Друг и лейтенант Робина Гуда (СИ) - Овчинникова Анна - Страница 25

Мы придержали коней, глядя, как сокол кругами поднимается в небо. Катарина завороженно следила за полетом своей птицы, а я поглядывал то на сокола, то на его хозяйку.

Как я успел заметить в Йорке, английские знатные женщины носили чаще всего платья фиолетовых или золотистых тонов, ниспадающие до пят, с почти такими же длинными, расширяющимися от локтя рукавами. Но Катарина упорно одевалась только в ярко-красное, хотя этот цвет в сочетании с рыжими волосами делал ее похожей на плакат «При пожаре звоните 01». На постоялом дворе при въезде в город она сменила одно платье на другое, но и этот наряд был красным и мало соответствовал общепринятой моде — имел разрезы по бокам и узкие рукава, которые она заправила в поношенные охотничьи перчатки с раструбами. Ли проворчал что-то неодобрительное насчет ее распущенных волос, но Катарина, как ни странно, проигнорировала замечание отца…

И сейчас ее огненная грива развевалась по ветру, пока она напряженно следила за движениями сокола, не меньше переполненная охотничьим азартом, чем ее крылатый любимец.

Рыжеволосая девушка на буланом жеребце, над ней — чертящий круги в голубом небе сокол — да, это было красивое зрелище! Для всех, кроме голубя, на которого нацелился пернатый охотник.

Когда сокол ринулся вниз и закогтил свою жертву, Катарина издала дикий торжествующий вопль:

— Аххха!!!

Ричард Ли снова покачал головой, а я ухмыльнулся. Сегодня я слышал этот вытряхивающий из кожи клич уже второй раз. В первый раз он прозвучал еще более дико, потому что раздался не под открытым небом, а в чинно-строгом, просторном зале аббатства, где и шепот-то казался слишком громким.

— Я счастлив видеть вас в добром здравии, сэр Ричард! Мы все молились о вашем освобождении с того дня, как услышали печальную весть о событиях близ Яффы. Рад, что наши молитвы не пропали зря.

Ли склонился в глубоком поклоне, но я уловил в почтительности рыцаря скрытую издевку.

— Подумать только, а я-то возомнил, что обязан своим освобождением Святой Вере, — сокрушенно проговорил он. — И даже поклялся сразу по возвращении отправиться в Конк[23]! Если бы я знал, что мои избавители находятся так близко, я бы не давал столь опрометчивого обета.

Аббат Герфорд переглянулся с маячащей рядом с его креслом бесцветной тощей личностью, похожей на вампира после месячной голодовки. Сам повелитель аббатства Святой Марии имел цветущий вид и, в отличие от бледного мрачного упыря, излучал невыносимое благодушие, но дураком он явно не был: при насмешливых словах Ричарда Ли глаза прелата недовольно сощурились, между бровями пролегла резкая складка.

— Обеты в любом случае надлежит выполнять, — присматриваясь к посетителю, медленно проговорил аббат Герфорд. — Не правда ли, брат эконом?

— Истинная правда, — простуженным голосом подтвердил изголодавшийся вампир. — Выполнение обетов… и уплата долгов — святое дело!

— Мы всегда оказываем не только духовную, но и любую посильную помощь тем, кто сражается за Гроб Господень, — аббат скрестил руки на закрытой инкунабуле, от изучения которой его оторвал наш приход. — Сознавая мизерные результаты подобных усилий, я тем не менее не теряю надежды, что однажды церкви удастся замолить грехи мирян, из-за которых Господь отвернулся от своего воинства. Как известно, тело общества состоит из трех частей: духовенство — oratores, воины — bellatores и трудящиеся — laboratores. И пока грудь, oratores, молится, руки, bellatores, воюют, а ноги, laboratores, работают, общество пребывает в гармонии. Вот почему все мы должны…

— А к какой части тела вы бы отнесли разбойников, преподобный отец? — вдруг громко спросила Катарина.

Она наотрез отказалась от предложенного ей кресла и стояла, как и я, в нескольких шагах за спиной Ричарда Ли, поглаживая палочкой дремлющего на ее кулаке сокола. Следуя суровым наставлениям отца, Катарина вела себя в аббатстве тихо и смирно — как вдруг ее звонкий голос прервал плавную речь прелата, заставив того удивленно приподнять брови.

