Правда о «Зените» - Рабинер Игорь Яковлевич - Страница 40

Впрочем, в тех случаях, когда это необходимо, к пылу Мутко умеет добавить и содержание. Недаром вице-премьер правительства России Сергей Иванов подтверждает, что даром убеждать Мутко обладает не только в общении с футболистами:

— Виталий Леонтьевич умеет аргументированно излагать свои мысли и пожелания. Мы с ним члены одного Кабинета министров — и я не раз становился тому свидетелем.

Андрей Аршавин любому президенту и тренеру всегда говорил в лицо все, что считал нужным. И репортерам о президентах и тренерах — тоже. Вот фрагмент из его интервью журналисту «Спорт-Экспресса» Александру Кружкову, опубликованного в 2006 году:

«Детство мое прошло в коммунальной квартире на Васильевском острове. Затем жили у отчима, а когда мама с ним рассталась, вернулись в свою коммуналку. Мне тогда было 18 лет, спал на раскладушке. За окном по 8-й линии громыхали трамваи, к которым никак не мог привыкнуть. С соседями отношения были не идеальными. Прожил там два года, при том, что уже играл в "Зените". Я нигде не рассказывал, что живу в коммуналке. Догадывался, какая последует реакция тогдашнего президента Виталия Мутко.

— И какая?

— "Что же ты молчал? Я бы немедленно снял тебе квартиру!" — сказал бы Виталий Леонтьевич. Но это, уверен, так и осталось бы пустым обещанием».

В беседе для этой книги я спросил Аршавина:

— Почему вы думаете, что Мутко не снял бы вам квартиру?

— Во-первых, у «Зенита» тогда не было денег. Понимая это, я ничего Мутко и не говорил. А во-вторых, о своих молодых игроках не заботится никто и никогда.

Будем объективны: последнее утверждение Аршавина относится к Мутко в неизмеримо меньшей степени, чем к нынешним руководителям «Зенита».

Вклад экс-президента «Зенита» в возрождение клуба Аршавин все же оценивает весьма высоко.

— Почему, по-вашему, в какой-то момент «Зенит» не был нужен никому, на него ходило по 500 человек на заводских стадионах — а потом он вдруг оказался нужен всем? — спросил я в декабре 2008-го будущую звезду «Арсенала».

— В те годы спорт был на последнем месте, о нем думали по остаточному принципу. Но в тяжелые времена Виталий Леонтьевич сумел мастерски «пропиарить» «Зенит». Денег у клуба не было, и они, и внимание появились благодаря грамотной политике Мутко. Он старался говорить о «Зените» на телевидении и в прессе, подчеркивал, что в команде должны играть воспитанники питерского футбола, что здесь будет клуб европейского уровня. Наконец, его самый любимый тезис: «Зенит» — это такой же символ Санкт-Петербурга, как Эрмитаж, Петропавловская крепость или Медный всадник. Тогда это, конечно, были натянутые сравнения — но поскольку Виталий Леонтьевич говорил об этом везде и постоянно, ему действительно удалось привлечь к клубу внимание, и народ полюбил «Зенит». Может, футбольный клуб и не стоит ставить в один ряд с памятниками архитектуры, но одним из символов города «Зенит» сейчас действительно является.

Мутко — хороший оратор. Общаясь с ним, ты сам в какой-то момент уже начинаешь верить, что здесь лучше, чем где бы то ни было. На первых порах ему пришлось нелегко, потому что у «Зенита» не было серьезных финансов. Но Виталию Леонтьевичу удалось сохранить команду, поддерживать ее на плаву — и привлечь к ней внимание людей, у которых есть деньги. Что и было главной его задачей как президента клуба.

— Насколько легко вам удавалось и удается находить с Мутко общий язык?

— Виталий Леонтьевич — человек непростой, но каких-то глобальных конфликтов на профессиональной почве у нас не было. Задержки зарплаты в «Зените» случались часто, но чтобы пообещали и вообще не выполнили — такого не было никогда.

