Ускользающий ангел - Картленд Барбара - Страница 1

Барбара Картленд

Ускользающий ангел

Глава 1

1818 год

Вид маркиза Равенторпа, управляющего своим фаэтоном, мог произвести впечатление на кого угодно, даже на привычную ко всему лондонскую публику.

В сдвинутом набок цилиндре и сидящем без единой складочки габардиновом сюртуке, с шейным платком, завязанным на новый манер, еще неизвестным щеголем сент-джеймского двора, маркиз являлся олицетворением элегантности.

В то же время близко знакомые с ним прекрасно сознавали, что только первоклассный портной вроде Вестона мог скрыть накачанные мышцы маркиза, признанного в академии Джексона боксера. Высокие сверкающие сапоги, в которые можно было смотреться, словно в зеркало, обтягивали стройные, крепкие ноги, развитые долгими преследованиями дичи во время охоты.

Можно было предположить, что обладающий огромным родовым имением, баснословно богатый и красивый, внимания которого добивались многие женщины высшего света, маркиз должен был выглядеть если не счастливым, то хотя бы удовлетворенным жизнью.

Напротив, циничные складки, залегшие по краям решительно сжатых губ, и прищуренные глаза придавали маркизу разочарованный вид. Казалось, что он насмехался над всем миром.

Маркиз Равенторп прекрасно сознавал, что в то время как молодые щеголи стараются подражать ему, старшие члены клубов, которые он посещал, осуждающе покачивали головами, поговаривая, что надменность и высокомерная снисходительность маркиза свидетельствуют о его испорченности.

Маркиз, однако, не обращал на все это никакого внимания и продолжал жить так, как ему нравилось, побеждая на всех скачках, в которых участвовали его лошади, покоряя женские сердца я поддерживая в своем родовом поместье идеальный порядок, бесивший принца-регента.

— Не могу понять, Равенторп, — сказал принц маркизу, когда последний раз гостил у него, — почему у вас дома кухня, прислуга и, вне всякого сомнения, вино лучше, чем у меня?

По его брюзгливому тону маркиз понял, что принца переполняет зависть. В этом не было ничего удивительного, так как тому нравилось не только считаться «первым джентльменом в Европе», но и быть первым среди своих друзей и, подобно маркизу, добиваться успеха во всех начинаниях.

— Я полагаю, ваше королевское высочество, — ответил маркиз, — что вы ищете во всем совершенство, а найти его, даже с вашими выдающимися способностями и проницательностью, почти невозможно, особенно во всем, имеющем отношение к прекрасному полу.

Регент рассмеялся, чего и добивался маркиз, но, вернувшись от него, сказал одному из своих друзей:

— Будь я проклят, если еще хоть раз приеду туда, предварительно не подготовившись. Я предпочитаю быть хотя бы на равных с хозяином дома, а не чувствовать, что он превосходит меня по всем статьям.

Этот друг, льстиво втершийся в доверие принцу-регенту ради высочайших милостей, с подобострастным негодованием воскликнул, что этого не может быть. И все же такое положение вещей более или менее признавалось высшим светом, причем настолько бесспорно, что лишь немногие удосуживались заговаривать об этом.

В настоящий момент маркиз Равенторп направлялся с визитом к молодой даме, которая, как он считал, удовлетворяла его идеалу совершенства.

Вот уже много лет, точнее, с тех самых пор, как маркиз достиг совершеннолетия, его родственники буквально не давали ему проходу, уговаривая его жениться и дать наследника лишь недавно пожалованному титулу маркиза, хотя графский титул насчитывал уже несколько столетий.

Два ближайших родственника маркиза, сначала родной брат, а затем кузен, следующий, кому должен был бы перейти титул, были убиты во время наполеоновских войн. Поэтому настоятельно требовалось, чтобы маркиз женился, на тот случай, если бы по какой-либо трагической случайности, от которой не застрахован ни один смертный, он был бы убит на дуэли или свернул себе шею на охоте.

Вдобавок маркиз мог стать жертвой какой-нибудь болезни, эпидемии время от времени посещали Лондон, но об этом уже никто и не думал.

