Пятый всадник - Паттерсон Джеймс - Страница 2

– Любишь его?

– Да, причем кроме шуток, – кивнула я, посерьезнев.

– А он тебя?

Вымолвив эти слова, мама Юки изумленно взглянула мне в лицо и оцепенела, будто превращаясь в камень. Ее живые, веселые глаза подернулись дымкой. Ноги подкосились, и Кэйко начала мягко оседать.

Я выбросила руку вперед, но поздно.

Кэйко упала на асфальт, издав стон, от которого у меня перехватило горло. Не в силах поверить в происходящее, я все же попыталась понять. Инсульт?

Юки взвизгнула, рухнула на колени возле распростертой матери и принялась хлестать ее по щекам.

– Мама! Мамочка! Вставай! Мама!

– Юки, прекрати! Дай мне! Да прекрати же!..

У меня в висках стучала кровь, пока я нащупывала сонную артерию и замеряла частоту пульса по секундной стрелке.

Женщина дышала, хотя биения были чрезвычайно слабые, едва прощупывались.

Выхватив мобильник «Некстел», подвешенный на поясной клипсе, я ткнула в кнопку скоростного набора.

– Говорит лейтенант Боксер, удостоверение номер два-семь-два-один. «Скорую» на угол Мэйдн-лейн и Грант-авеню! Да поживее!

Глава 4

Горбольница, или, как ее официально именуют, Муниципальный госпиталь Сан-Франциско представляет собой гигантский комплекс. Самый настоящий город. Хотя вот уже несколько лет, как ее приватизировали, она до сих пор отвечает своему названию, коль скоро переполнена страждущими бедняками и принимает неосвоенные излишки из других больниц, обслуживая свыше сотни тысяч пациентов ежегодно.

В данную секунду Кэйко Кастеллано находилась в одном из задернутых клеенчатой шторой закутков, что лабиринтом опоясывали громадный, кипевший бурной деятельностью приемный покой отделения неотложной помощи.

От Юки, притулившейся возле меня в коридоре, исходили волны ужаса и страха за жизнь матери.

Мне и самой было не по себе: нахлынули воспоминания о моем последнем здесь пребывании. Руки врачей в перчатках, трогающих, переворачивающих мое тело, гулкие удары сердца в ушах… и постоянный вопрос в собственный адрес: доведется ли выйти отсюда живой?

По графику в тот вечер было не мое дежурство, но я все равно отправилась за компанию, решив помочь, и даже не догадывалась, что рутинная вроде бы операция превратится в кошмар. Впрочем, то же самое можно сказать и про моего друга и бывшего напарника, инспектора Уоррена Джейкоби. В том пустынном переулке каждый из нас получил по две пули. Уоррен потерял сознание; я каким-то чудом нашла в себе силы ответить встречным огнем.

А стреляю я хорошо. Порой, даже слишком.

Что и говорить, невеселые настали времена, если общественность готова сочувствовать скорее гражданским лицам, подстреленным полицией, нежели раненым – а то и убитым! – полицейским. На меня подала в суд семейка так называемых пострадавших, так что я вполне могла лишиться и последней рубашки.

В ту пору я практически не знала мою нынешнюю подругу.

Но Юки Кастеллано оказалась умным, сверходаренным адвокатом и сумела – несмотря на свою молодость – спасти меня в трудную минуту.

Я обернулась к ней. Сморщив лицо, Юки хотела что-то сказать, едва справляясь с волнением.

– Линдси, я не понимаю… Ты же ее видела. Господи, ведь ей только пятьдесят пять. Не человек, а ходячий фонтан жизненной силы. Что происходит? Почему мне никто ничего не говорит? Даже не дают к ней пройти?

Ответа я, конечно, не знала, но, как и Юки, тоже успела потерять терпение.

Где, черт возьми, шляется доктор?

Бессовестность какая! Никуда не годится.

Да почему так долго?!

Я уже набиралась нахальства, чтобы самой ворваться в святая святых, в реанимационное отделение, и призвать негодяев к ответу, как в коридор, наконец, вышел врач. Он огляделся и выкликнул фамилию Юки.

Глава 5

Именная нашивка над кармашком белого халата уверяла, что перед нами некто «Деннис Гарза, дипл. вр., зав. отд. неотл. пом.».

