Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Маска Димитриоса - Амблер (Эмблер) Эрик - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Однажды друг Латимера, палеонтолог, по нескольким окаменелым остаткам полностью восстановил скелет животного. Работа продолжалась два года, и Латимера поразило несгибаемое упорство друга. Сейчас его энтузиазм стал Латимеру более понятен, потому что перед ним стояла в каком-то смысле похожая задача: используя то немногое, что имелось в показаниях, создать портрет Димитриоса. Несчастный негр, попав в его руки, уже не смог вырваться из этого капкана. Димитриос воспользовался его ограниченностью, его религиозным фанатизмом, наконец, его жадностью. «Мы разделили деньги поровну. Уходя, он улыбнулся. Он не пытался убить меня». Этот негр, который мог с ним легко справиться, не догадывался, почему Димитриос улыбается, а когда наконец догадался, было уже поздно. Да, карие с опущенными веками глаза Димитриоса видели Дхриса Мохаммеда насквозь.

Латимер сложил бумаги и, сунув их во внутренний карман пиджака, посмотрел на Мышкина:

— Я вам должен ещё сто пятьдесят пиастров.

— Правильно, — сказал Мышкин, допил третью рюмку абсента и, поставив рюмку на стол, взял у Латимера деньги. — Вы мне очень нравитесь, — сказал он с самым серьёзным видом, — в вас нет даже следа снобизма. Давайте с вами ещё выпьем, но теперь заказывать буду я. Идёт?

Латимеру очень хотелось есть. Посмотрев на часы, он сказал:

— Мне будет очень приятно, но давайте сначала поужинаем.

— Прекрасно! — Мышкин почему-то поднялся из кресла — причём далось это ему с трудом — и, сверкнув глазами, повторил: — Прекрасно!

Мышкин уговорил Латимера пойти в другой ресторан, где подавались только блюда французской кухни. В ресторане было полно народа и очень сильно накурено. Публика состояла из трех морских и по меньшей мере двух десятков армейских офицеров, каких-то очень неприятных на вид гражданских и всего двух дам. В углу оркестр из трех музыкантов играл фокстрот.

Официант провёл их к свободному столику. Они уселись в красные плюшевые кресла, от которых, как показалось Латимеру, нехорошо пахло. Взяв в руки меню, Мышкин после недолгого раздумья выбрал самые дорогие блюда.

Вино было сладким, как сироп, и почему-то отдавало резиной. Мышкин начал рассказывать Латимеру свою историю. 1918 год, Одесса. 1919 год, Стамбул. 1921 год, Смирна. Большевики. Армия Врангеля. Киев. Женщина, которую называли мясником. Бойни использовались как тюрьмы, потому что тюрьма стала бойней. Ужасная, неслыханная жестокость. Оккупация союзными войсками. Англичане играют в футбол. Американская помощь. Клопы. Тиф. Пулемёт Виккерса. Греки, о Боже правый, эти греки! Обыски — ищут, нет ли где спрятанных золота и драгоценностей. Кемалисты.

Клубился сигаретный дым. Мягкий свет падал на красный плюш, отражаясь в пыльных зеркалах с тусклой позолотой. Аметистовые сумерки давно уже сменила чёрная ночь. Официант подал вторую бутылку вина. Латимер начал клевать носом.

— И вот теперь, после всего этого безумия, куда мы пришли? — вдруг выкрикнул Мышкин.

Его английский постепенно становился все менее и менее понятен. Нижняя губа отвисла и дрожала от избытка чувств. В таком состоянии пьяницы всегда начинают философствовать, подумал Латимер.

— Где мы теперь? — выкрикнул Мышкин опять и стукнул кулаком по столу.

— В Смирне, — ответил Латимер и вдруг почувствовал, что и сам уже сильно нагрузился.

Мышкин возмущённо замотал головой.

— Да нет. Мы постепенно спускаемся в чёртов ад, — заявил он. — Вы не марксист?

— Нет.

— И я нет, — наклонившись вперёд, сказал Мышкин шёпотом, точно это был большой секрет. Он схватил Латимера за рукав. — Я — жулик.

— Неужели?

— Да, — и слезы потекли у него по щекам. — Я ведь, черт меня побери, надул вас.

— Как вам это удалось?

Мышкин начал рыться в карманах.

— Мне нравится, что вы не сноб. Возьмите обратно ваши пятьдесят пиастров.

Слезы текли по его лицу и, смешиваясь с каплями пота, падали на стол.

— Я надул вас, мистер. Не было никакого влиятельного лица, и разрешения тоже не требовалось.

