Далекие твердыни - Онойко Ольга - Страница 20

Принц размышляет.

Меньше всего им руководило желание оказывать смертному милость. Он замышлял посмеяться над грязными людьми. Происходящее действительно очень забавно. Но Айарриу не намерен останавливаться на этом. Ему нравится благоговение и страх, и совсем не нравится то, что его сочли милостивым божеством.

Он — божество гневное.

Айарриу посылает коня вперед. Теперь человек стоит у самого стремени. Он пригибает голову, но взгляд его прям и дерзок, почти как у Киайену… как у Эн-Тайсу.

— Так значит, ты мне благодарен? — без выражения спрашивает принц.

— Ты подарил мне победу, прекрасный господин, — твердо говорит мятежник. — Я бесконечно благодарен тебе.

Принц смотрит ему в глаза — и внезапно чувствует скуку. Человек перед ним не имеет никаких внутренних преград, которые было бы интересно сокрушить. Его невозможно унизить, даже приказав наесться лошадиного дерьма…

Айарриу без замаха бьет когтями в наглые глаза.

— Сейчас — тоже благодарен? — спрашивает он.

Человек не отвечает.

Он воет от боли, оседая наземь.

Остальные лежат как мертвые, не поднимая голов.

— Возвращаемся, — велит Айарриу, разворачивая коня. — Достаточно.

Всю обратную дорогу он молчит.

Кровь действительно успокоила его, но настроение у принца весьма дурное. Сначала Киайену разозлил его своей дерзостью, потом — смертный… Впору решить, что весь мир разом отказался подчиняться Айарриу эле Хетендеране. Вернувшись в Золотой город, он решает не навещать пока ни любимую матушку, ни драгоценную сестру: госпожа Интайль слишком чувствительна, Айелеке — слишком нежна, а принц понимает, что сейчас может нагрубить им.

Принц входит в свои покои и падает на постель.

Под золоченым потолком медленно разгораются магические огни. Во дворце тихо. Айарриу лежит с закрытыми глазами, растворяясь в этой тишине, и гонит от себя темные мысли. Наконец, он приказывает:

— Принести Нике-Нике и йут.

Невидимый слуга исчезает, отправившись исполнять веление.

Йут появляется раньше; слуги хорошо знают привычки принца. Большое блюдо сладко пахнущих, еще горячих хлебных палочек, начиненных чистейшим, умиротворяющим, нежным наркотиком… Айарриу вдыхает его влекущий запах, сознательно оттягивая тот миг, когда ощутит, наконец, чудесное действие йута. Минуту спустя он слышит шаги второго слуги; тот почти не таится, зная, что принц обрадуется его появлению. Это сам домоправитель эле Хетендерана. Он принес обнаженную наложницу, завернутую в бархатное покрывало.

Не открывая глаз, Айарриу наслаждается ее запахом. Смешение ароматов тела Инике, ее притираний и благоухания свежего йута так прекрасно, что Айарриу улыбается, чувствуя, как его душа очищается от мрака… Наложница подползает к нему, шепча нежные слова. Она вздрагивает, когда холодные пальцы принца обхватывают ее теплую, полную грудь, но потом накрывает его руку своей. Перегнувшись через господина, Инике берет палочку йута, отламывает кусочек и вкладывает ему в рот. Айарриу целует ее пальцы.

Наслаждаясь ее прикосновениями, он не открывает глаз, разрешая Инике самой вынуть заколки из его волос и расшнуровать его верхнюю одежду. Распахнув его рият, Инике ложится ему на грудь, давая почувствовать ее теплую плоть сквозь единственный слой тонкого шелка; потом наложница сползает вниз и принимается за дело. Ее господин сам решит, желает он сегодня совершенно обнажиться или нет…

Айарриу облизывает губы, комкает в пальцах покрывало; Нике-Нике очень нежная, он может расцарапать ее когтями, если начнет прижимать ее голову к своему паху. Искусный ротик ласкает его твердеющий орган, наложница глуховато постанывает — она очень любит это занятие и очень любит своего господина.

— Нике-Нике, мое яблочко… — расслабленно говорит принц.

