Пастыри ночи - Амаду Жоржи - Страница 27

Но получилось совсем не так, как она задумала. Правда, страсть Курио росла с каждым днем, и он все больше терял голову, однако стойкость его была поразительной. Он не мог предать друга и скорее бы умер от любви и желания, но не лег бы в постель с женой своего брата по вере.

Прошло два дня после событий на празднике Тиберии, и толки вокруг этого скандала еще не охватили весь город. Мартин, который, казалось, по-прежнему был заботливым супругом и домоседом, как и раньше, время от времени отправлялся добывать деньги на хозяйственные расходы. В связи с днем рождения Тиберии ему пришлось потратиться: подарок для именинницы, платье, туфли, чулки, браслеты и серьги для Мариалвы. Касса опустела, Мартину ничего не оставалось, как сунуть колоду карт в карман и пуститься на поиски партнеров. Мариалва тем временем послала мальчишку предупредить Курио, а сама принарядилась, сделала затейливую прическу, надушилась и выбрала платье, которое особенно рельефно подчеркивало ее фигуру. Затем она спустилась в Уньян и стала поджидать Курио в уединенном месте.

Курио ушел от араба. Он настолько выбился из колеи, что не искал другой работы, а бродил по городу, повсюду должая за кашасу, и, к сожалению, его многие поили в долг. В таком отчаянном состоянии его еще никогда не видели. Бедный Курио и прежде влюблялся, и прежде женщины покидали его. Однако на этот раз дело было серьезнее — влюбленность его длилась дольше обычного. Раньше достаточно бывало двух-трех дней, чтобы исцелить Курио от неудачного увлечения. Теперь же ему конца не было видно, и бедняга Курио даже заговорил о самоубийстве. Мальчишка нашел его в баре неподалеку от рынка, где он в одиночестве сидел за стопкой кашасы.

Когда он пришел в Уньян, Мариалва была уже там. Печальная и прекрасная, она стояла у причала и смотрела на море рассеянным взглядом. Курио вздохнул. Не было в мире человека несчастнее его; разумеется, он еще узнает горести, но никогда, наверно, судьба не будет к нему так беспощадна. Он любит, и ему отвечает взаимностью — он отказывается верить, что заслуживает этого! — прекраснейшая из женщин, но боже мой, столь же верная, сколь и красивая, столь же чистая, сколь и нежная. Связанная узами благодарности с нелюбимым человеком, она хранит ему верность, сдерживая желание и страсть, и не переходит границ чистого влечения, робкого, безнадежного, платонического чувства. Можно ли быть более несчастным, чем Курио? Нет и нет!

Однако после этой встречи, он почувствовал себя еще несчастнее. И все же был доволен собой и горд тем, что нашел в себе силы противостоять, когда Мариалва готова была пасть, сраженная любовью, и лоб Мартина едва не украсился рогами. Курио еще раз доказал, что он достойный и верный друг.

Едва он пришел и обменялся с Мариалвой первыми взволнованными словами, она взяла его руки в свои и заявила:

— Я больше не могу, дорогой… Будь что будет, но я хочу быть твоей… Я знаю, что это нехорошо, но ничего не могу поделать.

Курио вытаращил глаза, он не был уверен, что правильно ее понял, и попросил повторить; она повторила то же самое, уже смелее. Пламя страсти сжигало ее, она попыталась тут же броситься ему на шею и подарить первый поцелуй, в котором до сих пор отказывала.

Курио на минуту заколебался, ведь он желал ее, желал бессонными ночами и сидя за столиком бара; он представлял себе, как они, не таясь, идут по улице и она клонит голову ему на плечо; в тумане хмельных паров он раздевал ее, любовался ее прекрасным телом в темных родинках и нежным животом. Он страстно желал ее и мучился этим желанием, однако стоически сносил все это, так как Мариалва с самого начала воздвигла непреодолимую преграду между его мечтами и действительностью. Ему еще не приходилось выбирать между любовью к Мариалве и верностью Мартину, другу и брату по вере. И вот сейчас она так сразу, без всякой подготовки, предлагает себя. Она готова на все, сделает, как он пожелает: или соединится с ним навеки, или, переспав с ним, вернется домой.

Курио с головой ушел в свои переживания, он чувствовал себя кустом на ветру, парусом шхуны, унесенной в бурное море. Перед ним Мариалва — больше ему никто не нужен. Но между ним и Мариалвой стоит Мартин. Что же делать? Не мог он поднять предательский кинжал против своего брата, а тем более нанести ему удар в спину. Нет, не мог!