Я не смогла удержаться, чтобы не отметить про себя внешнюю привлекательность этого Гарзы: едва ли за сорок, рост метр восемьдесят пять, восемьдесят килограммов, широкие плечи, отличная физическая форма. Темные глаза и жесткие черные волосы, свешивавшиеся на лоб, свидетельствовали об испанской крови.

Однако сильнее всего поразили напряженность, чопорность и весь тот вид, с которым он постоянно – и нетерпеливо – дергал за ремешок своего «Ролекса», словно досадливо заявляя: «Я важный, занятой человек. Давайте-ка поживее». Не знаю почему, но мне он сразу не понравился.

– Я доктор Гарза. У вашей матери, по-видимому, неврологический инсульт или, изъясняясь медицинской терминологией, преходящее ишемическое нарушение мозгового кровообращения. Мини-удар, если угодно. В переводе на бытовой язык означает кислородное голодание мозга, да и, судя по всему, в сочетании со стенокардией, то есть грудной жабой – или болями вследствие сужения коронарных сосудов.

– Это очень серьезно? Ей больно? Когда я смогу ее увидеть?

Юки обстреливала доктора Гарзу вопросами, пока тот не вскинул руку:

– Она до сих пор в бессознательном состоянии. Большинство пациентов приходят в себя в течение получаса. Для других, как, возможно, и для вашей матери, требуются целые сутки. Пока что ситуация неопределенная, а потому доступ к ней запрещен. Давайте подождем до вечера и посмотрим, как пойдут дела.

– Но ведь все будет в порядке, да? Доктор, скажите, правда? – взмолилась Юки.

– Мисс Кастеллано, – промолвил Гарза, – не утруждайте себя напрасными вопросами. Как только мы узнаем что-то новое, я сообщу.

Дверь за противным доктором захлопнулась, и Юки, будто подкошенная упала на пластиковый стул. Она наклонилась вперед, уткнулась лицом в ладони и затряслась. Никогда еще я не видела, чтобы Юки плакала. Главное, что меня убивало, так это мое бессилие. А ведь, правда: чем тут поможешь?

Обхватив Юки за плечи, я зашептала:

– Ничего-ничего, ей помогут, здесь очень опытные врачи. Наверняка твоей маме совсем скоро станет лучше.

И мы остались, так сидеть: я гладила ее по спине, а Юки все плакала, и плакала, и плакала… Сжавшись в комочек, она превратилась в маленькую девочку.

Глава 6

В коридоре не было ни единого окна. Стрелки часов над казенной кофеваркой неумолимо крутились, отщелкивая час за часом и превращая день в вечер, а ночь – в утро. За все это время доктор Гарза так и не объявился, не прислал нам ни единой весточки.

Восемнадцать часов мы с Юки по очереди мерили шагами коридор, пили кофе и навещали дамскую комнату. На ужин употребили сандвичи из торгового автомата, обменялись иллюстрированными журналами, а затем, под неестественным светом люминесцентных ламп, просто сидели, слушая неглубокое дыхание друг друга.

К трем утра Юки все же заснула, склонившись к моему плечу, хотя минут через двадцать вдруг встрепенулась:

– Линдси? Что случилось?

– Нет-нет, ничего, спи спокойно. Однако сон к ней уже не шел.

Мы сидели плечом к плечу, неприкаянные в этом синтетически ярком, неприветливом месте, а кругом потихоньку менялись лица: то судорожно сцепившаяся руками пара, молча взиравшая перед собой пустыми глазами; то семейство с малолетними детьми на руках; то одинокий старик…

Всякий раз, когда распахивалась дверь в реанимацию, каждый из нас, будто марионетка, поворачивался к ней лицом.

Иногда выходившему оттуда медработнику в спину неслись чьи-то крики и плач.

Около шести утра появилась молоденькая ассистентка-интерн с кругами под глазами и в перепачканном кровью халате и с бумажки зачитала вслух имя Кастеллано.

– Как она? – вскинулась Юки со стула.

– В сознании, дела пошли лучше, – ответила девушка. – Мы ее еще подержим несколько дней, проведем кое-какие анализы, но в принципе вы сможете ее навестить сразу после перевода в палату.

Юки поблагодарила и обернулась ко мне с улыбкой куда более сияющей, чем можно было ожидать с учетом только что услышанного.