Единственная женщина на свете - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 7

– Черт, – пробормотала я, собравшись с силами, выволокла ее на берег и перевернула на спину. Застывший взгляд, распахнутый в немом крике рот.

– Черт, – повторила я и попыталась привести ее в чувство, понимая всю бесполезность своих действий. Я очень хорошо знала: живой человек не выглядит так страшно. Но поверить в то, что Милки, веселой, жизнерадостной, смешной и невероятно деятельной, больше нет, я была не в состоянии и еще некоторое время продолжала, как могла, делать искусственное дыхание, а потом сидела рядом, свесив голову на грудь, и боялась еще раз увидеть ее лицо, чужое, отстраненное.

Не знаю, сколько я так сидела – пять минут, десять или полчаса. Меня трясло, то ли от холода, то ли от ужаса, я попыталась подняться, и тут наконец в голову пришла вполне здравая мысль, которая до той поры меня не посещала. Я пошарила в карманах джинсов. Мобильный оказался на месте. Я набрала номер, очень надеясь, что со связью здесь проблем не возникнет. Вызвала «Скорую», а потом милицию, путано объяснив, где нахожусь. Судя по реакции граждан, с которыми я разговаривала, они решили, что я либо пьяная, либо вовсе не в себе, однако я все-таки надеялась, что на мой зов откликнутся. Стоя на коленях, я умылась и, зачерпнув воды ладонью, долго пила, не обращая внимания на странный привкус. Мысли все еще путались, но чувствовала я себя все-таки лучше, должно быть, поэтому вспомнила об Агатке. Моя история, в лучшем случае, вызовет недоумение. Ночь, Загородный парк, захлебнувшаяся подруга и я в состоянии прострации. Я набрала номер сестры. Бесконечные гудки, а потом гневный голос:

– Ты что, спятила?

– Если бы, – невесело хмыкнула я.

– Слушай, припадочная, мне вставать в семь утра, твои привычки мне известны, но нормальные люди по ночам спят.

– Я бы тоже с радостью уснула, – ответила я. – И не просыпалась бы подольше.

– А что мешает? – насторожилась Агатка.

– Милка погибла, – сказала я и только в тот момент по-настоящему поняла, что произошло.

– Как погибла? – растерялась Агатка. – Авария?

– Нет. Ее убили.

– Кто убил? На всякий случай хочу предупредить…

– Я не шучу, – перебила я. – Может, сестра у тебя и дура, но не до такой степени. Выпей капли и рви сюда. Похоже, мне нужна помощь адвоката.

– Да что случилось? – заорала Агатка так, что я невольно поморщилась и отдернула руку с телефоном подальше от уха.

– Кто-то убил Милку, а я схлопотала по башке. Загородный парк, дорога к лыжной трассе. Увидишь ее машину, как только выедешь из леса.

Я дала отбой, легла рядом с Милкой, взяла ее холодную ладонь в руки и подтянула колени к подбородку. Время точно остановилось. Жаль, что его нельзя повернуть назад. Я бы ни за что не вышла из машины, не оставила Милку одну… Зачем я вообще ее послушала? Надо было сказать Славке, кому угодно… Тогда об опасности я не думала. Придурок-шантажист, который боится куда больше, чем мы, и выбрал это место в надежде, что здесь он в относительной безопасности. И вот как все обернулось…

Я услышала шум приближающейся машины и подняла голову. Сквозь кусты пробивался свет фар. Машина остановилась, хлопнули двери, а я, собравшись с силами, крикнула:

– Спускайтесь к реке.

Села, обхватив колени руками, и стала ждать. Друг за другом по дороге спустились четверо мужчин. Встали полукругом, один наклонился к Милке, пробормотал что-то, и все четверо уставились на меня.

– Привет, – сказала я первое, что пришло в голову.

– Это вы ее нашли? – откашлявшись, спросил один из мужчин.

– Мы вместе приехали.

– Знакомая?

– Подруга.

– Ага. И чего не поделили?

– С ней нам делить было нечего.

– Значит, просто поскандалили? – не унимался парень.

Мне вдруг стало смешно, хотя какой уж тут смех. Они решили, что Милку утопила я. Вполне предсказуемо, выходит, не зря я Агатке позвонила.

– Для того чтобы скандалить, ехать сюда необязательно, – все-таки ответила я.

