Таинство любви сквозь призму истории - Картленд Барбара - Страница 3

Порой мы склонны забывать, что Человек живет не хлебом единым, и всегда забываем, что это относится также и к Женщине.

Пусть любовь в Индии была религией, но представления индусов о браке по контрасту кажутся чуть ли не пуританскими.

Величайший индийский поэт и драматург Рабиндранат Тагор говорил:

«Путь к браку, указанный факелом страсти, имеет своей целью не благополучие общества, а удовлетворение желания. Поэтому в наших шастрах наилучшим считается брак Брахмы. Согласно этому, новобрачную надо отдать мужчине, который ее не просил. Брачные нужды необходимо вызволить из-под контроля сердца и перевести в сферу рассудка; иначе будут постоянно возникать неразрешимые проблемы, ибо страсть не чует последствий, не терпит вмешательства посторонних судей. В брачных целях на стихийную любовь полагаться не стоит».

Чета новобрачных индусов не должна вступать в супружество в первую проведенную вместе ночь. Это не означает запрета на ухаживание друг за другом и выражение своей любви; только совокупление не должно совершиться.

На четвертую ночь муж подходит к жене со словами:

Поцеловав ее и принеся лихорадочные молитвы богам о зачатии сына, он может вступить с ней в сексуальную связь, говоря:

Боги индусской религии, как и греческие, заняты парадоксально земной деятельностью. Богиня Парвати, фактически будучи женой самого Шивы, завела страстный любовный роман с Агни, богом огня.

Кришна тайно подглядывает за купающимися девушками. Сами великие Вишну и Брахма вынуждены были признать, что уступают в могуществе гигантскому фаллосу3, который они, боги, почитают верховным.

Секс для индуса – главная сила, заслуживающая большего поклонения, чем боги. Ритуальный индусский орнамент представляет собой символическое изображение фаллоса или матки, символов мужского и женского половых органов. Западным людям, приученным считать эти органы непристойными, трудно усвоить, что для верующего индуса они столь же священны, как крест для христианина.

Но признание секса самой основой жизни, рядом с которой все прочее иллюзорно или эфемерно, придает половому акту величие, изгоняющее всякий стыд и притворное ханжеское лицемерие.

Если есть у индусов слово, равнозначное нашему «счастью», то это «митуна», означающее также совокупление. Но для индуса половой акт – не просто физический контакт фаллоса с маткой, а сочетание субстанции и сущности жизни, слияние человеческой личности с божеством.

Западным людям все это кажется декларацией какого-нибудь извращенца ради оправдания крайностей. Но этим ощущением измеряется степень нашей любви-ненависти к сексу. Тут мы не одиноки. Так же думали мусульмане, оккупировавшие Индию раньше британцев. Они гораздо энергичнее викторианских пуритан уничтожали изумительные индийские эротические скульптуры.

Но ни время, ни цензорская длань человека не смогли до конца искоренить радостное прославление секса как религии, свидетельства которого до сих пор можно видеть в Аджанте, Элуру, Мамаллапураме, Санчи и других священных городах Индии.

Художники никогда не могли закрыть глаза на красоту любви. На Ближнем Востоке и в Европе испробовали всевозможные ухищрения для передачи физической страсти без изображения действий и жестов, выходящих за рамки любой принятой в данный момент концепции приличий. Нагота допустима, однако условности требуют определенного умолчания. Занятие любовью можно изображать, но почти всегда только на предварительной стадии, не доходя до финала.

Даже старания скрыть истинные намерения художника вызывают порой возмущение, и тогда прибегают к нелепым фиговым листкам, шелковой дымке или идиллическим одеяниям.

Ничего подобного нет в безудержно радостных индусских скульптурах. Ряды фигур демонстрируют блаженное наслаждение любовью, дошедшей до своего предела. В камне запечатлено каждое плотское удовольствие, включая те, что у нас считаются извращениями.

Тем не менее они украшают храм, несут верующим божественное откровение. Они учат всем разновидностям секса, которыми можно наслаждаться на белом свете, но также свидетельствуют об ожидающих на небесах наградах.

Небеса для индусов населены апсарами – прелестными девушками, талантливыми танцовщицами и певицами, одаренными прежде всего умением дарить физическую радость любящим их мужчинам.

Эротика в Индии считается наукой. Для индуса забавы Кришны с девушками-пастушками представляют аллегорию Души в поисках Нареченной.

Джаядева, бенгальский поэт XII в., писал:

Мы склонны – или предпочитаем – забывать, что йога, учение, настойчиво предлагающее совершенствовать разум с помощью контроля за положением тела, тесно связана с индусскими любовными позами. Обе науки предлагают двадцать четыре позы, хотя знают гораздо больше.

Действительно ли мы считаем все это неприличием и извращением? Или грубое, мерзкое зло появляется только в глазах ханжи?

Древнейшая цивилизация в поисках своих истин признала любовь между мужчиной и женщиной абсолютом. Кама4, в отличие от Купидона, не просто бог любви, но и тот, кто вдохнул во Вселенную жизнь.

Непременное чувство смущения ошеломленного западного человека при виде эротических индийских скульптур свидетельствует о дистанции, пройденной нами в попытках отринуть первобытный призыв пола. Как бы изощренно ни были красивы изогнувшиеся женщины и охваченные экстазом мужчины, они держат перед туристами зеркало, слишком точно отражающее их собственные тайные и, как правило, подавленные желания.

Ни один современный скульптор не осмелится претворить в жизнь идею прославления человеческой жизни, изобразив на фасаде церкви разнополых влюбленных. Отображая человеческий дух, ему придется ограничиться материнской любовью, жертвенностью, отвагой, мученичеством и прочими добродетелями. Хотя вспомним, что в средневековой Франции скульпторы эпохи Ренессанса не боялись включать в «проповеди в камне» фигуры, которые нынче считаются непристойными.

Но кто мы такие, чтобы отрицать святость любви мужчины к женщине – ведь это семя Жизни!

Прекраснее всего в мировой литературе самозабвенность и постоянство любви выражены в строках «Рамаяны», одной из двух великих индийских эпических поэм.

Когда Рама был осужден на четырнадцатилетнее изгнание в леса, глубоко любящая его жена Сита – образец идеальной индийской женщины – умоляет взять ее с собой, говоря: