Стихия любви - Картленд Барбара - Страница 24

— Ваша светлость — это лучшая встреча моего хозяина за долгие годы, — продолжал Хобсон, словно читая мысли девушки.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Альдора.

— Вы так заботливо ухаживали за ним, ему интересно с вами, вы не из тех женщин, что впиваются в его светлость, как пиявки, готовые высосать из него все жизненные соки!

Альдора широко раскрытыми от удивления глазами смотрела на Хобсона.

Она понимала, что верный слуга любит своего господина и искренне переживает за него.

— Не может быть, чтобы все знакомые его светлости вели себя подобным образом!

— Вы не знаете и половины, миледи, — мрачно проговорил Хобсон. — Они и меня не оставляют в покое. Требуют, чтобы я им помог.

— Помог? — переспросила Альдора.

— Именно. «Дорогой Хобсон, не забудь напомнить его светлости, что в четверг — мой день рождения». Или:

«Хобсон, мне нужно увидеться с ним наедине. Дай мне знать, когда он будет один!»

Хобсон с отвращением передернул плечами:

— Но хуже всего те дамы, которые просят, чтобы я рассказал его светлости, как сильно они страдают!

Альдора понимала, что ей не следует слушать все это, но боялась уйти, чтобы не показаться невежливой.

— Одна из них просто замучила меня, — продолжал Хобсон. — Леди Лудлоу… нет, леди Лоусон — вот как ее звали! «Скажи его светлости, — говорила она мне, — что я собираюсь покончить с собой. И когда я умру, он еще очень пожалеет!»

Хобсон не заметил, что при упоминании имени леди Лоусон Альдора вздрогнула.

Через минуту она произнесла, плохо владея своим голосом:

— Я… не могу поверить… что леди… стала бы говорить такие вещи… вам!

— Именно так она и сказала. Она чуть не задушила меня, когда я ей сказал: «Те, что грозятся покончить с собой, никогда этого не делают. Не сделаете и вы!»

— Возможно… она была очень… несчастна, — нерешительно проговорила Альдора.

Хобсон язвительно усмехнулся:

— Может, она и чувствовала себя несчастной, пока не появился другой мужчина. Примерно через месяц я встретил ее горничную, и та мне рассказала, что ее хозяйка снова грозилась покончить с собой, когда тот французский джентльмен оставил ее!

Чувствуя, что продолжать подобный разговор она не должна, Альдора поспешила сказать:

— Его светлость ждет меня.

С этими словами она выбежала из каюты и пошла по коридору, но на палубу она поднялась не сразу. Ей было просто необходимо переварить то, что она услышала.

Как могла леди Лоусон позволить себе подобные разговоры со слугой его светлости?

Как могла настоящая леди опуститься до обсуждения своих любовных похождений с человеком не своего круга?

Это было просто ужасно!

Теперь, вспоминая свою ненависть к герцогу, которую вызвал именно рассказ леди Лоусон об ее страданиях, Альдора подумала, что, возможно, он не так уж виноват, как она считала.

Она сделала над собой усилие, поднялась на палубу и села рядом с герцогом, стараясь не выдать своего волнения.

Несколько минут она сидела, опустив книгу на колени, собираясь с мыслями. Герцог спросил:

— Чем вы обеспокоены?

— Почему вы решили, что я обеспокоена?

Он улыбнулся:

— Наверное, это внутренний голос. Или скорее всего я просто чувствую ваше состояние, ведь мы целых два дня провели вместе!

— Так вы тоже верите, что человек излучает некую силу, подобную световым волнам! — прошептала Альдора.

— Конечно. У вас, Альдора, очень сильная положительная энергетика. Теперь она не так враждебна мне, как в день нашей первой встречи.

Он усмехнулся и добавил:

— Тогда, за ужином, я через весь стол ощущал волны вашей враждебности. Такого мне никогда не приходилось испытывать.

— Папа всегда говорил мне, — задумчиво ответила Альдора, — что ненависть, словно бумеранг, всегда возвращается к тому, от кого исходит.

— Это так! — согласился герцог. — Поэтому теперь мне особенно приятно думать, Альдора, что вы уже не так страстно ненавидите меня.

— Я нисколько… не испытываю… ненависти… к вам, — отозвалась Альдора, сама удивленная тем, что это было действительно так.