Маркиз же объявил родственникам, что никогда не женится, если только не найдет женщину, на его взгляд, достойную носить его фамилию, сидеть во главе его стола и стать матерью его детей.

Это стремление к совершенству было обусловлено тем обстоятельством, что маркиз обожал свою мать, умершую, когда ему не было и семи, но успевшую запечатлеться в памяти сына прекрасной, благородной, ласковой и любящей.

Каждая женщина, с которой знакомился маркиз — а большая часть лондонских светских красавиц прилагала все силы, чтобы познакомиться с ним, — не отвечала тем или иным его требованиям.

Но теперь, когда его родные и друзья уже почти отчаялись увидеть его остепенившимся, маркиз познакомился с леди Сарой Чессингтон и пришел к выводу, что это самая красивая и достойная девушка, какую он когда-либо встречал.

Большинство из тех, кто видел их вместе, говорили маркизу, что они с леди Сарой идеально подходят друг другу и составят прекрасную пару.

Леди Сара была дочерью пятого графа Чессингтона-Крю, чьи лошади постоянно соперничали с лошадьми маркиза на скаковых дорожках. Его земли на границе Хартфордшира были приобретены всего лишь через пятьдесят лет после того, как отец маркиза Равенторпа купил свое поместье.

Дом маркиза был полностью перестроен архитекторами братьями Адамсами полстолетия назад, и выдающиеся зодчие постарались не умалить тот факт, что особняк стоял на землях, которые, как упоминалось еще в Книге Судного дня, принадлежали человеку по имени Равен.

Из всего этого маркиз сделал логичный вывод, что леди Сара — именно та супруга, которую он ищет.

Поэтому он со свойственной ему сдержанностью дал ей понять, что она привлекла его внимание.

Леди Сара, едва выйдя в свет, в первый же свой сезон была провозглашена «несравненной», и восхищение маркиза она приняла как должное. Однако она была не только очень красива, но и неглупа и изобразила, что удивлена и польщена вниманием маркиза Равенторпа.

Когда тот наконец решил, что леди Сара обладает всеми необходимыми качествами его будущей супруги, он известил ее, что нанесет сегодня визит.

Отобедав пораньше у себя дома на Беркли-сквер, маркиз сел в фаэтон, недавно сделанный по его личному проекту и первым же своим появлением на Сент-Джеймс-стрит вызвавший фурор.

Красивый, превосходящий мягкостью подвески и легкостью управления все прочие экипажи, он обладал к тому же особым изяществом и полностью соответствовал облику самого маркиза.

И запряженная в новый экипаж четверка была настолько слаженной, что все знатоки лошадей скрипели зубами, когда фаэтон проносился мимо.

На запятках на высоком маленьком сиденье, выглядевшем со стороны весьма ненадежно, находился конюх в ливрее с гербом маркиза и в шляпе с кокардой, который всегда сидел, невозмутимо сложив руки, как бы быстро ни гнал фаэтон его хозяин.

Маркизу потребовалось меньше часа, чтобы доехать до массивных помпезных чугунных ворот, за которыми начиналась обсаженная дубами дорожка к дому графа Чессингтона-Крю.

Увидев вдалеке сам особняк, маркиз подумал, что с точки зрения архитектуры здание выглядит отвратительно и все более поздние пристройки нарушают гармоничный ансамбль, задуманный великими зодчими.

В то же время дом, несомненно, выглядел внушительно, и окружающий его парк был прекрасно ухожен.

Маркизу случайно стало известно, что граф потратил очень крупную сумму на покупку особняка в Лондоне, где могла бы веселиться его дочь Сара, так как родовой дом был слишком тесен для балов и приемов, собиравших по двести-триста человек.

Маркиз не мог удержаться от мысли, что, если он женится на леди Саре — а именно таковы и были его намерения, — граф сочтет все эти траты ненапрасными.

Он знал, что внимание каждого мало-мальски стоящего холостяка стараются привлечь к молодым девушкам-дебютанткам, завлекая его словно форель мухой, но за этой приманкой неизменно скрывается крючок брачных уз. И стоит попасться на крючок, никакого спасения нет.