Тереза Батиста, уставшая воевать - Амаду Жоржи - Страница 103

Один из репортажей иллюстрирован фотографией: грузовик был нагружён вынесенным из заведений имуществом. Однако фотографий о «героизме» полицейских было сделано множество. В разгар событий появился бородач Рино с фотоаппаратом и фотографировал полицейских, наносивших удары женщинам кастетами и рукоятками револьверов. Однако заслуженные блюстители морали оказались большими скромниками: они отобрали у фотографа аппарат и плёнку, так как совсем не желали, чтобы храбрость и преданность делу стали достоянием общественности. Они предпочитают фотокарточки, сделанные на службе.

Как, например: снимок улыбающегося инспектора Котиаса, иллюстрирующий проводимую им пресс-конференцию для журналистов, аккредитованных при специализированной инспекции. «Мы очищаем центр города от язвы проституции. Кампания, начатая с Баррокиньи, будет продолжаться до победного конца. В припортовой зоне не останется ни одного заведения подобного типа».

Заявления полиции о высокой морали и гражданской нравственности, без сомнения, достойны всяческих похвал и аплодисментов. К тому же та широта, с которой проводится акция очистки центра города от проституции, привела к тому, что держательницы борделей и домов терпимости с особым рвением поддержали движение «закрытой корзины».

Пресса, правда, высказывала не только симпатии в адрес джентльмена полиции. Хроникёр де Карвальо, покровительствующий женщинам и не питавший любви к агентам полиции, резко осудил в своей статье жестокость и грубость этой акции. В заключение он с иронией спрашивал: «Уж не является ли подобная акция одной из составляющих того разрекламированного проекта по использованию обширной территории для туристов, которых здесь, именно здесь, ждёт рай, как о том было заявлено?» Будь он поэтом, лучше бы всё равно сказать не сумел.

Разглядывая мужественную позу своего мужа в утренней газете, Кармен, супруга Котиаса, отличавшаяся суровым характером, заметила:

— Ишь ты, герой! Король шлюх, карающий своих подданных. А служба-то в полиции идёт тебе на пользу, ты, мой маленький Элио, становишься мужчиной.

И всё-таки что бы и как бы ни было, но некоторое удовлетворение инспектор всё же получил: Бада, прочтя газеты, расчувствовалась и позвонила по телефону: «Мой герой! Ты подвергался опасности? Расскажешь при встрече, сегодня? Так в условленном месте, мой Бонапарт!»

Около одиннадцати утра инспектор Элио Котиас прибыл в Управление по делам игр и нравов. Он приказал вывести из камер арестованных.

Мужчины были освобождены на рассвете, их грубо вытолкали, двое из них были в трусах. Их, конечно, побили, чтобы впредь в дела полиции не вмешивались. Великое дело — несколько оплеух!

Вот негритянка Домингас была избита как следует за своё мужественное поведение во время схватки. Её гладкое хорошенькое личико было обезображено кровоподтёками. Что же касается Марии Петиско, то, расцарапав Далмо Коку и укусив его, она только подлила масла в огонь, бушевавший в крови детектива, и около полуночи под действием кокаина защитник нравственности вторгся в камеру с одной-единственной целью: на глазах у всех овладеть девушкой. В эту ночь, когда арестованных избивали как могли, смешно было смотреть на едва стоявшего на ногах наркомана, пытавшегося изнасиловать Марию Петиско. Агенты хохотали и подбадривали героя. Потом им это надоело, и они его увели.

Инспектор Котиас старался держаться достойно и не уронить своего престижа. И всё же вид негритянки Домингас потряс его. На тёмной коже девушки выделялись фиолетовые пятна синяков и кровавые ссадины. Один глаз заплыл и был закрыт, рот разбит, она с трудом держалась на ногах. Комиссар Лабан отметил про себя обеспокоенный взгляд инспектора. В полиции служат мужчины, а не женоподобные существа.

— Она хулиганка, скандалистка. В тюрьме она осаждала полицейских, пришлось её проучить, а то бы никто не угомонился. Эти девицы понимают только побои. Этот сброд жалеть нельзя.

