Тереза Батиста, уставшая воевать - Амаду Жоржи - Страница 32

Аиртон простирает руки к небу: святое невежество! Вот именно, мой дорогой бакалавр, пять лет проведший в стенах университета, именно, подобный индивид, чтобы всё время чувствовать себя сексуально сильным, нуждается в смене женщин, новизна возбуждает. И знаете, дорогой представитель общественного обвинения, кто был самым большим импотентом? Дон Жуан, этот любовник тысячи женщин. Другим таким же, — а может, и ещё большим — Казанова.

— О нет, Аиртон, не принимаю даже как парадокс…

Тут судья, чтобы не прослыть невеждой, подтверждает существование Мараньона и его экстравагантной теории: справедливой или нет, неизвестно, но она была объявлена и обсуждалась. Вызывала бурные споры. Что касается Фрейда, то его сюжет иной: теория сновидений и комплексов и история Леонардо да Винчи…

— Художник Леонардо да Винчи? — Доктор Эпаминондас знал о нём понаслышке. — По-вашему, он тоже импотент?

— Импотент? Нет, молоток.

Тема для дискуссий: импотент или нет, по выбору спорящих; и всё-таки из всего количества прошедших через руки капитана девиц он нет-нет да останавливался на какое-то время на одной из них, как правило, совсем юной девочке, «из пелёнок» — как говорила знающая Венеранда, такая же компетентная в вопросах секса, как Фрейд и Мараньон, только менее спорная. Право же спать на супружеском ложе — признак расположения капитана, привилегия и честь, особенно если иметь в виду и подарок: дешёвую одёжку, пару босоножек, кусочек ленты. Этими ничтожными подарками и определяется хозяйское расположение; капитан сорить деньгами не привык, расточительность, мотовство подходят почтеннейшему судье, легко быть расточительным за чужой счёт.

Ни ласкового слова, ни намёка на нежность, благодарность, ласку, только настойчивость, желание владеть ею. Случалось так, что желание охватывало капитана в самый неподходящий момент, когда, например, Тереза была в магазине. В постель, быстро, говорил он и тут же закидывал ей юбку на голову, к чему вынуждала его неотлагательная потребность, а потом отправлял её обратно к прилавку.

Однако такая неотлагательная потребность не мешала ему спать с другими. Бывали случаи, когда на ферме и в доме у него было по девчонке, и он наведывался в один день к трём сразу. Жеребец-производитель, а Аиртон Аморин, неисправимый шут, обвиняет его в импотенции, даже подтверждение почтеннейшего судьи не убедило общественного обвинителя, по этому самому Мараньону, капитан — просто животное.

Когда Тереза Батиста переехала с фермы в дом при магазине и встала за прилавок считать деньги, любопытные только и судачили на улице: «Новая подруга капитана ничего!» В городе всегда все девицы капитана Жустиниано Дуарте да Роза обсуждались как в парламенте кумушек, так и на вечерах людей образованных. Особое обсуждение вызвала одна из них, Мария Ромао, когда её увидели выходящей из кино под руку с капитаном, она шла, покачивая бёдрами и тряся грудями; вскоре же все узнали, что в магазине Эпок ей открыт счёт — случай невероятный, достойный публикации в газетах. Высокая, смуглая, волосы гладкие, просто статуя. Странно только, ведь она никак не могла быть девственницей, ей уже было восемнадцать, когда капитан Жусто приобрёл её в группе девиц, привезённых обманным путём из Верхнего сертана, они предназначались для фазенд, расположенных на Юге. Один знакомый Жустиниано Дуарте да Роза, некто капитан Неко Собриньо, поторговывал сертанцами, собирал их в засушливых районах, а потом продавал в штате Гойяс. Дело верное, прибыльное. Испытывая необходимость кормить их в дороге, он обменял Марию Ромао на сухое мясо, фасоль, муку и сахар в плитках. Мария Ромао была первой и последней, кто из девиц капитана имел открытый счёт в магазине. Эта связь, не скрываемая, а вернее, с вызовом брошенная, как кость собаке, кумушкам, не продлилась и неделю.

Нет, конечно, не капитан, человек, обычно всё держащий в секрете и не любитель открытого ухаживания, был инициатором разговора с доктором Эустакио Фиальо Гомесом Нето, а сам доктор, узнавший, что капитан распрощался с Марией Ромао, он-то и спросил капитана о справедливости слухов, которыми полнились улицы. Капитан Жусто не стал отрицать и посвятил во всё судью. Судья был человеком приезжим, семья его жила в столице штата, и он не часто мог наведываться к супруге из-за большой занятости делами, а потому искал девицу, которая помогла бы ему по дому, и, как ему показалось, Мария Ромао вполне подошла бы для этой роли.

