Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

«Я понял жизни цель» (проза, стихотворения, поэмы, переводы)

Пастернак Борис Леонидович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

«Я понял жизни цель» (проза, стихотворения, поэмы, переводы) - Пастернак Борис Леонидович - Страница 15

Изменить размер шрифта:

Полями, по воздуху, сквозь околесицу,

Приснившуюся Небесному Постнику.

Он видит: попадали зубы из челюсти,

И шамкают замки, поместия с пришептом,

Все вышиблено, ни единого в целости,

И Постнику тошно от стука костей.

От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,

От красных зазубрин карпатских зубцов.

Он двинуться хочет, не может проснуться,

Не может, засунутый в сон на засов.

И видит еще. Как назём огородника,

Всю землю сравняли с землей на Стоходе.

Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудь

Во всю ее бездну, и на небо выплыл,

Как колокол на перекладине дали,

Серебряный слиток глотательной впадины,

Язык и глагол ее, – месяц небесный.

Нет, косноязычный, гундосый и сиплый,

Он с кровью заглочен хрящами развалин.

Сунь руку в крутящийся щебень метели, —

Он на руку вывалится из расселины

Мясистой култышкою, мышцей бесцельной

На жиле, картечиной на́прочь отстреленной.

Его отожгло, как отёклую тыкву.

Он прыгнул с гряды на ограду. Он в рытвине.

Он сорван был битвой и, битвой подхлестнутый,

Как шар, откатился в канаву с откоса

Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,

Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

Прислушайся к гулу раздолий неезженых,

Прислушайся к бешеной их перебежке.

Расскальзывающаяся артиллерия

Тарелями ластится к отзывам ветра.

К кому присоседиться, верстами меряя,

Слова гололедицы, мглы и лафетов?

И сказка ползет, и клочки околесицы,

Мелькая бинтами в желтке ксероформа,

Уносятся с поезда в поле. Уносятся

Платформами по снегу в ночь к семафорам.

Сопят тормоза санитарного поезда.

И снится, и снится Небесному Постнику...

<1914, 1928>

ВОЗМОЖНОСТЬ

В девять, по левой, как выйти со Страстного,

На сырых фасадах – ни единой вывески.

Солидные предприятья, но улица – из снов ведь!

Щиты мешают спать, и их велели вынести.

Суконщики, С. Я., то есть сыновья суконщиков

(Форточки наглухо, конторщики в отлучке).

Спит, как убитая, Тверская, только кончик

Сна высвобождая, точно ручку.

К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,

И дело начинает пахнуть дуэлью,

Когда какой-то из новых воздушный

Поцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.

Во-первых, он помнит, как началось бессмертье

Тотчас по возвращеньи с дуэли, дома,

И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,

Она из Гончаровых, их общая знакомая!

<1914>

ДЕСЯТИЛЕТЬЕ ПРЕСНИ(Отрывок)

Усыпляя, влачась и сплющивая

Плащи тополей и стоков,

Тревога подула с грядущего,

Как с юга дует сирокко.

Швыряя шафранные факелы

С дворцовых пьедесталов,

Она горящею паклею

Седое ненастье хлестала.

Тому грядущему, быть ему

Или не быть ему?

Но медных макбетовых ведьм в дыму

Видимо-невидимо.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глушь доводила до бесчувствия

Дворы, дворы, дворы... И с них,

С их глухоты – с их захолустья,

Завязывалась ночь портних

(Иных и настоящих), прачек

И спертых воплей караул,

Когда – с Канатчиковой дачи

Декабрь веревки вил, канатчик,

Из тел, и руки в дуги гнул,

Середь двора; когда посул

Свобод прошел, и в стане стачек

Стоял годами говор дул.

Снег тек с расстегнутых енотов,

С подмокших, слипшихся лисиц

На лед оконных переплетов

И часто на́ плечи жилиц.

Тупик, спускаясь, вел к реке,

И часто на одном коньке

К реке спускался вне себя

От счастья, что и он, дробя

Кавалерийским следом лед,

Как парные коньки, несет

К реке, – счастливый карапуз,

Счастливый тем, что лоск рейтуз

Приводит в ужас все вокруг,

Что всё – таинственность, испуг

И сокровенье, – и что там,

На старом месте, старый шрам

Ноябрьских туч; что, приложив

К устам свой палец, полужив,

Стоит знакомый небосклон,

И тем, что за ночь вырос он.

В те дни, как от побоев слабый,

Пал на́ землю тупик. Исчез,

Сумел исчезнуть от масштаба

Разбастовавшихся небес.

Стояли тучи под ружьем

И, как в казармах батальоны,

Команды ждали. Нипочем

Стесненной стуже были стоны.

Любила снег ласкать пальба,

И улицы обыкновенно

Невинны были, как мольба,

Как святость – неприкосновенны.

Кавалерийские следы

Дробили льды. И эти льды

Перестилались снежным слоем,

И вечной памятью героям

Стоял декабрь. Ряды окон,

Не освещенных в поздний час,

Имели вид сплошных попон

С прорезами для конских глаз.

1915, 1928