Маленькие мужчины - Олкотт Луиза Мэй - Страница 8

— А что в этом ящике? — спросил Нат, склоняясь над большим глубоким ящиком до половины заполненным землей.

— О, это червячный магазин Джека Форда. Он накапывает кучи червяков и держит их здесь, и когда нам надо червей, чтобы пойти на рыбалку, мы у него покупаем. Это гораздо проще, чем копать самим, только он ужасно дорого за них дерет. Прошлый раз, когда мы покупали, мне пришлось выложить два цента за дюжину, да и то получил маленьких. Джек иногда страшно жадничает, так что я прямо сказал ему, что сам накопаю себе в следующий раз, если он не снизит цену. А еще у меня две курицы, вон те серые с хохолками — Гребешок и Бабуля — и отличные это куры, скажу я вам! Я продаю миссис Баэр их яйца, но никогда не запрашиваю с нее больше двадцати пяти центов за дюжину, никогда! Мне было бы стыдно заламывать большую цену, — воскликнул Томми, бросив презрительный взгляд на "червячный магазин".

— А собаки чьи? — спросил Нат, очень заинтересованный этими коммерческими сделками, и чувствуя, что Томми Бэнгз — человек, чье покровительство может считаться и привилегией, и удовольствием.

— Большой пес принадлежит Эмилю. Зовут его Христофор Колумб[9]. Миссис Баэр назвала его так, потому что это ее любимая присказка, и никто не против, если она имеет в виду собаку, — отвечал Томми тоном директора зверинца. — Белый щенок — Роба, а желтый — Тедди. Какой-то человек хотел утопить их в нашем пруду, но папа Баэр не позволил и взял их к нам. Они хороши для малышни, но сам я о них не очень высокого мнения. Их зовут Кастор и Поллукс[10].

— Если бы я мог получить кого-нибудь из этих животных, то предпочел бы вот этого ослика. Ездить верхом так приятно, и, вообще, он такой маленький и славный, — сказал Нат, вспоминая о долгих переходах, которые совершил на своих усталых ногах за годы бродяжничества.

— Мистер Лори прислал его миссис Баэр, чтобы ей не приходилось таскать Тедди на спине, когда мы ходим на прогулки. Мы все любим Тоби. Это отличный ослик, скажу я вам! А те голуби принадлежат нам всем. У каждого из нас есть один любимый, и мы делим между собой всех птенцов, когда они появляются. Птенцы это здорово интересно; конечно, сейчас их нет, но ты можешь пойти наверх и взглянуть на взрослых, а я пока погляжу, не снесли ли мои Гребешок и Бабуля по яичку.

Нат поднялся по лестнице, просунул голову в люк и окинул долгим взглядом красивых голубков, воркующих и целующихся клювиками на просторной голубятне. Одни сидели на гнездышках, другие суетливо порхали туда и сюда, некоторые подлетали к окошкам, и еще много других перелетали от солнечной крыши к усеянному соломой двору фермы, где безмятежно жевали жвачку шесть ухоженных коров.

"У всех, кроме меня, есть кто-нибудь. Хорошо бы и у меня был голубь или курица, или хотя бы черепаха, моя собственная", — думал Нат, чувствуя себя очень бедным после того, как посмотрел на интересные сокровища других мальчиков

— Откуда у вас все эти животные? — спросил он, когда снова присоединился к Томми на скотном дворе.

— Нашли или купили, или кто-нибудь дал их нам. Моих кур мне прислал мой папа, но как только накоплю денег с яиц, куплю себе пару уток. Здесь есть отличный маленький пруд для них за скотным двором, и за утиные яйца хорошо платят, а маленькие утята такие хорошенькие, и интересно смотреть, как они плавают, — сказал Томми с видом миллионера.

Нат вздохнул, так как у него не было ни папы, ни денег, ничего на всем белом свете, кроме старой пустой записной книжки и мастерства в кончиках его десяти пальцев. Томми, казалось, понял причину вопроса и последовавший за ответом вздох, так как после непродолжительного, но глубокого размышления неожиданно заявил:

— Слушай, я тебе скажу, что мы сделаем! Если ты будешь искать яйца за меня — я это занятие терпеть не могу — я буду давать тебе одно яйцо из каждой дюжины. Ты веди счет, и как насчитаешь двенадцать, мама Баэр даст тебе за них двадцать пять центов, и тогда ты сможешь купить, кого захочешь, понял?

