Вдохновенные искатели - Поповский Александр Данилович - Страница 3

В судьбе молодого человека, вынужденного расстаться с медицинской академией и стать младшим полковым врачом, принимает участие его профессор и наставник Холодковский. Трудно сказать, что больше нравилось ученому в Павловском – горячая ли любовь к зоологии или страстный интерес к литературе. Знаменитый профессор сам изведал на себе силу этих влечений. Литературные эксперименты его имели значительный успех. Широко известны его перевод «Фауста» на русский язык и ряд мастерски написанных стихотворений.

Павловского прикомандировывают к кафедре зоологии при Военно-медицинской академии сроком на один год. Он ведет практические занятия со студентами и пишет работу «Ядовитые железы членистоногих». Будущий зоолог собирает пауков и многоножек, ос, скорпионов и пчел – готовит диссертацию на первую степень доктора медицинских наук. Сколько планов у него связано с этой работой! Во-первых, он оправдает надежды профессора, своего доброго гения и покровителя. Во-вторых, счастливый исход позволит ему остаться при академии и откроет путь к защите диссертации на степень магистра зоологии, без которой не отделаться от нелюбимой медицины. Для новой же диссертации – «История развития скорпионов» – предстоит совершить поездку в самое логово древнего хищника, в Африку…

Надежды и мечты осуществились – Павловский доктор медицинских наук. Двадцати девяти лет его избирают приват-доцентом Военно-медицинской академии, и в 1914 году он направляется в Африку. Год спустя молодого доцента видят в барханах Средней Азии охотящимся за песчаными скорпионами. В декабре 1917 года Павловский защищает в университете диссертацию и добивается степени магистра зоологии и сравнительной анатомии. «Зоолог от ядовитой железы», как его шутя называют товарищи, завершает свой труд, начатый еще на студенческой скамье: выпускает в свет книгу о ядовитых животных. Она объединяет его работы о рыбах, членистоногих и скорпионах.

Путь труда и исканий

«Наша скромная обязанность, – сказал один из знаменитых зоологов, – вникнуть в хаос, царящий в природе, понять и упорядочить его для самих же себя. Из века в век образуются новые разновидности насекомых и животных, внешне схожих подчас, но глубоко различных по своему составу. Выяснить их подлинную сущность и поделиться этим с другими – истинный долг систематика».

В основном это верно. Но сидит иной зоолог в рабочем кабинете, обложенный препаратами, сухими насекомыми, шкурками, набитыми ватой и паклей, и описывает формы организмов, как если бы они были живыми пред ним. Обнаружив на ножке фаланги лишних два-три волоска, систематик объявит находку новым видом и в сухом описании оповестит об этом мир.

Понадобится такому ученому составить себе мнение о строении насекомого – он рассечет организм на тончайшие пластинки и с помощью микроскопа и воображения примется гадать, каков объем органов и их расположение, если мысленно соединить эти срезы и воссоздать организм.

Творческая натура Евгения Никаноровича Павловского уже с первых шагов не мирилась с бесплодной методикой, его взор обратился к искусству учителя, профессора Холодковского, и предшественников его – русского ученого Брандта и голландца Сваммердама. Эти ученые с помощью примитивных оптических приборов изучали строение таких «презренных существ», как вошь и комар, муха, блоха и гусеница. Орудием вскрытия им служила швейная игла. Этим инструментом извлекались на свет желудок, кишечник, дыхательная трубка, половой аппарат и нервная система насекомого. Восхищенный результатами анатомической работы, Сваммердам наивно писал своему покровителю:

«Высокоуважаемый господин!

…Я представляю глазам Вашего великодушия в расчленении вши всемогущество руки господней. Вы с изумлением увидите чудо, познаете в маленькой точке мудрость всевышнего… Здесь Вы найдете в одной линии, в одних чертах все строение наиболее искусно созданного в природе животного, как бы воплощенного в одну краткую идею…»

Ученые девятнадцатого века, чтобы точнее представить себе органы насекомых, зарисовывали их и поручали гравировать эти рисунки. Подозревая неточность в исполнении мастеров, некоторые научались граверному искусству.