— Разбойники — гнусная язва на теле общества, — после паузы недовольно ответил аббат. — Дурное мясо, которое следует выжечь каленым железом! Загнившая плоть, требующая беспощадного отсечения!

Катарина стрельнула в меня быстрым ехидным взглядом. Нет, если кто здесь и был гнусной язвой, то определенно не я!

— Интересно, к какой части тела общества относятся злоязычные рыжие девицы? — вполголоса спросил я, уставившись в темный потолок.

— Я могу сказать, если пожелаешь, к какой части тела относятся неотесанные лесные дикари! — раздалось ответное яростное шипение.

Ричард Ли громко кашлянул, и мы замолчали, словно школьники, пойманные строгим учителем на болтовне.

— …Что ж, будем уповать на то, что однажды разбойники навсегда исчезнут с лица земли вместе с еретиками, — внушительно заявил аббат. — Увы, даже если такое когда-нибудь произойдет, этого будет недостаточно для достижения желанной гармонии. Полной гармонии общество достигнет лишь в том случае, если каждый из oratores, bellatores, laboratores будет в равной степени выполнять свой долг! Что возвращает нас к цели вашего визита, сэр Ричард. Итак, завтра истекает срок выплаты займа, который вместе с процентами за полгода составит четыре сотни фунтов. Брат эконом готов принять у вас эти деньги.

На губах бледного упыря впервые появилась слабая ухмылка, да и преподобный отец тоже коротко улыбнулся, выжидательно глядя на Ли.

Но куда было веселью кредиторов рыцаря до веселья его дочурки! Катарина вся светилась от злорадного предвкушения, ее веснушки сверкали в полутьме, как солнечные зайчики. Ха, разве такая мина была бы у рыжей язвы сейчас, не возьми я ее вчера на гоп-стоп на лесной дороге? Только из-за этого дочери крестоносца следовало бы быть со мной повежливее!..

Ухмылка Катарины стала еще шире, когда Ричард Ли кротко произнес:

— Я выехал из Ноттингемшира с намерением просить вас об отсрочке, преподобный отец.

— Отсрочке? — аббат Герфорд переглянулся с экономом, талантливо сделав вид, будто несказанно поражен и огорчен. — Но, сэр Ли, ведь в расписке ясно указан срок возвраты долга!..

— И указано, что в случае неуплаты суммы со всеми процентами ваши владения, включая замок Аннеслей, переходят в собственность аббатства Святой Марии, — заявил бледный вампир.

Он приподнял один из фолиантов, громоздящихся на столе, извлек из-под него кусок пергамента и продемонстрировал Ли — теперь с совершенно серьезным видом. Было ясно, что, в отличие от двух других участников этой сцены, брат эконом не обладает актерскими способностями.

— Здесь, в документе, сказано, что срок уплаты долга — день Святой Магдалины[24], который наступает завтра. И здесь ничего не говорится о возможной отсрочке, а, напротив, говорится, что, если семья Лине внесет долг с процентами до означенного дня, все ее имущество становится собственностью аббатства Святой Марии…

— Ex lege[25], — кивнул аббат. — Подумайте, сэр Ли, какой воцарится хаос, если в нынешнее смутное, беспокойное время даже церковь откажется следовать установленному порядку!

Ричард Ли слегка наклонил голову и смиренно произнес:

— Но если даже пастыри человеческих душ откажутся от милосердия, чего же тогда следует ожидать от мирян?

Я вдруг пожалел, что здесь нет Робина Гуда. Вот кто оценил бы по достоинству разыгрывающийся тут спектакль! Может, Ричард Ли собирается отдать свой долг в самый последний миг, с утренним звоном колоколов? Это было бы эффектнее всего! Да, неудивительно, что вожак шервудских аутло и рыцарь-норман так быстро нашли общий язык!

Однако аббат не стал затягивать развязку сцены до заутренней. То ли ему отказало чувство артистизма, то ли он спешил вернуться к изучению инкунабулы, а может, его смутил сияющий вид Катарины. Бросив на дочь Ричарда Ли очередной подозрительно-озадаченный взгляд, преподобный стукнул ладонью по столу и воскликнул: