Клинки чужого мира - Райтер Мартин - Страница 4

Как исчез? - удивился Генрих.

Будто сквозь землю провалился,- домовой виновато развел руками. - Со вчерашнего дня. И не один, смею заметить. Исчез также Гринкславис - домовой, который жил в доме смотрителя и прислуживал ему. Оба, значит, пропали. Странное это дело, смею заметить. Королевскому смотрителю воспрещено отлучаться с поста. Надолго, имею я в виду. Ну да, а как же: вдруг сам король изволит проведать Большой Мидгард? Или, может, ведьма должна доставить важное секретное донесение. Вы меня понимаете? Генрих кивнул, домовой продолжил:

- Гринкславис, конечно, был странный домовой.

Оно и понятно - при такой высокой должности в услужении числился! Бывало, идет по улице, смотрит, мусор валяется, он и кричать. Совсем как полицейский…

Генрих при этих словах улыбнулся, но промолчал.

Но вчера, значит, на улице он не показался. Ни он, ни обжора Теодор Херрманн…

А вы в дом не заглядывали? - спросил с тревогой Генрих.

Что вы, что вы! Конечно же, нет! - домовой обиженно насупился. - Мы к такому не приучены. Это глюмы могут без приглашения по домам шастать, точно разбойники… - Домовой вдруг смутился, вспомнив, что глюмы - друзья Генриха, и поспешил загладить оговорку: - Ну, не все, конечно. Есть и очень полезные глюмы. Вот, например, Капунькис и Бурунькис - до чего славные, ребята! И вам помогали, и никогда ничего не поломали, примером всем нам служили…

Ладно, ладно, - давясь смехом, пробормотал Генрих. - Уж я-то знаю, каким примером они служили и как ничего не ломали. Вы, господин домовой, рассказывайте дальше.

- Ну, раз такое непонятное дело, мы тут же снарядили делю… делегацию… к Карле Майселвиц. Она самая старая у нас в Регенсдорфе ведьма. Все знают, что она пребывает в каком-то дальнем родстве с королем Ребериком и находится на тайной службе при королевском дворе. Ведьма, услыхав о таком безобразии, тут же поспешила к дому привратника…

И? - поторопил домового Генрих.

И тоже пропала, - домовой вздохнул. Генрих задумчиво отвел глаза. Хорошего в том, то исчезли смотритель Врат и ведьма Карла Майсевиц, не было. Происходило что-то таинственное, недоброе… Но что?

- А больше никто дом не проверял?

- Нет. Мы выжидаем. Гном Ильвис велел не паниковать, и мы не паникуем. Ильвис - старейшина, ему видней, что да как.

Расставшись с домовым, Генрих продолжил путь к школе? На уроках он почти не слушал учителей, погрузившись в размышления, пытаясь разгадать тайну исчезновений. В голову лезли глупости одна похлеще другой. Вроде того, что король Реберик передумал выдавать Альбину замуж за Генриха и теперь всеми способами пытается отделаться от владельца какого-то захолустного замка. Ведь Генрих не был ни герцогом, ни даже бароном: так, человек для утряски неприятностей.

Когда на перемене одноклассники спросили Генриха, где он пропадал столько времени, он, чтоб отделаться от назойливых вопросов, коротко бросил:

- Инопланетяне меня похитили. Ничего не помню и ничего не знаю.

Эти две короткие фразы стали поводом к следующим злоключениям. Возможно, упоминание инопланетян все приняли бы за глупую шутку, но тут кто-то сообщил, что Генрих взял привычку останавливаться на улице и бормотать на непонятном языке. И, скорее всего, он не бредит, а разговаривает с невидимым и таинственным собеседником. Может, галлюцинация, а может, и нет…

По всей видимости, один из школьников стал свидетелем разговора Генриха с домовым. А так как никто, кроме Генриха, видеть древнерожденных: гномов, домовых, глюмов, хайдекиндов, гоблинов и про чих - не мог, то уж тем более не понимал их языка. По школе быстрее эпидемии гриппа разнесся слух, что мальчику мерещатся инопланетяне-невидимки, и к концу учебного дня об этом судачили все кому не лень.