Кержаков:

— Мутко стоял у истоков возрождения «Зенита». Он смог отгородить его от посторонних людей, полностью отдавался клубу и на протяжении многих лет не распылялся на другие дела. Его отличие от людей, которые пришли ему на смену, заключалось в том, что те совмещали и совмещают работу в «Зените» с управленческой деятельностью в других сферах, тогда как Виталий Леонтьевич, уйдя из мэрии, был президентом «Зенита» — и только его. Он стремился вникнуть в каждую деталь деятельности клуба и решать все сам, тогда как последующие президенты отдавали многие проблемы на откуп другим людям. При этом именно Мутко сделал клуб акционерным обществом, в сложные времена заинтересовал в «Зените» сразу несколько состоятельных компаний. Наконец, у него всегда были большие амбиции — даже когда в их реальность никто не верил. С момента своего прихода в «Зенит» он мечтал услышать гимн Лиги чемпионов на «Петровском». И услышал — правда, уже в качестве президента РФС.

Помимо амбициозности, еще одну причину успеха Мутко как футбольного менеджера подметил Розенбаум:

— Кроме того, что Виталий — правильный организатор (или, говоря по-сегодняшнему, менеджер), умеющий увидеть в рабочем процессе слабые места и укрепить их увлеченными и грамотными сотрудниками, у него есть еще одно важнейшее качество, которое помогло ему добиться многого как в «Зените», так и в РФС. Не знаю, как у него все сложится на посту министра спорта, поскольку это очень большое хозяйство, — но сделать его первым лицом российского футбола было верным решением. Потому что Мутко очень любит футбол.

Розенбаум прав на все сто. «Ничто не может быть великим без страсти», — такую цитату Гете как-то привел в разговоре со мной замечательный тренер и человек Владимир Федотов. Речь шла о других вещах, но к Мутко и его восприятию футбола эта цитата имеет прямое отношение. Люди, которые работают рядом с ним, могут жаловаться на миллион его недостатков. Но в равнодушии или в потребительском отношении к футболу его не заподозрил никто.

Мутко всегда отличался тем, что любил футболистов. Порой даже общался с ними в обход главных тренеров, чем вызывал острое недовольство последних — в частности, Петржелы. «Президент не должен общаться с игроками, когда ему взбредет в голову, не должен ходить на базу в отсутствие главного тренера, не должен принимать активное участие в делах команды», — писал он в своей книге.

Рапопорт:

— Мутко вообще всех футболистов очень любил. Даже чрезмерно, и это порой страшно нервировало Юрия Морозова в бытность того главным тренером. Он считал, что такая любовь мешает нормальному функционированию команды. Он, тренер, выстраивает с тем или иным игроком определенные взаимоотношения, и вдруг президент клуба говорит тому: «Ты наш хороший, ты наш любимый». После чего вся тренерская педагогика идет прахом. С другой стороны, здорово, когда президент футбольного клуба так любит дело, которым занимается — такое бывает далеко не всегда.

Виталий Леонтьевич, любовно называвший своих футболистов «чудо-богатырями», не мог и не хотел быть от них на большом расстоянии. И в том заключалась как его сила, так и слабость. Сила — потому что сами игроки чувствовали неравнодушие главы клуба и в большинстве своем отвечали ему взаимностью. Слабость — потому что столь близкое общение с футболистами нарушало субординацию, вертикаль: президент — тренер — игроки. Активность Мутко зачастую приводила к потере тренером части необходимого авторитета: иные игроки видели, что какие-то вопросы можно «продавливать» через клубного руководителя, минуя непосредственного босса, — и пользовались этим. Что, в свою очередь, приводило к появлению любимчиков и неприкосновенных для тренеров фигур.

Преподнести себя и свой клуб возможным новичкам в выгодном свете Мутко умел виртуозно. Характерный пример привел в интервью «Спорт-Экспрессу» полузащитник Максим Деменко. До перехода в «Зенит» на рубеже 1990-х и 2000-х трансферный лист этого игрока принадлежал Александру Гармашову, человеку весьма своеобразному. Футболист фактически находился в рабстве. Мой коллега Юрий Голышак без обиняков спросил:

— Говорят, он (Гармашов) ваш трансфер проигрывал в карты. Потом снова отыгрывал — и опять проигрывал…