Главная тайна Библии - Завалов Михаил Игоревич - Страница 4

На какое–то время эти размышления утешают Клавдио. Он отвечает:

Но вскоре после этого Клавдио говорит с Изабеллой, которая готова пожертвовать своей честью ради его спасения. И тогда он оказывается перед дилеммой: смерть, говорит он, — страшная вещь:

Это утешение не несет тепла; беспощадная реальность сохраняется и после смерти.

Теперь вернемся в нашу эпоху. Первая мировая война не только унесла множество жизней, но и заставила людей размышлять о смысле смерти. Некоторые историки думают, что вера в ад, на которую уже начали нападать отдельные богословы XIX столетия, пошатнулась из–за этой войны. Сама земля в огромной степени превратилась в ад, и людям стало трудно верить, что Бог намерен создать нечто подобное и в будущей жизни. Но это не означает, что они начали верить в христианский универсализм, в небеса или воскресение для всех или хотя бы для большинства людей. Скорее многие стали склоняться к тому, на что уже указал Шелли в стихотворении, посвященном памяти Китса:

Атеист Шелли вполне отдавал себе отчет в том, что неоплатонические представления о превращении души в часть красоты вселенной сильно отличаются от традиционного христианского учения. По иронии судьбы сегодня многие люди, испытывая подобные чувства, думают, что это христианство, и хотят, чтобы церковь провозглашала нечто подобное на погребальных службах. За Шелли последовали многие другие. Подобные мысли выразил Руперт Брук, который в 1914 году написал такие слова, обращенные к друзьям:

Это — небо Англии, но вряд ли — небеса христианской традиции или Нового Завета. Подобные взгляды выражал и Джордж Элиот, писавший о «бессмертных умерших, что вновь живут в уме, который становится прекраснее от их присутствия».[11]

В ноябре 1920 года состоялись похороны Неизвестного Солдата, и можно сказать, что это событие уже предвещало всенародное оплакивание погибшей принцессы Дианы. Тогда миллионы потеряли своих близких, часто взрывы разрывали солдат на части или люди пропадали без вести. И участвуя в похоронах неизвестного, скорбящие могли думать, что хоронят своих сыновей или мужей. Эти смерти, а затем, меньше чем одно поколение спустя, смерти во Второй мировой войне сильно повлияли на людей, и, как я думаю, представления о смерти в Англии XX века объясняются тем, что смертей было слишком много, чтобы можно было это осмыслить. Я вырос в такой среде, где о смерти почти не говорили; детей 1950–х берегли от соприкосновения с этой темой. Так, я впервые в жизни оказался на похоронах уже тогда, когда мне исполнилось почти двадцать лет. Возможно, это было реакцией на мелодраматизм викторианства с его смертным одром и похоронными обрядами. Быть может, этим взрослые защищали себя, потому что тайно носили в себе великую скорбь об ушедших, которую снова могла оживить непосредственная реакция ребенка.

Таким образом, смерть и жизнь за ее пределами в 1950–х были запретной темой, но сегодня ситуация изменилась. Появились кинофильмы, пьесы и романы, которые исследуют эту тему со всех возможных точек зрения. Такие фильмы, как «Четыре свадьбы и одни похороны» или «И видеть сны» (Perchance to Dream), отражают горячий интерес нового поколения к вопросу, который раньше не задавали и на который люди не знают удовлетворительного ответа. «Мрачный» сегмент рынка переполнен темой смерти, и это не только сцены насилия, но и «ужастики», в которых смерть становится главным источником тревоги. Нигилизм, порожденный секуляризмом, отнял у многих людей смысл жизни, и это опять–таки заставляет думать о смерти. Один из самых блестящих спектаклей, которые мне удалось увидеть, когда мы жили в Лондоне, — это завоевавшая Пулитцеровскую премию пьеса «Wit», написанная школьной учительницей из Атланты (штат Джорджия) Маргарет Эдсон.[12]Его героиня Вивиан Биринг — известный специалист по «Священным сонетам» Джона Донна, а все действие разыгрывается в больничной палате, где Вивиан умирает от рака, размышляя над великим сонетом Донна «Смерть, не тщеславься…». О нем нам еще предстоит поговорить. Эта пьеса пользовалась большим успехом в Нью–Йорке, чем в Лондоне; возможно, готовность всестороннее обдумать вопрос смерти зрелого человека в США выше, чем в Великобритании. Но подобные вопросы окружают нас со всех сторон. Когда я готовил лекции, положенные в основу данной книги, вся страна говорила о Джоне Даймонде. Этот журналист, обладавший лаконичным стилем и стоическим мышлением, умирал от рака гортани. Убежденный атеист, он писал о том, что отвергает любые утешения и мысли о спасении в загробной жизни. Этот человек уже умер. Интерес к его колонке и обмен мнениями читателей свидетельствуют о том, что в нашем мире тема смерти и того, что лежит (или не лежит) за ее пределами, крайне притягательна.