Женщина в мире мужчин. Курс выживания - Картленд Барбара - Страница 31

С возвратом к черным юбкам и прямым черным волосам, вернулись и наказания за то, что ты женщина – клеймение каленым железом, публичные исповеди, страх перед Адом и подавление всех женских чар. Пьер Ами, помогавший Кальвину стать диктатором Женевы, был посажен в тюрьму за то, что танцевал с женой на помолвке, а ей позднее пришлось уехать из страны.

С Реставрацией любовь к пышным нарядам распространилась во всех сословиях, и одежда продавщицы апельсинов была сравнима, по крайней мере по покрою и цвету, с нарядами придворных дам. Это была эпоха женственных женщин и мужественных мужчин.

Одежда акцентировала сексуальную принадлежность и тех и других: бриджи мужчин были узкими, а лифы женских платьев – с глубокими вырезами, обнажающими пышные груди. И женщины ради славы довольно охотно представали обнаженными.

Для красавиц времен Реставрации было нормальным позировать для портрета в полный рост полностью обнаженной или для портрета более скромных размеров – с обнаженной грудью.

Небезынтересно узнать, каков был эталон красоты в то время. Грамон так описывал миссис Хайд, одну из любовниц короля Чарльза II:

«Она была среднего роста, имела кожу ослепительной белизны, точеные руки и на удивление красивые ступни, даже для Англии; долгая тренировка придала ее взгляду такую томную нежность, что она никогда не открывала широко своих очей, словно китаянка; а когда она строила глазки, трудно было понять, что она делает».

Бедная спокойная королева Анна ввела нижние юбки с фижмами, которые ненавидел Аддисон, говоря:

«Я считаю женщину красивым, романтичным животным, которое может быть украшено мехами и перьями, жемчугами и бриллиантами, и шелками; рысь должна бросить свою шкуру к ее ногам, чтобы та сделала палантин; павлин, попугай и лебедь пожертвуют своими перьями для ее муфты, моря будут обысканы в поисках раковин с жемчугом, а горы – в поисках драгоценных камней… но что касается нижних юбок с фижмами или кринолина, о котором я говорю, я не могу и никогда не смирюсь с ним».

О вреде тугой шнуровки предупреждали женщин писатели и медики, но те, конечно, не обращали на это никакого внимания. Эпитафия, написанная медицинским чиновником английского графства Йоркшир на могильном камне одной юной леди, которая не слушала слов предупреждения, такова:

Но несмотря на такие решительные меры, аббат Бланк писал: «Англичане много теряют, столь мало общаясь с полом, который природа наградила всеми привлекательными качествами… Мужчины пьют за здоровье женщин в тавернах, но редко разговаривают с ними в узком кругу».

В течение XVIII столетия идет нескончаемая борьба Евы за «разработку новых месторождений» сексуальных удовольствий, начиная от обильной полунаготы красавиц Чарльза II, кончая образом «маленькой девочки».

Тела заключались в строгие корсеты, чтобы достичь девичьей стройности. Грудь едва намечена с помощью открытой шеи и оборок лифа. На арену стали выступать ступня и мельком показанная ножка. Никогда прежде женщины не использовали столько тривиальных и в то же время экстравагантных аксессуаров для того, чтобы украсить себя.

Это была эпоха лент и изысканных ювелирных украшений, кружева и пастельных тонов, бессмысленных тюрбанов и затейливых причесок. И женщины этой эпохи сделали вывод, что их место – в гостиной и будуаре.

Сознательно или неосознанно они все состязались с королевами того времени – возлюбленными короля, которые обладали реальной властью в Версальском дворце. Женщины вынуждены были стать игрушками, оставив борьбу за то, чтобы их считали равноправными партнерами.

«Зачем винить мужчин, если женщины невежественны? – вопрошал Ла Бруэр. – Разве изданы законы, запрещающие им открыть глаза, читать и запоминать то, что они прочли? Разве не они сами взяли себе за привычку не интересоваться ничем, кроме собственной персоны, – либо из-за своей лени, недоразвитого ума, отсутствия любопытства, излишней приверженности к веяниям моды и так далее и тому подобное? Но мужчины довольны тем, что женщины, превосходящие их во множестве других аспектов, не воспользуются еще и этим дополнительными преимуществом над ними».

Мужчины хотели хорошеньких, а не умных игрушек, которые не могли бы оспаривать их превосходство. Но кажущаяся поверхностность жизни женщин, отразившаяся в их нарядах, была предательской.

В своей борьбе за то, чтобы стать крайне женственной и исключительно привлекательной, женщина XVIII столетия не только сделала жизнь очень приятной и удобной для себя, но добилась лучшей из всех ролей – убедительной, притворно-ласковой силой, стоящей за влиятельным мужчиной высокого социального ранга.

Одежда, конечно, оказывала влияние на моральные принципы. Замужние, достойные дамы, которые играли в азартные игры и не могли оплачивать наряды из сатина и бархата, не колеблясь, конкурировали на рынке куртизанок, где сами назначали за себя цену.

Она зависела от их положения при дворе, воспитания и даже от влиятельности их мужей. Мадам де Монбазон оценила себя в пятьсот крон, и тут же стали распевать частушку следующего содержания:

«Пять тысяч буржуазных крон поднимут любой даме подол».

После Французской революции «наряды дам подверглись очень заметным изменениям… груди, вместо того чтобы быть как можно сильнее прикрытыми, вываливаются из выреза платья, которое стало очень легким и свободно спадает от груди, а под ним – лишь узкая нижняя юбка».

Сразу же после революции парижские модницы подхватили самый экстравагантный стиль, названный «Merveilleuses», – женщины оставили кринолины и выставляли напоказ свои прелести, смачивая свои муслиновые юбки. В 1802 году мадам Рекамье появилась в Кенсингтонских садах в этом доселе невиданном в Англии наряде.

В первый раз за почти две тысячи лет в ход пошла сексуальная привлекательность бедер и икр.

Как только такие наряды стали распространяться повсюду, приверженцы этой моды, которые были и лидерами движения за новую эмансипацию женщин, обнажили руки и углубили вырезы платьев, чтобы была видна грудь. А груди приподнимали вверх, чтобы показать как можно больше.

Даже когда актриса прохаживалась по парижским улицам с полностью обнаженной грудью, как у современных купальников «topless» (без верха), особых протестов это не вызывало.

Новое наполеоновское высшее общество выставляло себя напоказ. Юзанн так описывает его представительниц: «…до такой степени увешанными драгоценностями, что походили на ювелирный магазин.

На каждом пальце было несколько колец с бриллиантами, которые сверкали один над другим. Золотые цепочки обвивали шеи не меньше восьми раз. Уши оттягивали массивные серьги, руки обвивали гравированные браслеты удивительной работы. Жемчужные ожерелья и ленты, отделанные по краям жемчужинами, украшали прически и зачастую спадали на плечи. Длинные золотые шпильки иногда скалывали волосы, а золотые гребешки с бриллиантами и жемчугами стоили целое состояние».

Классические наряды времен Первой империи, заимствованные у греков, были привлекательны, и женщины использовали свои прелести с особым усердием.

Полин Боргез, сестра императора, каждый день принимала ванну из молока, а молодой негр обязан был вносить и выносить ее из ванны, чтобы она могла видеть контраст своей белой, словно лилия, кожи на его фоне.