Тайна темной комнаты - Попов Валерий Георгиевич - Страница 8

— А ты купил, что ли ее?! — проговорил вдруг самый маленький из гостей.

Так! Отлично!

— Купил! Представь себе! — грубо ответил я. Но гигант, отодвинув маленького, покорно сказал:

— Ну, хорошо. Если надо так — мы уйдем! Отовсюду уже выгнали нас — теперь вы гоните!

— Да ладно уж! Оставайтесь! — мне стало их жалко.

Гага открыл уже дверь своей квартиры и ждал меня. Я со вздохом вошел, и Гага захлопнул за мной дверь на лестницу.

— Не бойся! — проговорил Гага. — Предков нет моих — в гости ушли.

Как будто бы я боялся его предков! Боялся-то я совсем другого… Гага нагнулся и осторожно поднял прислоненное к стенке оконное стекло.

— Второе бери! — показал он. Я поднял второе стекло.

— Где взял? Ведь выходной же сегодня! — спросил я.

— Где, где! — ответил Гага. — У нас в комнате вынул — где же еще!

— Ну, смело, ничего не скажешь! — сказал я. — Представляю, что твои родители нам устроят, когда вернутся!

— Если только они достанут нас в четвертом измерении! — усмехнулся Гага.

Я задрожал — чуть не выронил стекло.

— Тут-тук! — бодро проговорил Гага, коснувшись пальцем двери в комнату кочегара. — Можно?! Мы к вам стекла пришли вставлять!

Из-за двери никто не отвечал. Мне стало почему-то очень страшно.

— Интересно! — Гага потянул дверь, она открылась.

В комнате никого не было. Посреди комнаты стоял шкаф, отодвинутый от стены. Дверь в темную комнату была распахнута! Мы выскочили в коридор.

— Та-ак! — тяжело дыша, проговорил Гага. — Сам, значит, туда ушел. Испугался, что мы разоблачили его!

— Как… кого мы разоблачили? — прошептал я.

— Посланника! — прошептал Гага. — Он, видимо, человек был, но связанный с ними.

— С кем — с ними? — проговорил я.

— Ну — с существами, которые там!

— А… которые там?

— Если бы я знал — я бы не стал этому уделять столько внимания! — проговорил Гага. — Пошли!

Мы снова вошли в комнату. Как-то в ней было тревожно — из-за двери, открытой туда! Мы осторожно, ступая как по льду, подошли к приоткрытой двери. Оттуда веяло холодом и какой-то неземной, абсолютной тишиной.

— Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба! — быстро посчитал Гага. Выпало на меня.

— Ну, я пошел! — пробормотал я.

— Ага, — Гага кивнул.

Я переступил высокий порог… и очутился в абсолютной темноте. Я надеялся увидеть окно темной комнаты изнутри — а через него и наш двор — но окна никакого не было, было абсолютно темно и тихо. Постояв и послушав, как кровь шелестит в ушах, я осторожно поднял руки и двинулся вперед. Я шел медленно, коротким кругообразным движением нащупывая ногой пол впереди. Я двигался довольно долго — и вдруг паника охватила меня. Если бы это была обычная комната — пускай даже и темная — я давно должен был упереться рукой в стену — но здесь не было никакой стены! Была бесконечная темнота и тишина! Обычно хоть что-то видишь и что-то слышишь — а здесь не было ничего, только колотилась в голове мысль: «Ну, все! Пропал! Отсюда не возвращаются!» Потом и эта мысль, вильнув хвостиком, исчезла. Не было больше ничего…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я пришел в себя. Я почувствовал, что лежу, подмятая рука затекла. Я поднялся и увидел далеко-далеко светящуюся щель. С колотящимся сердцем, но соблюдая осторожность, я медленно пошел туда… и вышел в светлую комнату, к Гаге!

— Ну… что ты так долго? — белыми губами проговорил он.

Я ничего не ответил и опустился в кресло. Потом мы вышли в коридор. Оставив стекла в комнате кочегара, мы стали спускаться по лестнице. Лестница была абсолютно такая же — и те же оболтусы, что удивительно, так и стояли на площадке второго этажа.

— Ну, как делишки? Что новенького? — стараясь говорить бодро, спросил я.

— Что может быть новенького-то? — вздохнул громадный.

— Вот батареи стали холодные! — пожаловался маленький.

— Естественно! — многозначительно глянув на меня, проговорил Гага.

— Ну, рассказывай! — прошептал Гага.