Да, пора отвыкнуть от чувства жалости к этому сброду, он того не заслуживает, решает инспектор Котиас. Нельзя быть таким слабым. Он приказывает выпустить всех на свободу. В тюрьме должны остаться лишь хозяйки пансионов. Котиас смотрит на оставленных женщин, их шесть.

— Не переехали по-хорошему, пришлось переселять силой. Какой смысл сопротивляться? Так вот, кто хочет выйти отсюда немедленно, делает шаг вперёд, и я приказываю того освободить.

Он ожидал, что все обрадуются и будут благодарить его, но ничего подобного. Нерешительность почувствовалась в поведении Мирабел, но голос старой Ахасии удержал её от неверного шага:

— Мы не переедем. Пусть мы сдохнем в тюрьме, но гнить в предоставляемых нам домах не будем.

Инспектор выходит из себя, ударяет кулаком по столу, тычет пальцем в лицо старухе. Вот тебе и мужчина, Элио Котиас, каким, как видно, хотела его видеть Кармен Котиас, урождённая Сардинья.

— Тогда будете гнить здесь. Комиссар, велите увести их обратно в камеру.

У комиссара хорошее настроение, и он предлагает:

— По дюжине ударов линейкой по рукам вместо обеда и ужина. Такой режим очень скоро даст положительный результат.

Но, прося разрешения войти, на пороге кабинета появляется Живоглот, потирая руки.

— Корабли американской эскадры уже видны в Итапоа. Ждите долларового дождя!

Взволнованный приятной новостью, комиссар тут же ушёл, забыв посоветовать начальнику тюрьмы наказать линейкой каждую хозяйку пансиона при раздаче жидкой баланды с чёрствым хлебом в полдень и вечером. И если бы не Живоглот, всегда пунктуально исполняющий долг по перевоспитанию бунтарок, они бы избежали наказания.

Спавший детектив Далмо Кока был разбужен. Услышав весть, что корабли американской эскадры направляются в порт Баию, он тут же очнулся, они ведь гружены долларами, и обменный курс их им выгоден. Трижды «ура» в честь моряков и морских пехотинцев великой северной страны, оказывающей городу честь приходом своих кораблей! В Баии они найдут красивых, прекрасно владеющих своим мастерством женщин, любезных и гостеприимных. О здоровье героев позаботится местная полиция, столь достойно представленная нашими тремя героями. Воспользуйтесь гостеприимством хозяев, неутомимых защитников западной цивилизации!

В каком положении дело с маконьей, детектив Далмо? Накануне Камоэнс нарушил условие, сославшись на неожиданно возникшие трудности с поставкой товара. С ним назначена встреча сегодня — точнее, во второй половине дня. Дай-то Бог, чтобы не подвёл на этот раз! Если он снова станет увиливать, явно желая их надуть, то надо бы его посадить в тюрьму за торговлю наркотиками, вернувшись к уже начатому делу, сданному в архив, пусть отвечает по всей строгости закона.

Надо разыскать его немедленно, коллега, компаньон, дружище, откопать этого субъекта и святую травку, ведь случай заработать так легко денежки, подобный этому, не так скоро представится.

Следуя добрым традициям современных предприятий, трое компаньонов разделили между собой задачи и ответственность. Комиссар Лабан, главный компаньон, свирепый начальник, взял на себя организацию и доставку необходимых продуктов.

Он связался с торговцами и капитанами песка[39], договорившись о распределении и продаже афродизиакского эликсира. На ярмарке в Сан-Жоакиме купил по дешёвке соломенные корзины. Каждый торговец и капитан песка получил по одной, чтобы положить в неё необходимый товар. Сколько продавцов? Кто это может знать? Все они разбредутся по зоне, чтобы показывать, предлагать и обменивать на доллары флакончики с эликсиром и «рубашки Венеры». Дело продумано во всех деталях, продавцы даже выучили кое-какие фразы по-английски. Приняты и меры предосторожности, чтобы не дать расхитить товар и деньги. Между прочим, надёжной гарантией честности продавцов должен был быть страх, который они испытывали при одном имени комиссара Лабана Оливейры, внешне, казалось бы, безобидного, но вызывавшего дрожь в коленках почти у каждого. С комиссаром шутки плохи.