Маленькие мужчины - Олкотт Луиза Мэй - Страница 42

Каждый мальчик в доме чувствовал влияние красивого ребенка и становился лучше, сам не зная, как и почему это происходит, так как малютки могут творить чудеса в сердцах тех, кто их любит. Бедный Билли находил бесконечное удовлетворение в том, что глазел на нее, и хотя ей это не нравилось, она не сдвигала атласные бровки, после того как ей объяснили, что он не совсем такой как остальные и поэтому к нему нужно быть добрее. Дик и Долли завалили ее ивовыми свистками — единственное, что они умели изготавливать, и она принимала дары, хотя никогда не пользовалась ими. Роб служил ей как маленький влюбленный, а Тедди следовал за ней как комнатная собачка. Джек не нравился ей, так как у него были бородавки и грубый голос. Стаффи отталкивал ее тем, что не умел есть аккуратно, и за столом бедняга старался изо всех сил не набрасываться на еду, чтобы не вызвать отвращения у утонченной маленькой леди напротив. Нед был отлучен от королевского двора и оказался в крайней немилости, после того как его застали мучающим несчастную полевую мышь. Златовласка никак не могла забыть печального зрелища и, когда он приближался, скрывалась за своей вуалью, делая ему знак удалиться величественной маленькой рукой и восклицая тоном, в котором мешались гнев и горе:

— Нет, я не могу его любить, он отлывает хвостики бедным мышкам, и они пищат!

Когда приезжала Бесс, Дейзи охотно отказывалась от трона и занимала скромный пост главной кухарки, в то время как Нэн становилась первой фрейлиной, а Эмиль канцлером казначейства ее высочества и щедро тратил общественные деньги на устройство спектаклей, многие из которых обходились в сумму не меньше девяти пенсов. Франц был премьер-министром, и управлял ее государственными делами, планировал королевские визиты в разные области королевства и регулировал отношения с иностранными державами. Деми был ее философом, и дела у него шли гораздо лучше, чем это бывает обычно с подобными джентльменами при коронованных особах. Дэн стал ее регулярной армией и храбро защищал ее территории, Томми был придворным шутом, а Нат благородным Ритцио[31], услаждающим слух этой невинной маленькой Марии.

Дядя Фриц и тетя Джо наслаждались периодом покоя и с удовольствием смотрели эту красивую пьесу, в которой молодежь неосознанно подражала старшим, не добавляя в нее трагедии, так часто портящей те спектакли, что разыгрываются на больших сценах.

— Они учат нас не меньше, чем мы их, — сказал мистер Баэр.

— Благослови их Господь! Они и не догадываются, сколько раз сами подсказывают нам, как лучше всего руководить ими, — отвечала миссис Джо.

— Я думаю, ты была права, и присутствие девочек помогает мальчикам. Нэн расшевелила Дейзи, и та стала менее чопорной и скованной, а Бесс учит маленьких медведей изысканным манерам гораздо лучше, чем можем научить мы. Если мы и дальше будем наблюдать такой прогресс, я скоро почувствую себя Корнелией Блимбер[32] в окружении этих образцовых молодых джентльменов, — сказал профессор со смехом, когда увидел Томми не только снявшего собственную шляпу, но и сбившему шляпу с головы Неда, когда они вошли в холл, где Принцесса скакала на коне-качалке, в сопровождении Роба и Тедди, которые оседлали маленькие стульчики и изображали храбрых рыцарей.

— Ты никогда не будешь миссис Блимбер, Фриц, ты не смог бы, если бы даже захотел, а наши мальчики никогда не смирились бы с воспитательными методами той печально знаменитой школы. Нет никакой опасности, что они сделаются чересчур элегантными: американские мальчики слишком любят свободу. Но они непременно станут приятными в общении, если мы воспитаем в них доброту, которая ярко проявляется в самых простых манерах, делая их любезными и сердечными, как твои, мой дорогой мальчик.

— Ах! Нет-нет, мы не будем говорить любезности, а то если я начну, ты убежишь, а я хочу насладиться этим счастливым получасом до конца, — однако искренняя похвала явно доставила удовольствие мистеру Баэру, поскольку в ней была правда, а миссис Джо чувствовала, что получила лучший комплимент, какой мог сделать ей муж, ведь он сказал, что находит подлинное отдохновение и счастье в ее обществе.