В результате к концу уроков в школе не оказалось человека, который не косился бы на Генриха с осуждением или подозрением. Но Генрих, занятый исчезновением Карлы Майселвиц, этих взглядов не замечал. Более того, он даже не заметил, что, выбегая после уроков из класса, наступил на ногу Олафу Кауфману - личности угрюмой и наглой. Этот Олаф Кауфман появился в школе совсем недавно, но уже успел навести на всех страху своим грозным видом и огромным ростом. Его взгляд называли удавьим и поговаривали, что он наркоман с пяти лет. Даже толстяк Мюллер обходил Олафа стороной. К счастью для Генриха, пока туповатый Олаф соображал, что именно произошло, он уже выскочил на школьный двор.

Карла Майселвиц проживала неподалеку. Она была ужасно старой и горбатой, но, как однажды выяснилось, относилась к разновидности добрых ведьм. Поднявшись на этаж старухи, Генрих минут пять звонил в дверь, прежде чем смирился с мыслью, что госпожа Майселвиц все еще не вернулась из дома смотрителя Врат.

«Что же делать? - размышлял Генрих, спускаясь по лестнице. - Поговорить с гномом? Но чем Ильвис сможет мне помочь? Посоветует не паниковать? Ха! Хорошенький совет! Я и сам готов такой дать, если не знаю, что делать. Но делать хоть что-то надо! Вдруг к Регенсдорфу опять подбирается Безе-Злезе?… Найти бы способ связаться с Малым Мидгардом! Уж при королевском дворе наверняка знают, что происходит. Вечером пойду к смотрителю, а если его нет, то попытаюсь открыть Врата сам… А все-таки странно… Даже если допустить мысль, что королевские Врата сломаны, это никак не может помешать Капунькису и Бурунькису воспользоваться другими Вратами. И потом, должны же у короля быть запасные Врата. На всякий, так сказать, пожарный… Ох, от всех этих загадок голова может расколоться».

Генрих сел на лавочку в скверике, мечтательно осмотрелся - здесь, на этой самой скамейке, он встретился с Альбиной. Кто бы мог тогда подумать, что девчонка в обычной спортивной шапочке и короткой зимней курточке - самая настоящая принцесса, да еще из другого мира? Что ни говори, а жизнь полна неожиданностей… Генрих достал кулон - золотого дракончика.

- Эх, дружок, хоть бы ты что-то присоветовал…

Но храбрый дракончик молчал, превратившись, или делал вид, что превратился, в безжизненное холодное украшение.

Глава IV РУКА В СТЕНЕ

Дом Теодора Херрманна, обжоры и хранителя королевских Врат, вечером выглядел довольно неуютно. Безжизненно чернели окна; старый перекошенный флюгер, поворачиваясь за ветром, издавал резкий, неприятный скрежет; заросли плюща, прилепившегося к стене, напоминали густую паутину, из-за чего взгляд задерживался на нем сам собой, высматривая затаившегося паука. Со стороны парка доносилось журчание ручья. Погода портилась - небо заволокло черными тучищами, накрапывал дождь. Поэтому ни в парке, ни во дворике с детскими качелями людей не было.

Разглядывая черные окна дома, Генрих поневоле поежился. Он попытался успокоить себя мыслью о том, что Теодор Херрманн и Карла Майселвиц были завлечены на королевский банкет и там застряли, опасаясь нарушить своим уходом дворцовый этикет. Однако желанного успокоения эта мысль не принесла.

Генрих подошел к двери, прислушался. В доме - тишина. Тогда Генрих нажал кнопку звонка, но звонок даже не звякнул - пришлось стучать в дверь. И опять без толку.

«Хорошенькое дельце! Что же делать? Ломать дверь? А вдруг кто-нибудь услышит и вызовет полицию?… Обвинения во взломе мне только и не хватает для полного счастья».

Пока Генрих колебался, небеса прорвались, и дождь гулко застучал по черепице, тяжело зашумел в листьях деревьев. Потянуло холодом. Генрих вздохнул, понимая, что все отговорки - это попытка себя успокоить, снять с себя ответственность за решение. А на самом деле выбора не оставалось: надо любой ценой проникнуть в дом и, если окажется, что смотрителя и домового нет, попытаться открыть Врата самому.

Генрих взялся за массивную бронзовую ручку, несколько раз дернул ее, а затем нерешительно ударил ногой в нижнюю часть двери. Дверь недовольно загудела, но даже не пошатнулась. Воровато оглянувшись, Генрих отошел на шаг, после чего бросился вперед и изо всех сил ударил в дверь плечом. Единственное, чего он добился, - это боли в плече.