— Мы не можем… — зарыдал он. — Это невозможно!

Это был крик отчаяния, смертный приговор, однако ничего иного он решить не мог. Курио закрыл лицо руками; только что он погубил себя, лишился всякой надежды, но зато остался верным другом.

Этого Мариалва не ожидала, она не была готова к отказу. Она думала, что безмерно счастливый Курио сейчас же поведет ее в свою комнатушку в мансарде старинного дома у площади Позорного Столба. Она даже заранее решила, что будет сдерживать его порывы и лишь понемногу уступать, позволив в первый день только поцелуи и объятья, а доведя его страсть до предела, назначит второе свидание и уже тогда сделает своим любовником и отомстит Мартину. Но она столкнулась с нерушимой стойкостью Курио.

Нет, говорил Курио, держа ее руки в своих, это невозможно. Между ними ничего не может быть, их любовь — это самопожертвование и отречение. Они лишь тогда смогут принадлежать друг другу, когда ее и Мартина перестанут связывать какие бы то ни было обязательства. Ведь она сама не раз говорила, что у нее по отношению к Мартину существует долг, он столько для нее сделал, и она не может ему изменить. Она не имеет права терять голову, как это случилось сейчас. Ни она, ни тем более он. Его дружба с Мартином началась очень давно, когда Курио, совсем маленький, просил милостыню и бегал с уличными мальчишками. А Мартин, пользовавшийся среди них авторитетом, взял новичка под свое покровительство и не позволил старшим дразнить и преследовать его. Тогда же вскоре выяснилось, что оба они исповедуют культ Ошалы: Мартин — Ошолуфы, старого Ошалы; Курио — Ошугиана, молодого Ошалы. Они не раз совершали вместе жертвоприношения, и мать святого проливала кровь священных животных на их головы. А однажды они вместе преподнесли Ошале козла, по-братски поделив расходы. Так неужели после этого он может лечь с женой Мартина, даже если пылает к ней страстной любовью? Нет, Мартин его брат, и он скорее убьет Мариалву и покончит с собой, но не сделает этого.

Однако подобный исход отнюдь не устраивал Мариалву. Она хотела отомстить Капралу за его поведение на празднике у Тиберии, бросить его к своим ногам, унизить его, сбить с него спесь, но о смерти отнюдь не помышляла.

Внимая этой симфонии отчаяния и слез, клятв в вечной любви и угроз покончить с собой, в которой заученные фразы из «Секретаря влюбленных» мешались с самыми искренними, идущими от сердца словами, Мариалва вдруг обрела ключ к лучшему, на ее взгляд, выходу из положения.

Мариалва пыталась вдохнуть в Курио мужество, и, уязвленная в своем тщеславии, ибо впервые ее отверг мужчина (когда она пришла предложить себя, она, за которой они обычно увивались), презрительно и гневно бросила:

— Ты трус, ты просто боишься Мартина…

Курио вздрогнул. Боится? Никого на свете он не боится, даже Мартина. Он уважает его, считает своим лучшим другом. Он не может предать его, всадить ему в спину нож, тайком обмануть его. Другое дело, если б он знал о их любви, если б они от него не скрывались…

Если б он знал… Мариалва вновь заговорила сладеньким голоском, вновь прикинулась страстно влюбленной, вновь стала прежней — чистой и честной.

— А, что, если мы расскажем ему? Если ты ему все скажешь? Что мы любим друг друга и хотим жить вместе?

Эта мысль, однако, не воодушевила Курио. Он напряженно соображал, как бы ему отказаться от этого предложения. Мариалва же вдохновлялась все больше. Великолепный вариант, лучше не придумаешь: Курио сообщит Мартину о своей любви, а она будет присутствовать при этой сцене. Мартин кинется ей в ноги и, может, разъяренный набросится на Курио; двое мужчин станут ее оспаривать, готовые убить соперника и умереть ради нее… И уже отомстив Мартину, она решит, с кем из них будет жить постоянно, а с кем — только спать. Возможно, она останется с Мартином, она уже привыкла к нему, но прежде наставит ему рога. Или уйдет к Курио, взяв себе дом и обстановку, и будет иногда ложиться в постель Капрала, в конце концов он ей нравится и ей не хочется терять его. День, когда Курио переступит порог их дома и скажет обо всем Капралу станет днем ее триумфа.