Инике старается, помогая себе руками; она умеет делать так, чтобы член проходил глубоко в ее горло. Она очень хороша, очень чувствительна, может достичь вершины собственного удовольствия только от мысли, что хозяин дозволил ей прикоснуться к себе. Иные айлльу брезгуют людьми, но принц не понимает такой узости вкусов. Люди остаются свежими недолго, но их свежесть особенно сладка. Нужно только строго приказать им, чтобы блюли тело чистым, и тогда запах молодых людей будет приятен…

Не сдерживая удовлетворенного стона, принц выгибается. В последний момент Инике чуть-чуть отстранилась. Сейчас она, раскрасневшаяся и счастливая, переберется выше, чтобы показать господину его собственное семя, украсившее лицо и груди рабыни.

Айарриу открывает глаза.

В первый миг его улыбка так же светла, как обычно в такие часы; и Яблочко так же сияет в ответ, слизывая белые потеки с губ.

Потом ее господин резко приподнимается.

Инике дрожит от страха, когда Айарриу жестко берет ее за подбородок и начинает внимательно разглядывать ее лицо — но не следы ее нежной работы, а что-то другое, что очень ему неприятно, злит его и разочаровывает…

— Господин мой… — шепчет она.

— Что это? — сухо, требовательно спрашивает айлльу.

— Что?..

— Твои глаза.

— Господин Айарриу…

— Почему возле твоих глаз эти складки?

— Что? — глупо повторяет Инике, белея как мел.

— Вот здесь, здесь… и здесь. Кожа пошла складками. Что это?

Инике всхлипывает. Айарриу чувствует, как Яблочко ищет ложное объяснение, которое могло бы утишить его гнев, но она быстро оставляет эту затею. Она слишком хорошая рабыня, чтобы лгать господину.

— Это… морщины, мой господин Айарриу.

Он уже понял, но не может поверить.

— Откуда они?.. Зачем?!

— Я… мой господин… господин целых сорок пять дней не удостаивал меня лаской… Ровно столько дней, сколько мне лет… я начала стареть…

Айарриу отворачивается. Лицо его кривится от злости и отвращения. Яблочко тихо плачет за его спиной.

— Я не виновата, — шепчет она. — Это ведь совсем крошечные морщинки… пусть мой господин не гневается…

Принц коротко выдыхает. Когда он снова смотрит на Инике, лицо его совершенно непроницаемо.

— Ближе, — велит он, и наложница послушно подползает ближе.

Айарриу обнимает ладонями голову смертной и неуловимо быстрым движением сворачивает ей шею.

«Она начала гнить, — думает он, зашнуровывая рият. — Как это гадко».

Настроение его испортилось окончательно. Тридцать лет — ничтожный срок! Яблочко сохранялась свежей всего тридцать лет, а потом, несмотря ни на что, подхватила эту отвратительную человеческую болезнь. И должно же это было случиться именно сейчас! Воистину, весь мир разом отказался подчиняться ему.

То, что снедало Айарриу, даже не было злобой: внутри него точно пылало темное пламя, которое требовало пищи, сейчас, немедленно, пищи настолько мрачной, чтобы сам принц ужаснулся. Только после этого, обещало оно, эле Хетендеране станет немного легче…

Сбросив с кровати труп, он проходит к дверям. Даже запах йута теперь кажется отвратительным; это потому, что в таком состоянии йут даст тяжкие и кошмарные видения… Айарриу глухо рычит и уверенно направляется к потайной лестнице, пронизывающей дворец насквозь — от мрачнейших подземелий до высочайшей из башен.

Путь его лежит вниз.

…Казематы Золотого города сухи и светлы; под потолком узкого, но высокого коридора горят магические лампы. Даже госпожа Интайль не осквернится, спустившись сюда, хотя госпоже Интайль, с ее чувствительностью, никогда не придет в голову сюда спускаться… Шаги Айарриу отдаются эхом в пустоте. Пара стражников порывалась сопровождать его, но принц голосом, не терпящим возражений, велел им оставаться на месте.

Это только его дело.

Только его пламя.

Единственный, кто равен ему по происхождению, последний из своего рода, наследный принц Серебряного города, ставшего руинами и воспоминаниями.

Эн-Тайсу эле Тиккайнай.

Два последних замка — магические; Айарриу требуется несколько минут, чтобы отомкнуть их, и пленник успевает почувствовать его приближение. Это не очень хорошо, потому что Айарриу хотелось бы застать его врасплох, увидеть его страх и растерянность, но ничего не поделаешь — он все же слишком опасен.