихся.

На этом основании должно быть признано, что существует возможность но не больше того — думать, что, хотя явления в мозгу не нарушают законов физики, тем не менее их результат не тот же самый, который был бы, если бы в них не участвовали психологические факторы. Я повторяю, что существует не больше чем только возможность для подобного утверждения. Прежде всего эта гипотеза предполагает сохранение законов только микромира, но не макромира. Но законы макромира очевиднее, чем законы микромира, и понадобились бы очень серьезные основания для утверждения, что в некоторых случаях они не действуют. Во-вторых, все явления, которые указывают на связь мысли и материи, относятся к явлениям макромира: например, воление проявляется в воспринимаемых движениях тела, а не только в атомных изменениях. В-третьих, везде, где только соответствующее наблюдение было возможно, изучение процессов в нервах и мозгу до сих пор показывало связь физического причинения. Область, в отношении которой мы пока еще ничего не знаем, есть область мельчайших явлений, где наблюдение связано с большими трудностями. Поэтому до сих пор не существует ни малейшего положительного основания предполагать, что в физических процессах в мозгу есть что-то такое, что предполагает иные законы макромира по сравнению с законами физики неодушевленной материи.

Тем не менее для тех, кто склонен утверждать господство разума над материей, существует возможность найти лазейку. Можно утверждать, что одной из характерных черт живой материи является состояние неустойчивого равновесия и что это состояние в высшей степени типично для человеческого мозга. Камень во много тонн весом может так слабо удерживаться на вершине конусообразной горы, что ребенок в силах легким толчком обрушить его в лежащую под горой долину; здесь ничтожное различие в исходном действии приводит к колоссальному различию в результатах. Может быть, и в мозгу равновесие столь непрочно и неустойчиво, что достаточно незначительного расхождения между двумя событиями в каком-либо атоме, чтобы произвести макроскопические отклонения в движениях мускулов. И поскольку, согласно квантовой физике, не существует физических законов для определения того, по какому из нескольких возможных путей данный атом будет двигаться, мы можем представить себе, что в мозгу выбор между возможными путями определяется психологической причиной, называемой «волением». Все это возможно, но и не более, чем возможно; не существует ни малейшего положительного основания для утверждения, что нечто подобное действительно имеет место.

На основании существующих очевидных данных наиболее вероятной гипотезой представляется та, что в цепи событий на протяжении от чувствующего органа к мускулу все детерминируется законами физики макромира. Возвращаясь к нашему примеру с человеком, который по прочтении телеграммы восклицает: «Я разорен!» — можно с известной степенью вероятности сказать, что если бы вы обладали достаточным знанием молекулярной структуры мозга этого человека и если бы вы были достаточно хорошим математиком, то вы могли бы предсказать, что, когда знаки, составляющие сообщение в телеграмме, войдут в поле его зрения, они возбудят процесс, который закончится определенными движениями его рта, именно теми движениями, которые произведут звуки, которые мы можем записать словами: «Я разорен!» При этом предполагается, что вы смогли бы сделать это предсказание без знания того языка, на котором говорит этот человек; вам не было бы необходимо знать смысл как телеграммы, так и его восклицания. Различие между человеком, знающим данный язык, и человеком, не знающим его, должно, с физиологической точки зрения, состоять в наличии в одном случае и отсутствии в другом — связи между центростремительными нервами, стимулируемыми слышанием или чтением слов данного языка, и центробежными нервами, производящими должный ответ. Это различие мы предполагаем видимым для гипотетического наблюдателя, который сам не знает ни смысла стимула, ни смысла ответа.

Нужно сказать, что эта гипотеза не кажется очень убедительной, и я сам далек от догматического утверждения ее истинности. Самое большее, что можно, по-моему, правомерно утверждать о ней, есть то, что она является правильной рабочей гипотезой для человека, исследующего физиологические корреляты ощущения и воления. Если она истинна, то она может помочь ему сделать какие-либо открытия; если в чем-нибудь она ложна, ее ложность, несомненно, будет раскрыта посредством экспериментов, которые будут поставлены на основе ее притязаний на истинность. Если эта гипотеза истинна, то физиология независима от психологии; если же в чем-либо она ложна, физиология перестает быть автономной наукой. С практической точки зрения физиолог поступает правильно, когда считает, что его наука автономна, поскольку пока еще не найдено никаких оснований в пользу противоположного мнения.

ГЛАВА 6

НАУКА О ДУХЕ

Психологии как науке повредило то, что ее связывали с философией и даже — до последнего времени — с теологией. Различие между духом и материей, которое не проводилось резко досократиками, получило особое значение у Платона, у которого оно связывалось с религией. Христианство усвоило этот аспект платонизма и сделало его основой теологической догмы. Душа и тело стали различными субстанциями; душа бессмертна, тогда как тело умирает, хотя в общем воскрешении мы должны получить новое нетленное тело. Душа грешит и несет за это вечное наказание в результате божественного суда или же наслаждается вечным блаженством благодаря божественному милосердию. Существование двух субстанций, материальной и духовной, было признано всеми ведущими схоластами; ортодоксия настаивала на материи в такой же мере, как и на духе, поскольку для догмата пресуществления необходимо было тело Христа. Постепенно различение души и тела, которое сначала было неясной метафизической тонкостью, стало частью общепризнанного мировоззрения, и только немногие метафизики в наше время осмеливаются сомневаться в нем.