Тайная гавань - Картленд Барбара - Страница 17

— Ждите здесь, леди, я за вами приду. Грэйния уставилась на него в изумлении. Что он задумал?

Эйб поднял чемодан, водрузил его себе на плечо и пошел вниз по лестнице, стараясь топать как можно громче.

Должно быть, он прошел через холл; через несколько минут Грэйния услыхала, как он сказал очень спокойно и почтительно:

— Еще выпить, сэр?

— Да, принеси и заканчивай с багажом! — прорычал Родерик Мэйгрин, и Грэйния догадалась, что он расположился в гостиной.

— Еще три чемодана, сэр.

— Скажи своей хозяйке, чтобы спустилась сюда. Хочу с ней поболтать, скучно тут сидеть одному.

— Она не готова, сэр, — ответил Эйб, по-видимому, с середины лестницы.

Он вошел в спальню, закрыл второй чемодан и понес его вниз.

Потом Грэйния услыхала, что он подает Мэйгрину спиртное.

Может, матушка Мэйбл готовит напиток в кухне? Нет, оттуда не слышно голосов… Эйб снова поднялся наверх — на этот раз не с пустыми руками.

Он принес большую корзину для белья, в которую обычно складывали выстиранные вещи перед тем, как вешать для просушки.

Грэйния все больше удивлялась. Эйб поставил корзину на пол и молча показал, чтобы она туда влезла.

Она поняла и быстро свернулась клубочком в корзине, а Эйб все так же молча снял простыню с кровати и накрыл ею девушку, подоткнув со всех сторон края.

Ухватился за ручки корзины и потащил ее вниз.

Сердце у Грэйнии колотилось от страха: как ни пьян был Родерик Мэйгрин, но он мог обратить внимание, что привезенные из Лондона наряды почему-то сложены в корзину для белья.

Как бы то ни было, вряд ли ее можно было вынести из дома в чем-то еще, и Эйб, видно, рассчитал, что мистеру Мэйгрину никак не придет в голову, что Грэйния попытается бежать столь недостойным образом.

Эйб миновал последнюю ступеньку лестницы.

Двинулся через холл мимо открытой двери гостиной.

В отверстия между прутьями корзины Грэйнии были видны огоньки нескольких свечей; ей показалось, что видит она и распростертое в одном из удобных кресел тело ненавистного ей человека со стаканом в руке.

Впрочем, она не была уверена, он ли это, в самом деле, или только плод ее воображения.

Эйб вышел в дверь и двинулся по коридору к кухне, а Грэйния затаила дыхание в страхе, что в самый последний миг услышит окрик Родерика Мэйгрина.

Но Эйб продолжал идти; он вынес корзину через заднюю дверь, но не остановился, а двинулся в заросли бугенвиллии, подобравшиеся к стенам дома вплотную.

И когда, он наконец, поставил корзину на землю, осознала, что Эйб ее спас, что теперь она может пробраться к графу, и Мэйгрин не узнает, куда она скрылась.

Эйб убрал простыню, и при лунном свете Грэйния увидела устремленные на нее встревоженные глаза.

— Спасибо, Эйб! — прошептала она. — Я пойду на корабль.

Эйб кивнул и сказал:

— Чемоданы принесу потом.

И показал Грэйнии два чемодана, надежно спрятанные в кустах.

— Будь осторожен, — предупредила Грэйния, и Эйб улыбнулся.

Внезапно страх нахлынул на нее, словно приливная волна, и Грэйния бросилась бежать; она мчалась со всех ног, как будто Родерик Мэйгрин преследовал ее на пути к гавани.

Глава 5

Между деревьями было темно, однако Грэйния не замедляла бег. И вдруг налетела на что-то; в одно мгновение она сообразила, что это человек, и вскрикнула от страха.

Вскрикнула — и поняла, кто перед ней.

— Спасите меня! Спасите! — привнесла она умоляющим, испуганным шепотом, опасаясь, что ее услышит кто-то еще.

— Что случилось? Кто вас напугал? — спросил граф.

Но Грэйния задыхалась и не могла говорить сколько-нибудь связно.

Она лишь понимала, что Бофор здесь, рядом, и в невольном порыве прильнула к нему теснее, спрятав лицо у него на плече.

Медленно, словно стараясь удержать себя от этого движения, он обнял ее.