— Кстати, возвращаясь к детям, я только что получила еще одно доказательство положительного влияния Златовласки, — сказала миссис Джо, придвигая свой стул поближе к дивану, где профессор отдыхал после долгого трудового дня на своих столь разнообразных огородиках. — Нэн терпеть не может шитье, но из любви к Бесс трудилась полдня над замечательным мешочком, в котором преподнесет десяток наших лучших яблок своему маленькому идеалу, когда та будет уезжать. Я похвалила ее за это, а она сказала, как всегда искренне: "Я люблю шить для других, но глупо шить для себя". Я поняла намек и поручила ей сшить несколько рубашечек и передничков для детей миссис Карни. Она такая щедрая душа! Без устали будет шить для них, и мне даже не придется ее заставлять.

— Но шитье немодное занятие в наши дни, моя дорогая.

— Приходится только сожалеть об этом. Я научу моих девочек всем премудростям шитья, какие только знаю; это пригодится им в жизни гораздо больше, чем латынь, алгебра и полдюжины разных "ологий", которыми считается необходимым забивать девочкам голову. Эми намерена развить в Бесс всевозможные светские таланты, но даже пальчики дорогой крошки уже знакомы с иглой и наперстком, а ее мама хранит несколько образчиков ее шитья и ценит их больше, чем глиняную птичку без клюва, которая наполнила Лори такой гордостью, когда Бесс вылепила ее.

— Я также могу привести доказательство могущества Принцессы, — сказал мистер Баэр, пронаблюдав, как миссис Джо пришивает пуговицу с видом величайшего презрения ко всем новомодным системам образования. — Джек не желает, чтобы его причисляли вслед за Недом и Стаффи к числу тех, кто неприятен Бесс, так что он пришел ко мне на днях и попросил свести все его бородавки каустиком[33]. Я давно предлагал ему сделать это, но он никогда не соглашался, зато теперь вынес жжение мужественно и, хотя ему до сих пор больно, утешается надеждами на будущие милости, когда он сможет показать ее привередливому высочеству свою гладкую руку.

Миссис Баэр еще не отсмеялась, когда вошел Стаффи, чтобы спросить, нельзя ли ему дать Златовласке несколько конфет, которые прислала ему мама.

— Ей не разрешают есть сласти, но если ты захочешь подарить ей твою пунцовую засахаренную розу в красивой коробочке, она будет рада, — сказала миссис Джо, не желая оставить без поощрения это необычное проявление самоотверженности, так как Стаффи редко предлагал поделиться с кем-нибудь своими сластями.

— Разве она не съест ее? Но, конечно, я не хотел бы, чтобы ее затошнило, — сказал Стаффи, любовно взирая на изысканную сладость, но решительно укладывая ее в коробочку.

— О нет, она не станет есть, если я скажу ей, что роза только для того, чтобы на нее смотреть. Она будет хранить ее много недель и даже не подумает ее попробовать. А ты способен на такое?

— Разумеется! Я гораздо старше, чем она, — с негодованием заявил Стаффи.

— Что ж, проверим. Вот, положи свои конфеты в этот мешочек, и посмотрим, как долго ты сможешь хранить их. Позволь мне отсчитать два сердечка, четыре красных рыбки, три лошадки из ячменного сахара, десять засахаренных орехов, и дюжину шоколадных драже. Согласен? — спросила хитрая миссис Джо, укладывая конфеты в свой маленький мешочек из-под швейных ниток.

— Да, — сказал Стаффи со вздохом и, сунув в карман запретный плод, ушел отдать Бесс свой подарок и получить от нее улыбку и позволение сопровождать ее во время прогулки по саду.

— Сердце бедного Стаффи одолело наконец его желудок, а благосклонность Бесс вознаградит его за все усилия, — сказала миссис Джо.

— Счастлив человек, который может сунуть свои искушения в карман и учиться самоотречению у такого милого маленького учителя! — добавил мистер Баэр, когда дети прошли мимо окна. Пухлое лицо Стаффи было полно безмятежного удовлетворения, а Златовласка изучала свою сахарную розу с вежливым интересом, хотя предпочла бы настоящий цветок с "настоящим аломатом".