Чужие ветры. Копье черного принца - Прозоровский Лев Владимирович - Страница 7

— Хорошо бы накануне, — робко попросила Агата.

— Идет, пусть будет накануне! Значит, вы согласны работать у меня?

— Да.

— Отлично! — сразу повеселев, воскликнул господин Антон. И шумно поднялся, потирая руки, как барышник после заключения удачной сделки. На первый взгляд эта радость могла показаться несколько странной. Не такое уж сложное дело — найти в Стокгольме секретаря-стенографистку, знающую два языка. Но, очевидно, не всякая стенографистка устраивала господина Антона, а только та, за которую мог поручиться Аксель. А за Агату рыжий черт ручался головой!

— О жалованье не беспокойтесь, фрекен Агата! Денег у вас будет более чем достаточно.

Агата поднялась с места, весьма довольная исходом первой встречи с человеком, у которого ей предстояло работать.

— А сегодня я могу уехать?

— Да, вас довезут на моей машине.

«У него есть своя машина, — невольно подумала Агата. — Почему же он сразу не прислал ее за мной? Странный человек!»

— Вы произвели на меня очень благоприятное впечатление, — продолжал хозяин, провожая девушку к двери. — Только я советую вам в отношениях с людьми быть более жесткой… Иначе вас легко могут слопать!

Агата остановилась, невольно вздрогнув.

— Что вы сказали?

— Почему вы испугались? Я говорю — слопать! Вас шокирует это грубое слово?

— Нет, — овладев собой, ответила девушка. — Просто, я недавно слышала это же слово от… — она хотела сказать «Акселя», но почему-то удержалась и сказала: —…от одного моего знакомого.

…Обратно Агата ехала одна. Аксель куда-то исчез. Машину вел молчаливый человек, тот самый, что открывал калитку. Девушка не обратила на него внимания. Слишком много накопилось впечатлений. Надо было разобраться во всех них. Агата не заметила, как мчалась, и затем — как остановилась машина. Девушка очнулась только тогда, когда шофер недовольным голосом, с иностранным, скорее всего немецким акцентом сказал:

— Фрекен может выходить. Она дома.

Выпорхнув из машины и небрежно поблагодарив водителя, Агата побежала в дом. И только у самой двери, доставая ключ, вспомнила, что она не назвала шоферу своего адреса. «Наверное, Аксель сказал».

Отец спал. Большая лампа под потолком была потушена, горел лишь ночничок у отцовской кровати, как в капитанской каюте, где никогда не выключается свет. Не снимая плаща, дочь подбежала к отцу, хотела поцеловать его, но решила не будить. Повернувшись, на носках пошла в свою комнату.

Глава третья

Белевича арестовали.

Хотя Алина и готовилась к этому, но все же была очень огорчена, получив от следственных органов уведомление о том, что счетовод школы колхозных бригадиров Витольд Янович Белевич заключен под стражу как лицо, обвиняемое по статье 136 Уголовного Кодекса. Ей казалось, что Белевича допросят, выяснят, что убил он непреднамеренно, и до суда выпустят.

«В жизни каждого человека может быть трагическая ошибка, — рассуждала Алина. — Я ведь не говорю, что Белевич не должен понести наказания, — он понесет его, но это уже потом, по суду… А сейчас запирать человека в тюрьму до суда, как какого-то бандита?.. Нет, это уж слишком!»

Сердила директора школы и дотошность следователя, ведущего дело. «Вы говорите, что Белевич и Эгле были друзьями?» — спрашивал он. «Да, я говорю это, — отвечала Алина. — Спросите всех, кто знал их, все скажут то же самое». «Хорошо, — говорит следователь, — но ведь прошел всего месяц, как Ивар Эгле поступил в вашу школу». «Ну и что же, разве люди не могут сдружиться за это время!? Да они за первую неделю подружились так, что водой не разольешь! А кто научил Витольда охотиться, как не Эгле? Витольд до Эгле три года у нас проработал — ни разу ружья в руки не взял, а Эгле сразу его подбил, вместе съездили в Ригу, вместе купили ружья».