— Очень хорошо! Значит, завтра мы расстанемся, и ни у кого из нас не останется неприятных воспоминаний.

— Завтра?..

Альдоре почему-то было тяжело думать об этом.

— Вот что я решил, и надеюсь, вы со мной согласитесь. Мы причалим к пристани в Чичестере завтра рано утром, на рассвете.

Альдора слушала внимательно, стараясь не выдать своего волнения.

— Мой грум, Хансон, подведет к трапу лошадь для вас и Самсона…

— Для вас? — вырвалось у Альдоры.

Герцог отрицательно покачал головой.

— Нет, это было бы ошибкой. Вы с Хансоном отправитесь в путь немедленно.

— Я думала, вы никому не доверяете Самсона!

— Хансон уже ездил на нем. И вам не о чем беспокоиться. В дороге с вами ничего не случится.

Альдора промолчала, и герцог продолжал:

— Хансон оставит Самсона в конюшне вашей матери, возьмет мой фаэтон и приедет за мной. Ближе к вечеру я вернусь в Беркхэмптон-Хаус.

Помолчав, он добавил:

— Главное, чтобы никто не заподозрил, что мы с вами были это время вместе. Будет лучше, если за полмили до дома вы пошлете Хансона вперед, а сами будете ехать спокойно, словно возвращаясь из увеселительной поездки.

Придумайте для маркизы какую-нибудь убедительную историю, избегая всех деталей. Незачем волновать ее понапрасну.

Похоже, герцог предусмотрел все до последней мелочи.

Мнение самой Альдоры его не интересовало.

— Я приеду в Беркхэмптон-Хаус часов в пять-шесть.

Надеюсь, ее светлость позволит мне переночевать в Беркхэмптон-Хаусе, прежде чем я отправлюсь в Лондон на следующее утро.

Некоторое время оба хранили молчание.

Потом Альдора тихо произнесла:

— Кажется… вы все… предусмотрели.

— Надеюсь, — отозвался герцог. — Мне кажется, ничего лучше мы придумать не сможем.

— Нет-нет, конечно!

— Хорошо! А теперь давайте наслаждаться солнцем.

Вы, я вижу, принесли с собой какие-то книги. Почитайте, а я пока полежу с закрытыми глазами и подумаю о чем-нибудь хорошем.

Альдоре очень хотелось спросить, о чем именно, но она подумала, что это было бы слишком назойливо с ее стороны.

Герцог был очень красив, хотя и похудел за последние дни. Впрочем, Альдора считала, что благородная бледность делает его более интересным и даже загадочным.

Глаза герцога были закрыты, и Альдора не отрываясь смотрела на него, с грустью сознавая, что, возможно, ей никогда больше не придется радоваться обществу этого человека, беседы с которым были так увлекательны.

Она прекрасно представляла, какой скандал разразился бы, узнай ее мать или кто-нибудь из светских дам, как она провела эти четыре дня.

А уж если бы стало известно о том, что она ухаживала за герцогом, спала в его каюте, то единственным способом спасти свою репутацию для нее было бы немедленно выйти за него замуж.

«Никто ничего не узнает», — сказала она себе, понимая, что герцог не случайно принял все меры предосторожности, чтобы его отсутствие на скачках никто не смог связать с отсутствием Альдоры.

«Мама заставила бы меня выйти за него замуж», — подумала она про себя.

Теперь, однако, эта мысль не казалась ей столь ужасной, как тогда, когда она впервые услышала о намерении королевы выдать ее замуж за герцога и отправить их обоих в Индию.

Теперь Индия, сказочная страна, позолоченная солнцем, казалась ей не только сокровищницей тайных знаний, к овладению которыми она так стремилась. Ей казалось, что в этой стране — ее счастье, которое она вот-вот должна была потерять безвозвратно.

Ей вдруг пришло в голову, что, упомянув однажды о своем визите в Индию, герцог ни разу не пытался продолжить эту тему, словно для того, чтобы возбудить ее любопытство, а может, наказать за то, что она отказала ему.

Альдора вдруг поняла, что никогда больше ей не удастся так свободно общаться с герцогом. Даже просто видеться с ним она сможет только иногда, на балах и светских приемах. Даже если бы он приехал погостить в дом ее матери, остаться с ним наедине было бы просто невозможно.