Путы для дракона - Радин Сергей - Страница 19

— Не уводи — попросил Леон. — Мне очень хочется узнать всё сразу, но… Давай сядем, что-то с головой неладно. Ты сказал — у Рашида меч?

— Итак, "тараканы" боятся воды, потому что сделаны из песка. И всё-таки они могут то же, что и Вик, — гулять во времени или среди времени. Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.

— Ты пришёл из мира устоявшихся понятий и представлений. Что-то здесь принимаешь как должное, потому что постепенно вспоминаешь. Что-то для тебя настолько парадоксально, что у тебя начинает кружиться голова. Леон я не врач и боюсь рассказывать тебе всё сразу.

— Да хоть один вопрос до конца прояснить! Мне кажется, голова болит не из-за избытка информации — из-за её нехватки.

— Ты не изменился. Всё те же дотошность и умение убеждать. Ну, хорошо. Именно ты сообразил однажды, что "тараканы" — материализованная иллюзия.

— Когда "таракан" нападает, он может убить, — наконец сказал Брис. — Когда с ним бьёшься, под оружием чувствуешь твёрдое тело. Но когда смотришь сквозь него и видишь ту точку, которую "таракан" заслоняет, он… как бы это сказать точнее… он становится… миражом. Довольно сложная штука — уничтожать их таким образом… У тебя первый раз получилось случайно. У Рашида вообще не получается, он предпочитает оружие. Игнатий обычно запоминает место и дожидается, когда "таракан" перейдёт туда. Так, внимание, новое имя. Роман. Помнишь его?

— … И глаза всегда печальные, — вслух сказал Леон.

— Ага, печальные, всегда. Такое печальноглазое хулиганьё, — сказал Брис. На вид Роман романтичен (прости мне плохой каламбур). На вид он само воплощение мировой скорби. Но док Никита однажды поведал нам по секрету, что хотел бы в профилактических целях послушать сердце Романа. Послушал и сказал, что теперь даже клятва Гиппократа не может закрыть ему уста: у Романа сердца нет… Так вот, о Романе. Если ты вспомнил его, то вспомни и его прозвище — Полигон. Любое оружие он тут же осваивает — и осваивает идеально. Наши думают… думали… Нет — думают! — что это элементарная зависть к тебе. Вернёмся к нашим "тараканам". У Ромки фотовзгляд. Даже рефото. Он восстанавливает раз увиденную местность до мельчайших подробностей, а значит — одним махом всех "тараканов" побивахом. Как и ты. Слушай, командир, давай спать, а?

— Я ещё не знаю, кто я такой и зачем в этом городе, — упрямо сказал Леон.

— Ночи не хватит, чтобы всё объяснить. И вот что тебе я ещё скажу: кто ты такой, я расскажу по мере возможностей. Но зачем мы сюда пришли и как угодили в такой переплёт — ни словечка не пикну. А чтоб много не любопытствовал насчёт этого, скажу так: нет ничего подлее в мире, чем личная свара, перерастающая в общественную проблему. Причина нашего присутствия здесь, в этом… — он запнулся на мгновение, — настолько глупая, что выть и рычать хочется. Дерьмовая причина, откровенно говоря. Но это вежливая откровенность, Леон. Учти, вежливая только из-за твоей нынешней твоей неосведомлённости. Был бы ты в памяти, обложил бы я тебя трёхэтажным по-простецки и по-товарищески! В общем, спокойной ночи, командир!

— Чего надо опасаться здесь, на берегу?

— Берег — граница. Неприятностей здесь почти не бывает. Я поспал. Теперь подежурю. Спи.

— Вика будить не хочется. Слева на поясе отстегни. Нашёл? Это тебе. Я так понял, у тебя огнестрельного нет.