Тайна темной комнаты - Попов Валерий Георгиевич - Страница 11

На месяц — раз поворачивается месяц на небе в другую сторону? Или — на сколько? Я несколько раз шагал вперед-назад — серп луны «мигал» туда-сюда. Наконец, я решительно шагнул вперед и подошел к окну. Пейзаж за окном был абсолютно мне незнаком! Стены, замыкающей наш маленький уютный двор, сейчас не было — ровное поле, заросшее травой, шло до горизонта. На горизонте через равные промежутки стояли вертикальные высокие сооружения, покрытые чем-то блестящим, но без окон. С колотящимся сердцем я подошел к окну. Я постоял у стекла, потом толкнул двумя руками две половины — и окно со скрипом открылось. Дышать, к счастью, было можно — значит, воздух в то время (через сто лет? Через тысячу?) будет таким же. Уже хорошо! Я посмотрел, высунувшись из окна вниз, во двор, — трава была высокая и нигде не помятая: давно уже никто не проходил по нашему двору! Что же произошло? Под самым окном была привинчена каменная доска, и какие-то буквы, наполовину стершиеся, были на ней. Свесив голову, я стал разбирать надписи на этой доске. Но вниз головой читать буквы было трудно — кровь прилила к глазам — зачем нужны такие подробности во сне — не понимаю!

«В этом доме жил…»

Сердце у меня снова заколотилось. Кто же, интересно, успел после нас в этом доме пожить? И такое печальное, если вдуматься, слово «жил».

«В этом доме жил и работал…»

Как это он работал, не выходя из дома?

«В этом доме жил и работал великий… ученый…»

Ого!

«В этом доме жил и работал великий ученый Мосолов».

Это же я, великий ученый, жил и работал здесь! Я наклонился еще ниже, почти вывалился из окна:

«1970-…»

Изо всех сил, резко, я рванулся назад, чтобы не видеть второй цифры, за тире. Но все-таки я успел увидеть ее! В ту же секунду я оказался у себя в комнате, сидел на тахте, вытирая с лица и шеи пот. Ну и сон! Замечательно. Спасибо. Мало кому удается заранее увидеть свою вторую цифру — а мне удалось. Спасибо темной комнате за это. Благодарю!

…Я нервно ходил по квартире, время от времени пытаясь успокоиться, говоря: «Ну это же так! Ерундиссима! Сон!» Но тут же волнение снова находило на меня: «Ничего себе — сон!»

Чтобы как-то все-таки успокоиться, я огляделся, тихо прикрыв дверь, спустился во двор. Я ходил по двору из угла в угол — как приятно все-таки видеть его хоть и в неказистом виде, но в привычном. И никакой доски, к счастью, на нем не висит, и никакой великий ученый, к счастью, не проживает! Иногда я поглядывал, отрывисто и невнимательно — страшно было внимательно глядеть — на окно темной комнаты. Но сейчас оно ничем не выделялось — темными комнатами сейчас были все.

Потом я глянул, быстро отдернул голову: «Нет-нет. Ничего не видал. Ничего!» — потом, не сдержавшись, снова поднял глаза: за стеклом темной комнаты горел огонек — разгорелся, покачался, потом согнулся набок и погас. Та-ак! Замечательно. Новые дела! Значит, успокоительные мои мысли насчет того, что, мол, самая обыкновенная комната, ничего таинственного в ней не происходит, снова рухнули! Лезть туда снизу, через подвал? Нет уж, увольте!

