Спящая красавица - Картленд Барбара - Страница 10

И обе заставляли его смеяться.

В этот момент он был так же весел и остроумен, каким Оделла знала его раньше, когда была жива ее мать.

«Я не имею права вновь делать его несчастным, рассказывая о том, что происходит у него за спиной», — сказала она себе.

Оделла понимала, что это будет слишком жестоко.

Когда дамы покинули гостиную, а мужчинам принесли портвейн, Оделла поспешила наверх.

Она знала, что сейчас в спальне нет никого.

Его камердинер в это время должен был быть в кладовой.

Оделла вошла в спальню и заперла дверь.

Она знала, где отец хранит ключ от сейфа.

Он трогательно верил в то, что это всегда было известно только ее матери.

Но Оделла часто помогала матери брать из сейфа драгоценные камни, которые та хотела надеть вечером.

Поэтому она сразу направилась к тайнику: как и предполагалось, ключ оказался там.

Оделла открыла сейф.

Как она и думала, на верхней полке лежали бумаги, которые им дали в адвокатской конторе.

Отец уже переложил их сюда.

На нижних полках хранились деньги.

Отец всегда держал в спальне некоторую сумму, чтобы в случае необходимости под рукой были бы наличные деньги.

Оделла взяла стопку банкнот и еще несколько золотых соверенов.

Потом она заперла сейф, убрала ключ на место и отнесла деньги к себе спальню.

Дамы все как одна собрались в комнате ее мачехи.

Оделла быстро спустилась по лестнице и была в гостиной прежде, чем они возвратились.

Когда обед закончился, виконт покорно направился в ее сторону и сделал попытку занять ее беседой о лошадях.

Оделла в течение нескольких минут пыталась поддерживать разговор, а потом направилась к фортепьяно со словами:

— Мне кажется, если я сыграю что-нибудь для гостей, это украсит вечер.

Немного позже отец сказал ей, что был восхищен тем, как хорошо она играла.

— Это только благодаря вам, папенька, — ответила Оделла. — Вы оплатили услуги самого дорогого преподавателя музыки во Флоренции!

— Очевидно, деньги были потрачены не зря! — улыбнулся граф. — Но, по-моему, тебе следует поговорить с гостями.

— Я хочу, чтобы вы послушали еще две пьесы, которые я разучила, — сказала Оделла, и он не стал заставлять ее.

При первой же возможности она, извинившись, отправилась спать, зная, что еще многое нужно сделать.

Гетси принесла к ней в комнату небольшой саквояж, который был не слишком тяжелым.

Оделла спрятала его в шкафу.

Она уложила туда свои лучшие платья и, разумеется, дорожную одежду.

После того, как графиня удалилась ко сну, в спальню Оделлы постучал лакей.

Оделла открыла дверь.

— Мисс Гэйтсли сказала мне, миледи, — произнес он, — что у вас стоит саквояж с кое-какими вещами, которые вы хотели отдать ей.

— Да, конечно, и все уже собрано, — тихо сказала Оделла. — Но, мне кажется, они вряд ли понадобятся мисс Гэйтсли ночью.

— Мисс Гэйтсли сказала, что рано утром ей надо уехать, — ответил лакей. — Она получила неважные новости!

— Передайте мисс Гэйтсли, что я ей сочувствую, — сказала Оделла. — Хорошо, что одежда, которую я обещала ей, уже готова.

Лакей унес саквояж, а Оделла разделась и улеглась в постель.

Она привыкла вставать рано.

— Во Флоренции ученики, изучающие специальные предметы, нередко начинали занятия в семь утра.

Поэтому на следующий день в четверть шестого Оделла уже была на ногах и одета.

Из расписания в кабинете секретаря она узнала, что есть поезд из Паддингтона до Оксфорда в шесть тридцать.

Они с Гетси легко на него сели после того, как Оделла забралась в кэб возле конюшен.

Она написала письмо отцу и положила его у него в кабинете.

Оделла знала, что до завтрака он туда не зайдет.

В письме говорилось:

Мой дорогой папенька!

Я была ошеломлена и отчасти расстроена огромным состоянием, свалившимся на меня вчера. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями.

Я знаю, что вы поймете: в Лондоне, где я связана многими обязательствами и необходимостью делать немало покупок, это невозможно.