На следующий день я сидел дома, никуда не выходил.

— Батареи буквально ледяные! — поежилась мама. — Что — не топят больше?

— Да, говорят, приказ вышел — больше не топить! — сказала бабушка. — И кочегар в отпуск уехал, говорят. Чего же топить — раз лето приходит!

За что я бабушку люблю — что всегда все здорово объяснит, успокоит! Все просто: никуда кочегар не исчез, а просто уехал. А перед этим темную комнату осмотрел — чтоб занять ее, скажем, после отпуска! А что я дальней стены долго нащупать не мог… топографический обман — и более ничего! Ведь говорят, что в лесу человек по кругу ходит — и я по кругу ходил. Ну, молодец, бабушка моя! Спокойно стало.

На следующий день в школе Гага был высокомерен и задумчив, ни с кем не разговаривал, даже со мной. Когда Игнатий Михайлович вызвал его, Гага укоризненно глянул на него, так покорно, но тяжело вздохнул, что Игнатий Михайлович даже растерялся, стал ощупывать свой костюм — нет ли в нем какого дефекта, не сбился ли на сторону галстук?

— Почему ты так смотришь, Смирнов? — проговорил Игнатий Михайлович. — Что-нибудь произошло?

— Да нет, ничего, — тихо произнес Гага. — Вы хотите, чтобы я отвечал?

— Да хотелось бы, — пробормотал Игнатий Михайлович.

— Ну, хорошо, — Гага пожал плечами. — Что именно вас интересует?

— Урок, — робко проговорил Игнатий Михайлович.

— А-а, урок! — проговорил Гага. — Урок я не знаю.

Он сделал ударение на слове «урок», явно давая понять — что знает нечто другое, более важное.

— Да, урок… А ты выучил что-нибудь другое?

— Да ничего я не выучил! — уже почти раздраженно проговорил Гага.

— А почему же у тебя такой многозначительный вид? — усмехнулся Игнатий Михайлович.

— К сожалению, есть вещи, не предназначенные для непосвященных! — проговорил Гага снисходительно.

Игнатий Михайлович, уже протянувший было руку к журналу, чтобы поставить пару, испуганно отдернул руку и посмотрел на Гагу.

— Ты что — сделал какое-то открытие? — спросил Игнатий Михайлович.

— Ну, открытие не открытие… — скромно проговорил Гага.

— И в какой же области… это «не открытие»? Секрет?

— Во-первых, — секрет! — строго выговорил Гага. — Ну, во-вторых, эта область в науке точно не обозначена. Может быть — она слегка граничит со спелеологией, может быть — весьма относительно — с географией. Наверняка — с астрономией. Возможно, математические парадоксы там тоже присутствуют! — словно сжалившись над математиком Игнатием Михайловичем, добавил Гага.

— А с физкультурой — связано? — пробасил наш двоечник Маслекин.

— Без физкультуры открытия бы не произошло, — глянув в сторону Маслекина, ответил Гага.

— Ну — ты просто какой-то Леонардо да Винчи! — проговорил Игнатий Михайлович, — Может быть, и я заодно с тобой в историю попаду? Как учитель, не раскусивший вовремя гения и отвлекающий его от великих открытий приготовлением каких-то уроков?

— Вашей вины тут нет! — снисходительно проговорил Гага. — Вы же не можете всех видеть насквозь! У вас вон ведь сколько учеников — каждого вы не можете понять, это ясно!

— Ну спасибо, успокоил! — сказал Игнатий Михайлович. — Тогда я, быть может, все-таки поставлю тебе двойку?

— Разумеется! — проговорил Гага. — Думаю — это ваше право. Даже обязанность! — строго добавил он.

— Ну, хорошо, — Игнатий Михайлович вывел в журнале двойку.

Прозвенел звонок. На перемене Гага держал себя, как король в изгнании, — скромно, но с достоинством.

— Не будем осуждать недальновидных людей, — снисходительно говорил он. — Откуда же догадаться Игнатию Михайловичу (Гага держался настолько солидно, что даже называл Игнатия Михайловича по имени-отчеству, не просто Иг, как все мы), с открытием какого масштаба он имеет дело?

— Вообще — чего ты развыступался-то? — с досадой проговорил я, но нас уже окружили одноклассники.

— Ну, может быть, нам-то ты скажешь, что вы открыли? — спросил Боря Долгов, наш классный вундеркинд и отличник, чья слава, после выступления Гаги, явно зашаталась.