— Выходит, вы эти бумаги просто подделали?

— Je ne suis pas un faussaire[5], — сказал он и, выпрямившись, в кресле, погрозил Латимеру пальцем. — Этот тип появился здесь три месяца назад. Дав огромную взятку, — тут Мышкин опять погрозил кому-то пальцем, — да-да, огромную взятку, он получил право посмотреть в полицейских архивах все, что касается убийства Шолема. Так как материалы дела были написаны по-арабски, он их сфотографировал и затем отдал мне, чтобы я их перевёл. Конечно, он взял обратно фотокопии, но я зато оставил у себя экземпляр перевода. Теперь вы понимаете, как я надул вас? Я взял с вас лишних пятьдесят пиастров. Тьфу! А ведь мог бы спросить с вас и пятьсот, и вы бы все равно заплатили. Вот какой я добрый.

— Зачем это ему было нужно?

— Не люблю совать свой нос в такие дела. Не моё собачье дело, — сказал он мрачно.

— А как он выглядел?

— Как обыкновенный француз.

Голова Мышкина свесилась на грудь. Минуты через две он поднял голову и, как баран, уставился на Латимера. Лицо Мышкина приобрело синюшный оттенок, и Латимер подумал, что его сейчас вырвет.

— Je ne suis pas un faussaire, — пробормотал он, — триста пиастров дешевле дерьма!

Пошатываясь, он встал из-за стола.

— Excusez moi[6], — сказал он и чуть не бегом поспешил в туалет.

Подождав немного, Латимер уплатил по счёту и пошёл посмотреть, где Мышкин. Оказалось, что из туалета можно выйти другим путём. Латимер вернулся в отель.

С балкона его номера открывался вид на залив и холмы. Латимер курил последнюю сигарету перед сном и, наверное, в сотый раз спрашивал себя: кто был тот француз, и зачем ему понадобилось дело об убийстве Шолема? Пожав плечами, он бросил сигарету. В конце концов не пора ли оставить эту глупую затею с биографией Димитриоса?!

Мистер Питерс

На другой день после встречи с Мышкиным Латимер сел за стол и, взяв карандаш, попытался наметить этапы предполагаемого расследования. Вот какая таблица у него получалась:

Теперь стало ясно, с чего надо начинать. Если Димитриос бежал из Смирны на греческом корабле, то прибыл либо в Пирей, либо в Афины. Из Афин он мог попасть в Софию либо по железной дороге через Салоники, либо морем приплыть в Бургас или Варну, а уж оттуда — в Софию. При этом нельзя, конечно, было миновать Стамбул. Но поскольку Стамбул был оккупирован войсками Антанты, ему здесь ничего не угрожало. Оставался «один важный вопрос: что привело его в Софию?

Итак, логика расследования подсказывала, что надо ехать в Афины. Он отдавал себе отчёт в том, что будет трудно обнаружить следы Димитриоса среди десятков тысяч беженцев. Прошло почти двадцать лет, вероятно, многие записи не уцелели. А может быть, их и вовсе не было. Но если только списки беженцев сохранились, то, воспользовавшись помощью своих влиятельных друзей, он, конечно, получил бы к ним доступ.

Из Смирны в Пирей раз в неделю отправлялся пароход. На другой день Латимер отплыл на нем в Грецию.

В течение сентября и октября 1922 года в Грецию бежало восемьсот тысяч человек. Палубы и трюмы были битком набиты несчастными людьми, оборванными и не евшими уже много дней. У некоторых из них на руках были мёртвые дети. Начались эпидемии тифа и оспы.

Истощённая войной страна испытывала недостаток продовольствия и медикаментов и мало чем могла помочь беженцам. Для них организовали специальные лагеря, смертность в которых была просто ужасающей. А тут наступила зима, и люди теперь гибли ещё и от холода. Четвёртая ассамблея Лиги наций на своей сессии в Женеве проголосовала за то, чтобы выделить Организации спасения, возглавляемой Нансеном, пятьсот тысяч золотых франков для немедленной помощи греческим беженцам. Были организованы посёлки, в которых беженцев снабжали продовольствием, медикаментами и одеждой. Эпидемии полностью прекратились. Впервые за всю историю человечества разум и добрая воля помогли остановить страшное бедствие. Казалось, что животное вида Homo sapiens наконец-то задумалось над тем, что такое совесть, и хоть в какой-то мере приблизилось к идеалам гуманизма.

вернуться

5

— Я не занимаюсь фальсификацией (фр.).

вернуться

6

— Простите (фр.).