Я вошел на Гагину лестницу, поднялся на чердак, с чердака на крышу. Наша веревка была обмотана вокруг трубы, намокла, загрязнилась. Когда я ее нервно сжал в кулаке, темная вода потекла по запястью. Я обвязал веревку вокруг живота, затянул так, что не вздохнуть. Всю длину веревки намотал между локтем и кулаком (никто сейчас меня не страховал — Гаги ведь не было). Сначала я встал на краю крыши на колени, потом, держа веревку натянутой, стал опускать ноги с крыши. Я повисел на вытянутой веревке, потом смотал с локтя первый круг, упал на метр вниз, веревка выдержала. Потом смотал с локтя еще круг — и еще приблизился к асфальту на метр (таких метров оставалось до асфальта слишком много!). Когда я опускался вниз — вернее, падал на длину очередного мотка, в животе у меня то ли от страха, то ли от сотрясения громко булькало — наверно, весь дом должен был слышать это бульканье и в испуге проснуться! Я поднял лицо вверх, чтобы увидеть, на много ли спустился? Несколько холодных капель шлепнуло в лоб. Так — начался дождь — значит железо на подоконнике будет мокрым — этого еще не хватало. Как и в первый раз, я, болтаясь на веревке, то раскачивался, то крутился волчком, и прекратить этот процесс было невозможно. Я оказался напротив окна четвертого этажа. Кошка — та самая — черная с белой головой, сидела среди цветов и, не мигая, важно смотрела на меня. Потом усы ее шевельнулись — она вроде бы усмехнулась. Ее презрительный взгляд явно говорил: «Это днем вы думаете, что вы главные, но по ночам-то ясно, что главные — мы». Я, сматывая веревку с локтя, как можно скорей опустился ниже. Я уже мог носком ботинка достать до подоконника темной комнаты — раскачавшись еще сильнее, я встал на подоконник, уцепился за раму. Наконец-то я могу как следует заглянуть в темную комнату! Я начал пристально вглядываться в темноту — и в то же мгновение чье-то белое, искаженное лицо прильнуло к стеклу изнутри! Не знаю — на сколько я потерял сознание, но когда я очнулся, веревку я крепко держал, но зато раскачивался, как маятник! Я наступил, наконец, на подоконник темной комнаты, поскользнулся, и, падая вперед, надавил ладошкой на раму. Половинки окна разошлись, и я упал внутрь. И сразу же чьи-то руки крепко схватили меня. Я отключился.

Я очнулся, оттого что кто-то сильно меня тряс.

«Не буду открывать глаза. Ни за что не открою», — думал я. Но потом в движениях этих рук мне почудилось что-то знакомое. Я открыл глаза — надо мною стоял на коленях Гага.

— Ты? — радостно проговорил я.

— А кто же еще может тут быть? — проговорил Гага хмуро. — Не знаешь, кто тут вход в мою квартиру замуровал? Вот, приходится теперь всю ночь здесь сидеть!

— Не знаю… ЖЭК, наверное, дверь заделал! Сказать, что вход замуровали Гагины родители, я не решился.

Я был в темной комнате, но сейчас было как-то не до нее — я смотрел на Гагу.

— Ты где пропадал? В другой галактике?

— Да в общем-то повидал кое-что! — уклончиво проговорил Гага. Отвратительная привычка у него — уклончиво говорить! — И тут: возвращаюсь, можно сказать, подуставший — и какие-то умники замуровали меня! Не ты это догадался, случайно?

— Нет, — только ответил я. Не хотелось мне подробно рассказывать мои переживания — больно уж высокомерно он держался!

— Сейчас, я полагаю, не стоит дверь крушить — весь дом разбудим! — проговорил Гага.

— Я тоже так думаю, — холодно проговорил я.

— Тогда что же… глубокий сон? — предложил Гага.

— Пожалуй, — холодно сказал я. Мы улеглись прямо на полу.

— А я тут поседел из-за тебя… правда, временно, — не удержавшись, все-таки проговорил я.

— Когда это? — недоверчиво проговорил Гага.

— Когда в подвале тебя искал: в кочегарке, в коридоре и большом зале.

— А! Так ты по старому маршруту только прошел! — небрежно проговорил Гага.

Больше я ничего не говорил. Ну и тип! Бросаешься его искать, ничего не боишься, — а он презрительно усмехается: не там, видите ли, его искали! С удовольствием покинул бы эту затхлую комнату, оставив неутомимого исследователя подвалов отдыхать в одиночестве! Мы задремали на полу, в разных углах. Даже если во сне наши ноги соприкасались — я тут же торопливо отдергивал свою ногу! Утомление последних дней все же сказалось: мы крепко заснули. Когда я проснулся — было так же темно. Я поглядел на светящиеся часы — и волосы у меня на голове зашевелились: одиннадцать часов утра, — а тут тьма! Видно, этот безумец прав — тут действительно другое время! Потом я услышал, как он просыпается — чмокает губами, вздыхает, — но разговаривать с ним я не стал. Хрустя суставами, Гага поднялся, пошел по комнате — потом послышалось какое-то шуршанье, легкий звон — и в комнату хлынул ослепительно яркий свет!

— Что это? — проговорил я.

— Солнце! — насмешливо проговорил Гага.

— А… почему не было его?

— Шторы! — усмехнулся Гага.