Синий. История цвета (Фрагменты книги) - Кулиш Нина Федоровна - Страница 2

Если, вопреки мнению некоторых ученых позапрошлого столетия, римляне все же умели различать синий цвет, то относились они к нему в лучшем случае равнодушно, а в худшем — враждебно. Это и понятно: синий для них — это главным образом цвет варваров, кельтов и германцев, которые, по свидетельствам Цезаря и Тацита, раскрашивают тело синей краской для устрашения врагов. Овидий говорит, что стареющие германцы, желая скрыть седину, подкрашивают волосы соком вайды. А Плиний утверждает, будто жены бриттов красят свои тела в темно-синий цвет той же вайдой (glastum) перед ритуальными оргиями; из чего делает вывод, что синий — это цвет, которого следует опасаться либо избегать.

В Риме синюю одежду не любили, она свидетельствовала об эксцентричности (особенно в годы Республики и при первых императорах) либо символизировала траур. Кроме того, этот цвет, светлый оттенок которого казался резким и неприятным, а темный — пугающим, часто ассоциировался со смертью и с загробным царством. Голубые глаза считались чуть ли не физическим недостатком. У женщины они свидетельствовали о склонности к пороку; голубоглазый мужчина слыл женоподобным, похожим на варвара и попросту смешным. И, разумеется, в театре эта особенность внешности часто использовалась для создания комических персонажей. Так, например, Теренций награждает нескольких своих героев голубыми глазами и при этом — либо вьющимися рыжими волосами, либо громадным ростом, либо тучностью — и то, и другое, и третье в республиканском Риме считалось изъяном. Вот как описывает Теренций смешного персонажа в своей комедии "Свекровь" (около 160 года до н. э.): "Тучный верзила с курчавыми рыжими волосами, голубыми глазами и бледным, как у покойника, лицом"{3}.

Начиная с эпохи Каролингов, а может даже несколько ранее (с VII века, когда Церковь ввела в свой обиход некое подобие роскоши), в тканях для церковного убранства и облачении священников стали использовать золото и яркие цвета. Однако единых норм их использования не было, в каждой епархии это решали по-своему. Основные правила богослужения определял епископ, и рассуждения о символике цвета, которые изредка попадаются в литературе того времени, либо не имеют никакого практического значения, либо отражают практику, действующую в одной или нескольких епархиях. Вдобавок следует отметить, что в дошедших до нас нормативных текстах о выборе цвета говорится редко. Церковные соборы, прелаты и теологи вспоминают о цвете лишь для того, чтобы осудить ношение полосатых, пестрых или слишком ярких одежд (борьбу с которыми Церковь будет вести и в дальнейшем, вплоть до Тридентского собора{4}) и напомнить о главенстве белого цвета с точки зрения христологии. Белый — цвет невинности, чистоты, цвет крещения, обращения в христианство, цвет радости, Воскресения, славы и вечной жизни.

В начале второго тысячелетия тексты о религиозной символике цвета становятся более многочисленными. В этих анонимных трактатах, время и место создания которых установить трудно, авторы заняты теоретическими рассуждениями, но не говорят о роли цвета в богослужении. Они рассматривают определенное число цветов — семь, восемь или двенадцать; это больше, чем требовалось для христианской обрядовости в то время, да и впоследствии. Историку трудно определить, в какой мере эти тексты отражают действовавшие правила богослужения, но самое интересное для нас то, что ни в одном из них не только не рассматривается, но даже не упоминается синий цвет. Словно его и не существовало вообще. И это при том, что неизвестные авторы этих трактатов подробно обсуждают три оттенка красного (ruber, coccinus, purpureus), два оттенка белого (albus и candidus), два оттенка черного (ater и niger), а также зеленый, желтый, фиолетовый, серый и золотой. Но о синем — ни слова. В последующие столетия картина не меняется.

