Юри - Пукк Холгер-Феликс Янович - Страница 30

По дорожке приближался поздний посетитель. Поравнявшись с Юри, он, словно бы что-то вспомнив, остановился. Юри только теперь заметил его. У незнакомца были пышные седые усы и большие, костлявые, в морщинах руки. На голове — синяя шляпа с полями.

«Прямо как дядя Кустас. Только уж очень худой», — пронеслось у Юри в голове.

— Что, пришёл полить цветы?.. — спросил мужчина и взглянул на залитое заревом небо. — Как раз самое подходящее время, день кончается.

— Да-а! — пробормотал Юри.

Незнакомец внимательно осмотрел могилу.

— Ничего не скажешь, сделано на совесть. Не придерёшься. Я вчера всё время наблюдал со стороны, как детишки здесь хлопотали.

Он замолчал и всмотрелся Юри в лицо, словно стараясь что-то припомнить. Затем неуверенно пожал плечами и сказал:

— А тебя вроде бы и не было вчера…

Юри кивнул.

Теперь незнакомец, как видно, догадался, кто этот мальчик… Нет, он не просто один из тех, кто украшал могилу; здесь, наверно, похоронен очень близкий ему человек.

Морщинистая рука дотронулась до плеча Юри. И мальчик услышал неторопливые слова:

— Не беда, небось всё опять наладится.

Юри вздохнул, посмотрел незнакомцу в лицо и неожиданно для себя сказал:

— У меня нет дома.

В этих словах звучал вопрос: можете ли вы понять, что это значит?

— Да, я верю, что тебе тяжело, — мужчина кивнул головой. — Но ещё было бы тяжелее, если бы у тебя не оказалось друзей.

Юри ничего на это не сказал, но прекрасно понял, что имеет в виду незнакомец.

— Всего хорошего, молодой человек! — произнёс мужчина, но, прежде чем уйти, добавил: — А цветы полей обязательно! Там, под рябиной, в кустах лежит моя лейка. Пользуйся ею. Только не забывай на место ставить.

Под ногами уходившего заскрипел песок. Юри стало жаль, что незнакомец ушёл, что он не присел рядом с ним и не рассказал поподробнее о ребятах, которые вчера приводили в порядок могилу матери.

Юри ещё хотелось бы спросить у незнакомца: был ли и Эрви его другом? Сегодня этот вопрос ни на минуту не оставлял его. И, как это ни ужасно, мальчику всё время приходил один и тот же ответ: «Да, несомненно, Эрви был его другом. Очень хорошим другом».

Но так ли это на самом деле? Может ли такой парень, как Эрви, быть настоящим другом? Об этом-то ему и хотелось спросить у незнакомого старика.

Юри прекрасно знал: он никогда бы не осмелился задать такой вопрос незнакомому человеку, ведь тогда пришлось бы рассказать старику обо всём. И всё-таки мальчику было досадно оттого, что тот ушёл.

Юри без труда отыскал лейку в кустах под рябиной. Принёс воды, полил цветы и траву. Вода быстро впитывалась в землю, и Юри представлял себе, как жадно глотают растения освежающие струи.

Покончив с хлопотами, Юри присел отдохнуть. Страх, что его могут обнаружить, исчез. В душе мальчика возродилась надежда. Если бы кто-нибудь спросил у Юри, на что он надеется, тот наверняка не нашёл бы ответа. В сущности, для этого не было никаких оснований. И всё же! Могила матери, приведённая в порядок товарищами, слова незнакомого старика, письмо Вирве, напомнившее о его обязанностях, словно возвращали его к жизни, говорили о том, что ещё не всё потеряно.

И Юри твёрдо решил во вторник с самого раннего утра пойти на кроличью ферму и навести там порядок. Он будет работать целый день. А если понадобится, то и второй, и третий. Может быть, какой-нибудь кролик заболел. Тогда Юри станет дни и ночи дежурить возле него. Будет каждый день давать животному лекарство, менять воду…

Мальчик горел желанием сделать что-нибудь хорошее для Вирве, для Нээме, для остальных ребят, для всего отряда, для всей школы.

Когда же мысли его возвращались к Эрви, то его охватывало горькое сожаление: ведь он не сделал для Эрви ничего хорошего, ни даже самой малости. А Эрви отдал за Юри самое дорогое — жизнь.

Опустившаяся на землю прохлада напомнила Юри: пора отправляться в путь.