Поэтому я уезжаю за город на несколько дней; я хочу покататься на Стрекозе и взглянуть на вещи с собственной точки зрения.

Я знаю, что вы не одобрили бы, если бы я путешествовала одна; поэтому я беру с собой мисс Гэйтсли.

Еще я позаимствовала немного денег из вашего сейфа и, разумеется, обязательно их верну!!!

Оделла специально поставила столько восклицательных знаков после последнего слова, чтобы ее отец понял: она шутит.

Кончалось письмо так:

Я люблю вас, папенька, и хочу потратить свои деньги так, как хотели бы вы и мама, — только мне нужно все это обдумать.

Пожалуйста, не сердитесь на меня и позвольте мне уделить немножко времени себе лично. Ваша любящая дочь Оделла.

Она надеялась, что отец все поймет.

В то же время она была совершенно уверена, что мачеха будет в ярости.

«Она попытается меня вернуть, — думала Оделла, — чтобы я была целиком в ее власти».

Вчера вечером она с невероятной отчетливостью осознала, насколько опасна сложившаяся ситуация.

Оглядываясь назад, Оделла внезапно поняла суть изменений, сделанных мачехой в интерьере и облике дома.

За каждым штрихом, на первый взгляд, вызванным стремлением ко вполне заурядной роскоши, угадывалась сильная индивидуальность.

Во всем, что касалось мачехи Оделлы, не было и следа мягкости или нежности.

Эта женщина раз и навсегда решила, чего она хочет, и готова перевернуть небо и землю, чтобы добиться этого.

И ее совершенно не заботило, что она причинит зло кому-то.

— Виконт уже согласился на то, что она предложила, — пробормотала Оделла себе под нос, — и если я не проявлю осторожность, то в один прекрасный день проснусь и обнаружу, что вышла замуж за виконта, не успев даже пикнуть!

— У вас встревоженный вид, миледи, — сказала Гетси, которая сидела напротив.

— На самом деле я счастлива, что мы так легко уехали, — ответила Оделла.

Она понимала, что это лишь потому, что они рано проснулись.

Оделла знала, что ее мачеха никогда не встает раньше десяти.

Прибыв в Оксфорд, они без всякого труда наняли экипаж, чтобы проехать пять миль до Шэлфорд-Холла.

Едва они покинули красивый город с высокими башнями и тонкими шпилями, Оделла сразу почувствовала себя иначе.

Здесь была Англия, которую она знала и любила, с лесами, холмами и серебристыми реками.

Как только экипаж остановился у дома, Оделла выскочила наружу и, пробежав по высоким ступенькам, постучала в тяжелые двери.

Их открыл лакей, который служил здесь еще с тех пор, как был мальчиком. Оделла, увидев его, радостно протянула ему руку.

— Джеймс! — воскликнула она. — Я так надеялась, что вы будете здесь!

— Разрази меня гром, если это не ее светлость! — сказал лакей с явным удовольствием. — Я слышал, что вы вернулись в Англию.

— Я вернулась в Англию, а теперь возвращаюсь домой! — ответила Оделла.

То же самое она сказала старому дворецкому, который спеша пришел из кладовой.

— А мы все гадали, когда вас увидим, миледи, — сказал он. — Мы думали, что вы слишком заняты в Лондоне всякими развлечениями и вам не до нас!

— Все, что я хотела, это приехать домой! — ответила Оделла.

Она не стала тратить зря время на разговоры.

Велев дворецкому расплатиться с извозчиком и позаботиться о Гетси, она побежала к конюшням.

Грумы восторженно приветствовали ее, но Оделла больше всего стремилась увидеть Стрекозу.

Лошадь радостно заржала, услышав голос хозяйки.

В считанные мгновения дверь стойла была открыта, и руки Оделлы обвились вокруг лошадиной шеи.

— Я скучала без тебя! Я без тебя скучала! — воскликнула она. — О, милая Стрекоза, тебя не обижали? Ты не забыла меня?

Было очевидно, что она не забыла.

Стрекоза была так же рада видеть Оделлу, как и Оделла ее.

Оделла велела оседлать ее через час и подозвала Эйба, старшего конюха, который учил ее ездить верхом, когда она была еще совсем маленькая.