Жубиаба - Амаду Жоржи - Страница 40

— Святая мадонна! Балдо!

Он обернулся. Перед ним стоял Лунджи, сам Луиджи, собственной персоной. Негру бросились в глаза его поредевшие волосы, потертый костюм.

— Луиджи…

Итальянец схватил его за плечи, оглядел, повертел во все стороны и весело произнес:

— Великолепно…

— Как тебя сюда занесло, Луиджи?

— Враждебный ветер, мой мальчик, враждебный ветер…

— При чем тут ветер, черт возьми!

— С тех пор как ты ушел с ринга, Балдо, удача повернулась ко мне задом…

Луиджи грустно посмотрел на негра:

— Тебя ждала головокружительная карьера… Какая обида… взял и сбежал, ничего не сказав…

— Очень уж меня эта потасовка расстроила…

— Пустяки… пустяки… Что это за боксер, которого хоть раз в жизни не нокаутировали? Да и пьян ты был, как свинья.

— А какого дьявола ты сейчас здесь, Луиджи? Ты что, нового боксера завел?

— Какого боксера… такого, как ты, мне больше не встретилось.

Антонио Балдуино захохотал, довольный. Ткнул итальянца в грудь.

— Да, такого больше не встретилось… Теперь я тут с одним цирком.

— Цирком?

— Гнусное предприятие… И не спрашивай…

Они зашли в ресторанчик. Луиджи заказал кофе. Антонио Балдуино признался:

— Возьми мне сигарет, Луиджи… Я на мели…

Он знал — с Луиджи можно говорить откровенно. Вдруг он о чем-то вспомнил, пробормотал:

— Тебя одного там не было… когда я в ловушке сидел, в лесу, помирал с голоду…

— Я не знал, мой мальчик… как же это случилось?

— Да нет, ничего… Я голодный был, думал — конец… И, знаешь, привиделось мне, будто все, кого я знал в жизни, бегут за мной, отпевают меня, как покойника… Тебя одного там не было…

Луиджи все еще не понимал толком. Пришлось рассказать ему о драке с Зекиньей и бегстве в лес, о призраках. Говорил Антонио Балдуино нехотя, хмуро и наспех — не терпелось узнать, что это у Луиджи за цирк.

— Так что же ты теперь делаешь?

Луиджи невесело покачал головой.

— Паршивое предприятие… Когда ты сбежал, я не у дел остался…

— До ручки, как говорят, дошел?

— Вот именно… Тут-то и подкатил этот цирк… Большой международный цирк, видишь ли… Хозяин тоже итальянец, некий Джузеппе. В Баие они неплохо зарабатывали, да у Джузеппе дела были запутаны, вся выручка пошла кредиторам, еще долги остались. Я своих денег внес, сколько недоставало, стал пайщиком… Пайщиком-неудачником… По каким только захолустьям нас не носило, святая мадонна! Доходов никаких, расходы бешеные. Считай, что мы банкроты. На краю гибели.

Луиджи махнул рукой и пустился в подробности. Антонио Балдуино бросил:

— Черт знает что…

Вдруг Луиджи посмотрел на него и сказал:

— Знаешь? Пришла мне в голову одна мысль… Все еще можно поправить. Мне нужен ты.

— Я? Я еще циркачом не бывал…

— Ты и боксером не был, а я тебя сделал…

Они, улыбаясь, принялись вспоминать прошлое, а когда поднялись из-за столика — Антонио Балдуино состоял в труппе Большого международного цирка как борец. Негр нашел шофера, предупредил его:

— Раздумал в Баию ехать, приятель…

— Бабы не пускают, — расхохотался шофер.

— Может, и так. — Негр подмигнул.

Устный контракт, заключенный с Луиджи, гласил, что у Антонио Балдуино будет жилье, еда и деньги, если в цирке появятся деньги. Но за деньгами негр Антонио Балдуино не гнался.

Афиша все еще лежала на земле. На ней было написано синими буквами: «Большой международный цирк». Около афиши растянулся спящий Джузеппе. Луиджи объяснил:

— Нализался… вечно он так…

И пнул соотечественника ногой. Тот бессвязно забормотал:

— Прошу внимания… сейчас он сделает сальто-мортале… одно слово — и великий гимнаст убьется…

Люди копали ямы, сооружали скамьи. Работали все, артисты, служители, администрация. Луиджи провел Антонио Балдуино в свой барак. И первое, что бросилось в глаза негру, был собственный его портрет, фотография Антонио Балдуино в позе борца — так его сняли когда-то для одной баиянской газеты.