— Я с удовольствием буду искать яйца! Какой ты добрый парень, Томми! — воскликнул Нат, совершенно ошеломленный таким великолепным предложением.

— Псс! Это пустяки. Начинай прямо сейчас и обыщи амбар, а я буду ждать тебя здесь. Бабуля квохчет, так что ты наверняка найдешь где-нибудь яичко, — и Томми растянулся на соломе с приятным чувством человека, заключившего выгодную сделку и одновременно оказавшего услугу приятелю.

Нат радостно начал поиски и энергично разгребал сено, пока не нашел два отличных яичка, одно спрятанное под балкой, а другое в старой кормушке, которую облюбовала миссис Гребешок.

— Можешь взять одно, а я возьму другое, это будет последнее в моей прошлой дюжине, а завтра начнем сначала. Вот, пиши мелом свой счет рядом с моим, а потом начнем заново, — сказал Томми, показывая ряд таинственных цифр на боку старой веялки.

С восхитительным чувством значительности, гордый обладатель единственного яйца открыл счет рядом со своим другом, который со смехом написал над цифрами впечатляющие слова: "Т. Бэнгз и Компания".

Бедного Ната так восхитила эта надпись, что его с трудом удалось уговорить уйти и оставить свое первое в жизни движимое имущество в кладовой Эйзи. Затем они снова вышли во двор, и, познакомив друга с двумя лошадьми, шестью коровами, тремя свиньями, и одним олдернейским теленком[11], Томми повел Ната к старой иве, нависшей над весело журчащим маленьким ручьем. С забора было очень легко вскарабкаться на широкую развилку, образованную тремя большими сучьями, которые подрезали каждый год, чтобы они давали поросль новых тонких веточек. Над головой шелестел зеленый свод листьев. В развилке были устроены маленькие сиденья, а углубление в центре служило тайничком, достаточно большим для одной-двух книжек, разобранной игрушечной лодки и нескольких недоделанных свистков.

— Это мой и Деми личный кабинет. Мы сделали его сами, и никому не разрешается сюда приходить без нашего разрешения — кроме Дейзи, конечно. Мы не против, чтобы она приходила, — сказал Томми, пока Нат с восторгом переводил взгляд с журчащей темной воды внизу на зеленый свод над головой, где мелодично жужжали пчелы, пируя на длинных желтых соцветиях, наполнявших воздух сладким ароматом.

— Какая красота! — воскликнул Нат. — Ты ведь позволишь мне приходить иногда? В жизни не видел такого чудесного места! Я хотел бы быть птицей и жить здесь всегда.

— Да, тут довольно приятно. Ты можешь приходить, если Деми не будет возражать, а я думаю, он не будет, потому что он сказал мне вчера вечером, что ты ему нравишься.

— Правда? — Нат обрадованно улыбнулся, так как уважение Деми, казалось, ценилось всеми мальчиками, отчасти потому, что он был племянником папы Баэра, а отчасти потому, что он был таким рассудительным и добросовестным маленьким мужчиной.

— Да, Деми нравятся тихие мальчики, и я думаю, вы с ним поладите, особенно если ты, как и он, любишь читать.

Радостный румянец на щеках бедного Ната стал болезненно алым при этих последних словах, и он вымолвил, запинаясь:

— Я не очень хорошо читаю. У меня никогда времени не было, чтобы читать. Я ведь, понимаешь, всегда ходил с места на место и играл на скрипке.

— Да я сам не очень люблю читать, но читаю неплохо, если захочу, — сказал Томми, после того как бросил удивленный взгляд, сказавший яснее слов: "Двенадцать лет мальчишке, а читать не умеет!"

— Зато я могу читать ноты, — добавил Нат, несколько взволнованный тем, что пришлось признаться в своем невежестве.

— Нет, ноты я не могу. — В голосе Томми звучало почтение, что придало Нату смелости, и он сказал с решимостью:

— Я собираюсь учиться хорошо и выучить все, что смогу. Раньше у меня не было такой возможности. А у мистера Баэра трудные уроки?

— Нет, и он совсем не сердитый Он все объясняет и вроде как подталкивает нас вперед в трудных местах. Некоторые учителя так не делают. Мой прежний учитель никогда нам не помогал. Если мы пропускали слово, так просто получали подзатыльник! — И Томми потер собственную макушку, словно она еще звенела от щедрого запаса подзатыльников, воспоминание о которых было единственным, что он вынес из годового общения с "прежним учителем".