Под скамейкой Юри нашёл грабельки; они тоже были новые, только что вышедшие из рук мастера. Их сделал или Алекс, или Ральф. Кто-нибудь из них. Другие не сумели бы сделать так аккуратно.

Юри зажал в руке гладко оструганный черенок и начал водить граблями по песку, оставляя на нём длинные ровные полосы. Он делал это не спеша, заботливо подбирая с песка каждую веточку и былинку. Чем меньше оставалось работы, тем больше он её затягивал. Наконец могила была приведена в идеальный порядок. Больше не к чему приложить руки — надо уходить. Но куда? Сколько ни старайся отгонять от себя мысли, всё равно никуда не уйдёшь от этого вопроса…

Возле железных кладбищенских ворот стоял автобус, идущий в сторону города. Два-три поздних пассажира один за другим скрылись за его дверцами.

Автобус напомнил, что новый дом Вийкхолмов в двух шагах от Горного кладбища.

«Пойду-ка я, оставлю Вирве записку. Во вторник утром я непременно займусь длинноухими. Пусть девочка не волнуется».

Юри прежде бывал здесь у Вирве, он помнил: дом Вийкхолмов покрыт светло-серой, похожей по цвету на гранит штукатуркой. Других таких поблизости не было. По этой примете узнать его пара пустяков, хотя Юри и не запомнил номер.

Мальчик не ошибся. Дом Вийкхолмов был найден. Но на дверях висел замок.

Юри беспомощно огляделся. Чем написать письмо? И на чём? Карандаша и бумаги у него в карманах не нашлось.

И тут у него мелькнула счастливая мысль: нацарапать записку концом гвоздя на обрезке доски, а доску привязать верёвкой к ручке двери.

Готово! Теперь в путь. Небось завтра утром его послание найдут.

Юри оглядел двор. В дальнем углу виднелся сарай, двери у него были открыты. Зачем идти дальше? Не всё ли равно, где переспать ночь?

И Юри зашёл в сарай.

К своей радости, он обнаружил здесь нары, набитую стружкой подушку и одеяло. Наверное, отец Вирве и сам не раз ночевал здесь.

13

Юри сел на нары и начал проворно расшнуровывать ботинки. Но узлы намокли и не развязывались. Он дёргал их, дёргал… А мысли в это время возвращались к пережитому: вот он направляется в дом Эрви, вот покупает хлеб в ларьке, вот разговаривает на кладбище с добрым стариком… Как много он сегодня перечувствовал, как много испытал — и страха, и радости… День, правда, закончился на кладбище, но на душе было радостно и тепло, как будто поговорил с друзьями.

Вот только какая-то мысль не даёт покоя. Вернее, даже не мысль, а странное ощущение: не сделано что-то очень важное, очень значительное.

Что же это такое?

Пальцы, занятые шнурками, двигаются всё медленнее. А теперь и вовсе замирают. Что бы это могло быть?

Порыв ветра распахивает дверь сарая настежь, словно приглашает Юри на улицу, приказывает идти…

Куда?

Юри поднялся, захлопнул двери и закрыл их на крючок.

Нет. Сегодня он никуда больше не пойдёт. Он устал. Он сейчас ляжет и уснёт.

Но и лёжа на нарах с закрытыми глазами, Юри никак не может успокоиться. Что-то мучает его, отгоняет сон. Снова и снова обдумывает мальчик события сегодняшнего дня.

…Он прячется в кустах, он боится людей… потом решает пойти на кроличью ферму, он…

И всё-таки не хватает самого важного! Что же это, наконец? Чего он не сделал?

И вдруг Юри понял: до сих пор он думал о себе, думал о кроликах… А об Эрви! Вернее, не об Эрви, а о Вялом он даже не вспомнил!

Этот выродок по-прежнему ходит по улицам. Может, совершает новые преступления… И он, Юри, допускает это!

Нет, нет! Всё ясно. Чего ему, Юри, бояться! Он пойдёт туда куда надо и скажет…

Эта мысль успокоила мальчика. Решение о самом важном принято. И сразу же сон вступил в свои права.

Юри даже не успел как следует укрыться одеялом, с грязного ботинка так и свисает неразвязанный шнурок…

Ясное, солнечное утро.

Молодые яблони тянут свои тонкие ветви к солнцу, словно просят у него ещё больше тепла и света.

Пчёлы кружатся над цветочной клумбой, собирают нектар, удовлетворённо жужжат. Одни опускаются, другие взлетают. Откуда-то появляется чёрная с белой манишкой кошка Вийкхолмов. Потягивается, зевает, шевелит усами.