К этому забытому методу анатомирования вернулся Павловский. Он не отказывается от микротома и строение тканей будет изучать при помощи срезов. И законсервированные насекомые полезны для работы исследователя, но опыт подсказывает ему, что законы природы следует искать в естественной природе, ее тайны сокрыты в самой жизни.

Он анатомирует насекомое, как крупное животное, не делает разницы в приемах процедуры. Одной иголкой прикрепляет верхнюю часть тела, а другой – нижнюю, отдельно извлекает желудок, кишечник и железы, выделяющие слюну. Не легкое дело отделить кожу вши, манипулировать хоботком или сердцем блохи, не нарушая их покрова. Зато какие возможности за этим лежат! Он мечтает о книге «Анатомия насекомых», чтобы грядущие поколения энтомологов, физиологов, биохимиков и медиков черпали из нее идеи по сравнительной анатомии…

Увлечение молодого зоолога многим пришлось не по вкусу. Возвращаться к отжившим формам исследования – и где? – в Военной академии медицинских наук!

– Отказываясь от современной методики, – предупредил его маститый ученый, – вы рискуете оказаться в шестнадцатом веке.

– Что ж, это будет в порядке вещей, – не смутился молодой зоолог. – Говорят, что медицина – змея, кусающая свой собственный хвост; после ряда веков неустанного труда, большой затраты усердия и учености она часто возвращается туда, где была уже столетия и тысячелетия назад. Я, как видите, усердно следую традиции.

– Все это так, – уступали ему, – но существует ведь известная последовательность идей. Пройденная стадия не возвращается.

– Возвращается, – уверенно возражал он, – но на более высокой ступени. В конце пятнадцатого века врачи останавливали кровь таким сомнительным средством, как свиной и ослиный помет, смешанный с золой. И это творилось спустя две тысячи лет после Гиппократа, величайшего врача древней Греции, предугадавшего основные принципы антисептики, и двенадцать веков после Галена, который останавливал кровь, перевязывая кровоточащие сосуды.

– Выходит, что отступления, как вы это сами признаете, не всегда полезны человечеству.

– Смотря по тому, – не сдавался молодой энтузиаст, – что считать полезным и вредным. Греки, современники Александра Македонского, были признательны ему за его успешный поход против персов. Современные греки могут единственно быть ему благодарны за то, что он перенес на их родину турецкие бобы и огурцы, неизвестные в Греции.

Раз ухватившись за старый метод исследования, Павловский уже не разлучался с ним. Каких только идей не навеял он молодому ученому. Вот мелькнула у него мысль, на первый взгляд несуразная, – исследовать моль, которая питается шубным мехом и шерстью, и гусеницу пчелиной моли, живущую в ульях пчел и питающуюся воском. Разве не любопытно, как умудряются они из такого скудного вещества извлекать все необходимое для питания? Некоторые жуки и клещи довольствуются распадающимися костями, остатками хрящей разложившихся трупов. Гусеница-древоточица вгрызается в древесину и удовлетворяется ее грубой клетчаткой. Своими пищеварительными соками она делает то же, что и мы в лаборатории, действуя на дерево серной кислотой. Разве не интересно установить, как удается насекомым превращать древесину, шерсть или воск в ткани и жиры? Нельзя ли изучить их ферменты, овладеть тайной этих процессов? И труда тут понадобится немного: дать биохимику десяток желудков и слюнных желез насекомых, самому потрудиться – и природа секретов, возможно, будет раскрыта. Почему бы в самом деле не попытаться?

У молодого исследователя множество планов, головокружительных предположений. Организм пчелиной моли действует убийственно на коховскую палочку, искусственно введенную в нее. Кто поручится, что тут не кроется тайна победы над туберкулезом? Пчела, как известно, не испражняется в продолжение зимнего времени. Изучая с биохимиком ферменты ее пищеварительного тракта, Павловский убедился, что действия их зимой, когда организму угрожают размножившиеся кишечные микробы, отличаются новыми защитными свойствами. Кто знает, сколько пользы может принести человеку эта естественная антисептика, будучи открытой и изученной до конца!…