— Это правда, капитан, что Мария Ромао уже не составляет вам компании?

— Да, правда. Я обменял этот шикарный фасад на рахитичную крошку, которую получила Габи с ткацкой фабрики. — Он помолчал, потом добавил: — Габи думает, что обвела меня вокруг пальца. Но только не родился ещё тот, кто это сумеет сделать с капитаном Жусто, сеу доктор!

— Обменяли, капитан? Как это? — Судья изучал местные обычаи и обычаи капитана.

— А у меня есть сделки с Габи; сеу доктор. Когда у неё появляется новенькая, она меня ставит в известность; если мне нравится, я покупаю, обмениваю, беру внаём, иду на любую сделку. Когда меня начинает тошнить от сделанного приобретения, мы с Габи опять вступаем в сделку.

— Понимаю. — Но он не очень понимал, он начал понимать со временем. — Вы хотите сказать, что Мария Ромао свободна и кто хочет…

— Только поговорив с Габи. Но разрешите спросить, для чего вам она?

Судья объяснил свои проблемы. С капитаном, которого ему рекомендовали могущественные друзья, он может быть откровенным. Дети учатся в Баии, и супруга больше с ними, чем с ним. Она приезжает и уезжает, он тоже, когда это возможно…

— Ну и траты! — сказал капитан и свистнул.

Если бы было… Лучше не говорить, но что остаётся делать? Воспитание детей требует жертв, капитан. Теперь ещё один вопрос: положение судьи не позволяет посещать, скажем, часто дома терпимости, вызывать подозрение кумушек… Капитан понимает деликатность положения. Хотелось бы иметь постоянную женщину, не без симпатии, конечно. Узнав, что Мария Ромао свободна и капитан в ней не заинтересован…

— Вам я её не посоветую, доктор. Женщина видная и фигуристая, но гнилая внутри.

— Гнилая внутри?

— Проказа, доктор.

— Проказа? Бог мой! Вы уверены?

— Я распознаю это сразу, но у неё этого уже не скроешь.

Да, за последние дни почтеннейший судья много узнал от капитана о местных обычаях и его личных. Они подружились, обменялись любезностями, объединённые многими общими интересами, как говорится в народе, компаньоны в мерзостях, шайка капитана: судья, комиссар и префект. Судья, как никто, кичился своим знанием чувств Жустиниано Дуарте да Роза. В кругу интеллектуалов, в споре эрудитов и людей безнравственных, а также мягкими вечерами на груди у Белиньи доктор Эустакио обсуждает со знанием дела жизнь уважаемого просера. Любовь, достойная этого высокого понятия, способная захватить взрослого мужчину и вынудить его совершать безрассудства, — это настоящая любовь, и такая любовь посетила Жустиниано Дуарте да Роза один раз в жизни, заставив его страдать; предметом этой чистой любви была Дорис. Сколько безумств было совершено капитаном, как он был ослеплён, безрассуден! И всё из-за высокой любви! Вот именно, мои дорогие друзья, моя нежная подруга, жениться на таком жалком создании, бедной, больной туберкулёзной, — это же безумие из безумств. Ведь до Дорис капитан любви не испытывал, как и после Дорис. Всё, что было после, — это ухаживания, страсть, просто постель, которые длились очень, очень недолго.

Тереза не имела открытого счёта в магазине Эпок, её не видели и выходящей из кино под руку с капитаном, вместо того и другого она, единственная, более двух лет пользовалась расположением Жустиниано Дуарте да Роза и спала на супружеской постели. Два года и три месяца, и сколько бы это ещё длилось — неизвестно, если бы не случилось того, что случилось.

Сеньор судья, глубокий психолог и упрямый стихоплёт (Белинье он посвятил целый цикл похотливых сонетов), отказался не только поставить Терезу рядом с Дорис на лестнице чувств Жустиниано Дуарте да Роза, но и считать её, как это делал простой люд, любовницей или подругой капитана. Подруга? Кто? Тереза Батиста? Естественно, почтеннейший судья, учитывая случившееся, не мог быть беспристрастным, ведь последние события даже его музу заставили умолкнуть, не дали возможности разобраться в любви и ненависти, страхе и бесстрашии. Он видел только жертв и преступника. Жертвы — все персонажи истории, начиная с капитана, преступник — один, Тереза Батиста, такая юная и такая жестокая, с порочным и каменным сердцем.