Это было неописуемо прекрасно — очутиться в кольце его рук; переведя дыхание, Грэйния заговорила:

— Он приехал… увезти меня. Я должна была венчаться с ним завтра утром… Я думала, что… не смогу убежать.

— Но смогли, — сказал граф. — Мой дозорный увидел свет в окнах вашего дома, и я решил пойти проверить, все ли в порядке.

— Все плохо, очень плохо, — ответила Грэйния. — Я боялась, что мне не удастся бежать, но… Эйб вынес меня в бельевой корзине.

Наверное, это прозвучало забавно, хоть Грэйния после пережитого страха и безумного бега по джунглям выражалась не слишком связно и последовательно.

— Мэйгрин в доме? — спросил Бофор.

— Он ждет, когда я оденусь.

Граф ничего не сказал на это, а лишь повернул Грэйнию лицом к кораблю, обнял рукой за плечи и повел к гавани.

Оттого, что он был рядом и поддерживал ее, Грэйния понемногу начала успокаиваться, но она сильно ослабела и даже не могла больше думать о себе.

Кажется, граф помог ей встать на сходни, потом, поддерживая ее и подталкивая вперед, повел на палубу.

На корабле Грэйния вначале никого не заметила, потом увидела на площадке, устроенной на половине высоты мачты, человека, — видимо, это и был дозорный, о котором говорил граф.

Грэйния повернулась и посмотрела в сторону дома, но с палубы дом невозможно было разглядеть сквозь заросли деревьев и кустов. Только человек на мачте мог увидеть свет в окнах и предупредить графа.

Они вдвоем спустились по трапу в каюту, и Грэйния поняла, что графа подняли с постели.

Простыни были отброшены как попало, а при свете фонаря она заметила, что Бофор одет всего в тонкую полотняную рубашку с раскрытым воротом и темные панталоны.

Он стоял и смотрел на нее, и тут Грэйния впервые подумала о собственном внешнем виде и, прежде всего о том, что волосы у нее в полном беспорядке. Одеваясь по приказу Мэйгрина, она и не вспомнила о прическе.

Граф молчал, и Грэйния произнесла первое, что пришло в голову:

— Я не могу туда вернуться!

— Ну, конечно же, нет! Но где же ваш отец?

— Он был… не в состоянии приехать вместе с мистером Мэйгрином.

Она не посмотрела при этих словах на графа, но оба понимали, что отец был пьян и потому ему пришлось остаться в Мэйгрин-Хаусе.

— Садитесь, — неожиданно предложил граф. — Я хочу поговорить с вами.

Грэйния послушно и даже с удовольствием уселась в удобное кресло: ноги плохо держали ее от усталости.

В каюте висели два зажженных фонаря, а все окна были закрыты деревянными ставнями, которых Грэйния не заметила днем. Значит, снаружи свет в каюте не виден.

Граф помедлил, прежде чем начинать разговор. Потом, все еще стоя и глядя прямо на Грэйнию, обратился к ней:

— Я хочу, чтобы вы серьезно подумали, о чем собираетесь меня просить.

Она не ответила. Только глядела на него встревоженно, боясь отказа.

— Вы уверены, — продолжал он, — что на острове нет никого, кто мог бы укрыть вас от отца и от опасности со стороны бунтовщиков?

— Никого, — просто ответила Грэйния.

— А на каком-нибудь другом острове у вас есть надежные друзья?

Грэйния опустила голову.

— Я знаю, что я для вас… обуза, — сказала она, — что я не имею права просить у вас защиты. Но сейчас я не могу додуматься ни до чего другого… и очень напугана.

Как неточно, как неуверенно выражает она свои чувства! Ведь ей хотелось одного — чтобы он взял ее с собой.

Но ведь, с другой стороны, просить об этом недостойно: они лишь недавно узнали друг друга, и потом он вполне ясно дал понять, что ей нет места в его жизни.

Наверное, он догадывается, о чем она думает. Грэйния подняла на Бофора глаза:

— Простите меня за то, что я обращаюсь к вам за помощью.

Граф улыбнулся — и в каюте словно зажгли еще дюжину огней.

— С моей точки зрения, вам незачем просить прощения, — сказал он. — Я всего лишь пытаюсь думать о вас. У вас вся жизнь впереди, и если бы ваша мать была жива, вы заняли бы место в высшем лондонском свете. Это вряд ли равнозначно положению единственной женщины на борту пиратского судна.