– Ладно, разберемся, – вздохнул один из мужчин, но как-то чувствовалось, что разбираться ему совсем не хочется.

Подъехала еще машина. Народ прибывал. Я переместилась ближе к дороге, чтобы не мешать. Один из мужчин топтался рядом, должно быть опасаясь, что сбегу. Наконец появилась Агатка. Милку как раз укладывали в пластиковый мешок. От этого зрелища меня начало выворачивать наизнанку, и я бросилась в кусты. Вот тогда и услышала голос сестрицы.

– Кто тут главный?

К тому моменту, когда я выползала из кустов, таковой отыскался. Агатка стояла рядом с высоким седоволосым мужчиной и что-то ему втолковывала, тихо, но внушительно. Он время от времени кивал в ответ, потом подошел ко мне и устроился на корточках, Агатка замерла рядом.

– Как вы? – спросил мужчина.

– Фигово, – ответила я правду.

– Сможете рассказать, что произошло?

И я начала рассказывать.

Домой я вернулась только к обеду, едва живая от усталости. Это было спасением. После ночных событий я вряд ли смогла бы уснуть, но силы человеческие не безграничны, и, войдя в свою комнату, я рухнула на кушетку, закрыла глаза и мгновенно провалилась в беспамятство. Мне снилась Милка, живая и веселая.

– Вот это приключение, – говорила она, а я злилась:

– Дура ты, дура. – А она вдруг начала хохотать, и я подумала: если подруга смеется, значит, все нормально, и мешок, в который ее запихнули, чья-то глупая шутка.

Я пошевельнулась, открыла глаза и сразу поняла, что шутить никто не собирался. В кресле сидел папа и смотрел на меня с печальной улыбкой. Приходилось признать: родителям со мной не повезло. Неприятности ко мне липнут или я к ним, поди разберись. Впрочем, назвать гибель Милки неприятностью мог лишь человек с весьма странным чувством юмора.

– Тебе надо в больницу, – сказал папа.

– Не надо, – ответила я и поморщилась.

В комнате появилась мама, села на край кушетки и сказала сердито:

– Почему ты ее не остановила?

– Августа, – нахмурился папа.

– Что Августа? У твоей дочери вместо головы кочан капусты. Это надо же додуматься, ехать с этой чокнутой среди ночи в какое-то гиблое место, никому ничего не сказав. Чему тебя только учили…

– Августа… – повысил голос папа.

– О господи, – махнула мама рукой и обняла меня. – Голова болит?

– Вроде нет.

– Вроде… у тебя сотрясение мозга. Если бы думала о родителях, осталась бы в больнице.

Тут в комнату вошла Агатка с чашкой чая в руках, протянула ее мне и встала за спиной отца.

– Я бы послушала родителей и занялась своим здоровьем, – сказала она.

– Лучше бы ты втолковала своей сестре, что связываться с шантажистами – опасная глупость, – вскинулась мама.

– Ну вот, теперь я виновата, – закатила сестрица глаза.

– Черт знает что… – вздохнула мама. – У людей дети как дети, а у меня…

– Августа…

– Да замолчи ты. Это счастье, что она жива осталась. Ты понимаешь, что едва не лишился дочери, а все потому, что она дура набитая? Ладно, поехали домой, – повернулась ко мне мама. – Не хочешь в больницу, придется нанимать сиделку.

– Вот только этого не надо, – слабо вякнула я.

– Поговори еще…

Мысль о водворении, хоть и на время, в родительскую квартиру вызывала тихий ужас. Мама теперь долго не успокоится. Я не против того, чтобы послушать рассуждения на тему о ее глобальном невезении: и внуков от нас не дождешься, и с личной жизнью непорядок, Агатка все никак замуж не выйдет, а я выхожу часто, но ненадолго. К тому же то и дело влипаю в истории. И это притом, что отец у меня прокурор области, а мама занимает крутой пост в администрации, и неприятности с дочуркой им нужны так же, как мне геморрой. Однако как бы я ни сочувствовала маме, соглашаясь, что все претензии вполне обоснованны, ее возмущенные вопли долго не вынесу. К счастью, папа это понял.

– Оставь ее, – тихо, но твердо произнес он.

Мама могла очень долго испытывать отцовское терпение, но четко понимала, когда следовало остановиться. И сейчас пошла на попятный.