Начиная с XII века видные богословы, писавшие о литургии (Гонорий Августодунский, Руперт из Дейтца, Гуго Сен-Викторский, Жан Авраншский, Жан Белет), все чаще говорят в своих сочинениях о цвете. По отношению к трем основным цветам они единодушны: белый означает чистоту и невинность, черный — воздержание, покаяние и скорбь, красный — кровь, пролитую Христом и за Христа, Страсти Христовы, мученичество, самопожертвование и божественную любовь. Иногда они рассуждают и о других цветах: зеленом (это "промежуточный" цвет — medius color), фиолетовом (для них это своего рода "получерный", subniger, а отнюдь не смесь красного и синего), а также изредка упоминают серый и желтый. О синем — ни слова. Для них его просто не существует.

Синего цвета не существует и для того, чьи суждения о богослужебных цветах будут определять религиозную обрядность вплоть до Тридентского собора — для кардинала Лотарио Конти ди Сеньи, который позднее станет папой Иннокентием III. Около 1194—1195-го, когда Лотарио был еще кардиналом-диаконом и Римский понтифик Целестин III отстранил его от дел папской курии, он написал несколько трактатов, один из которых, знаменитый "О святом таинстве алтаря" ("De sacro sancti altari misterio"), посвящен мессе. Юношеское творение будущего папы, по тогдашнему обыкновению, изобилует компиляциями и цитатами. Но именно в этом его ценность для нас: кардинал Лотарио кратко пересказывает и дополняет то, что было написано до него на интересующую нас тему. Вдобавок в трактате подробно описаны ткани церковного убранства и священнических облачений, которые были в обиходе в Римской епархии до его собственного понтификата. В те времена другие епархии могли по желанию следовать правилам, установленным в Риме (многие литургисты и канонисты советовали поступать именно так), но ничто их к этому не обязывало, ибо римские правила еще не стали нормой для всего христианского мира; зачастую епископы и верующие придерживались местных традиций — так было, например, в Испании и на Британских островах. Однако авторитет Иннокентия III был так велик, что в течение XIII века ситуация стала меняться. В людях крепло убеждение: то, что принято в Риме, имеет силу закона и для остальных епархий. А сочинения папы, даже самые ранние из них, стали каноническими. Так случилось и с трактатом о мессе. Главу о цветах цитировали и пересказывали многие авторы XIII века, и более того: в других епархиях, даже весьма удаленных от Рима, ее приняли как руководство к действию. Медленно, но верно, дело шло к унификации правил богослужения. Посмотрим, что написано в трактате будущего папы о цветах.

Белый, символ чистоты, подходит для праздников, посвященных ангелам, девственницам и исповедникам, для Рождества и Крещения Господня, для Страстного четверга, Пасхи, Вознесения и Дня Всех Святых. Красный, символ крови, пролитой Христом и за Христа, пригоден для праздников апостолов и мучеников, для Воздвижения и Пятидесятницы. Черный, цвет скорби и покаяния, следует использовать для заупокойной мессы, Рождественского поста, Дня невинно-убиенных и во время Великого поста. А зеленый надлежит использовать в те дни, для которых не подходят ни белый, ни красный, ни черный, ибо — и для историка цвета это чрезвычайно важное замечание — "место зеленого — на полпути между белым, черным и красным". Автор уточняет, что черный иногда можно заменить фиолетовым, а зеленый — желтым{5}. Однако кардинал Лотарио, как и его предшественники, ничего не говорит о синем.

Это умолчание кажется странным, поскольку именно тогда, в последние годы XII века, синий цвет уже начал свою "экспансию": за несколько десятилетий он успел пробраться в церковь — мы встречаем его на витражах, эмалях, алтарных образах, тканях, облачениях священников. Но в систему богослужебных цветов он не включен и не попадет в нее никогда. Эта система сложилась слишком рано, чтобы в ней могло найтись место, пусть даже самое скромное, для синего. Ведь и в наши дни католическая литургия построена на трех "первичных" цветах древних социумов: белом, черном и красном; правда, по будням их дозволено "разбавлять" зеленым.