«Согласен, — говорит следователь, — мы во всем разберемся, но зачем вы-то так волнуетесь, Алина Карловна?» У Алины возмущение подступает к горлу. «Ах, вон вы куда гнете? Вы еще и меня в соучастницы запишете? Докатился, голубчик, нечего сказать! Сразу видно, нет у вас практики в этих делах».

«В расследовании убийств?» — смеется следователь.

«Да».

«Что ж, вот и отлично».

«Что отлично?» — продолжает негодовать директор школы.

«Будем приобретать практику».

Узнав о том, что характеристика с места работы может в известной степени повлиять на решение суда, Алина, посоветовавшись с секретарем партийной организации, написала о Белевиче самый лучший отзыв. Надо сказать, что текст отзыва полностью соответствовал представлениям, сложившимся о Витольде в школе. Он действительно был непьющим, аккуратным, один вел довольно сложное финансовое хозяйство коллектива, вел его хорошо, подозрительных связей не имел. Было лишь одно обстоятельство, о котором писавшая отзыв не сочла себя вправе умолчать: Витольд принадлежал к числу тех граждан Советской Латвии, которые во время войны были вывезены в Германию и вернулись на Родину не сразу. Но, во-первых, таких людей было довольно много; во-вторых, все знали, при каких обстоятельствах латышам приходилось покидать свою Родину, — под дулами немецких автоматов, вот как!

Жаль было Илгу Малыню, школьную красавицу, преподавательницу агротехники. О ней необходимо сказать подробнее, иначе еще можно подумать, что сама Алина имела какие-то виды на Витольда. Нет! Она знала, что между Илгой и Витольдом уже больше года существуют дружеские отношения. И они, скорее всего, закончились бы свадьбой, — сама Алина помогла бы этому, — если бы не трагический случай на охоте.

Илга кончила ту же сельскохозяйственную академию, что и Алина, только двумя годами позже. Алина пригласила подругу в свою школу. Когда новая преподавательница впервые появилась на уроке, курсанты — народ в классической женской красоте неискушенный — дружно ахнули от восхищения. Илга напоминала героиню из древней латышской сказки: высокая, строгая, с тяжелыми, словно из золота отлитыми волосами; лицо точеное, а глаза голубые, глубокие, как латгальские озера.[5]

Не сразу Илга обратила внимание на степенного Витольда. Но, узнав ближе, полюбила. И, судя по всему, крепко.

— Ты, Илга, как сырая береза в костре, — шутила Алина, — медленно разгораешься, зато жарко горишь.

И добавила со вздохом:

— А я, видно, вроде осины — ни тепла, ни пламени!

— Просто некому поджечь, — одними губами улыбалась Илга. — Подожди, еще запылаешь, только искры полетят!

— Где уж там…

Вспоминала Алина и убитого Ивара Эгле. Он пришел наниматься месяц назад, в мае. По правилам, механика должно было присылать министерство, но если во всем надеяться на министерство, то… Документы Эгле были в порядке. Познакомившись с ним, Алина спросила Эгле, велика ли у него семья. Тот поднял кверху указательный палец: «Один, как перст». Человек представительный, работящий, веселый… В первые же недели показал, что свое дело знает отлично — с двумя помощниками весь машинный парк привел в порядок. Выпивал? Ну кто не выпивает? А что, если все-таки Витольд убил Ивара умышленно, из ревности к Илге? А? Могло это быть? Тут Алина начинала задумываться. Она даже вызвала к себе Илгу и, глядя на нее в упор, задала ей этот же вопрос. Но лицо Илги при упоминании об Иваре Эгле выразило такое отвращение, что ложью это быть не могло, — женщины лучше понимают друг друга, нежели мужчины понимают их.

— Ты подозреваешь, что он убил Ивара из ревности ко мне?

Илга закрыла лицо руками и заплакала. Алина принялась ее утешать и тоже заплакала. Так и сидели они в директорском кабинете до вечера.

Тело убитого после вскрытия привезли обратно в школу и похоронили на небольшом сельском кладбище. Опечатанную комнату, где жил покойный, открыли. Немногочисленные вещи его, до решения суда, перенесли в школьную кладовую.

Время шло. На могиле Эгле появилась первая робкая травка. Школа ощущала острую нужду в механике — надо было заниматься с курсантами. На этот раз министерство оказалось отзывчивей: через несколько дней после запроса в школу приехал новый механик.