Луиджи растянулся на кровати (точнее, кушетке, которую выносили на арену для номера Человека-Змеи) и продолжал свои объяснения:

— Кто победит, получит пять тысяч… Вот увидишь, никто не захочет с тобой бороться…

— Но бороться-то надо, иначе зрители взбесятся…

— А кто сказал, что не надо? Наймем кого-нибудь за двадцать мильрейсов. Желающие найдутся. Ты красиво положишь его на обе лопатки.

— А если объявится мерзавец, которому охота подраться по-настоящему?

— Не объявится…

— А вдруг?

Луиджи указал на портрет:

— Ты же боксер, мальчик.

Антонио Балдуино кивнул и, насвистывая, погладил портрет.

Луиджи заметил:

— О былом жалеешь? Состарился?

— Тогда у меня на роже шрама не было.

— Со шрамом лучше, это усиливает впечатление.

В дверь постучали. Луиджи открыл. Вошла маленькая женщина и стала требовать, чтобы ей заплатили жалованье — задерживают уже полтора месяца.

— Я так работать не буду… завтра на меня не рассчитывайте.

— Моя дорогая, завтра вы все получите…

— Завтра получите… всегда у вас так… Вот уж два месяца завтраками кормите. Хватит. Завтра я не работаю.

— Но завтра у нас обязательно будут деньги… Вы еще не знаете… — Луиджи обернулся к Антонио Балдуино. — Это Фифи, воздушная гимнастка… Она немного нервничает…

Маленькая женщина посмотрела на негра. Луиджи представил:

— Знаменитый Балдо… Вы о нем, конечно, слышали…

Женщина кивнула, хотя никогда не слышала этого имени. Луиджи говорил быстро, чтобы не дать ей опомниться:

— Так вот… первый борец Бразилии… В Рио не нашлось силача, способного с ним справиться… Балдо только что из Баии — я посылал за ним подписать контракт… Он сел в автомобиль и примчался к нам…

Женщина сомневалась:

— На какие же деньги вы наняли эту знаменитость, Луиджи? Тут что-то не так… Я, кажется, видела этого негра в кабине грузовика… Слушайте, молодой человек… если вы бросили шоферское место и думаете у нас заработать — вы жестоко разочаруетесь… Денег здесь не водится…

Она круто повернулась и пошла к двери. Но Антонио Балдуино преградил ей путь, сердито схватил за руку:

— Тише, дона… Я вправду борец… Был абсолютным чемпионом Баии. Видите портрет на стене? Это я…

Женщина вгляделась, поверила:

— Хорошо… Но как вы тут очутились? Денег у нас нет…

— Приехал выручить друга… — Негр потрепал Луиджи по плечу. — Верного друга…

— Ах! Разве что так…

— Завтра у нас будет куча денег…

Женщина смутилась, стала оправдываться:

— Тут есть такой шофер — вы с ним как две капли воды похожи… — В дверях она обернулась с любезной улыбкой. Антонио Балдуино переглянулся с Луиджи.

— История с Рио не прошла, дружище…

Луиджи сел сочинять афишу, которую должны были вывесить на следующий день. Негр читал через его плечо.

— Пусть мое имя будет написано самыми большими буквами. Вот такими… — Он широко развел руки.

Проспавшись, Джузеппе становился решительным и активным. Казалось, будто он способен спасти положение, вывести цирк из тупика, заплатить жалованье артистам и служителям. Но его активность ограничивалась жестами и словами, на которые он был очень щедр.

— Эй, ребята! Работа совсем не идет! Этот курятник давно уже должен стоять! Я один надрываюсь! Без меня ничего не делается!

Если кто-нибудь из артистов возражал ему, Джузеппе взрывался:

— Вы только деньги просить умеете! А на искусство вам что — плевать? В мое время мы ради искусства работали, ради аплодисментов, цветов. Ради цветов, слышали? Цветы… девушки бросали на арену цветы… вышитые платочки… если бы я захотел, собрал бы коллекцию… Но я к этому равнодушен. Я жил тогда только искусством. В мое время воздушный гимнаст был прежде всего воздушным гимнастом… — В этом месте Джузеппе оборачивался к Фифи: — А воздушная гимнастка — прежде всего воздушной гимнасткой!