Аферы века - Николаев Ростислав Всеволодович - Страница 42

Под прикрытием «Братьев милосердия»…

Газета «Петербургский листок» сообщила 20 декабря 1910 года, что 17 декабря с 10 часов утра до 7 часов вечера в квартире бывшей председательницы Петербургского комитета Красного Креста княгини Лобановой-Ростовской производился тщательный обыск.

Летом 1910 года все российские газеты были заполнены броскими статьями, посвященными многочисленным финансовым аферам в области благотворительности. Одну из главных ролей в этом удивительно грязном и мерзком деле играла не кто-нибудь, а известная и пользовавшаяся большим авторитетом в высшем петербургском обществе княгиня Лобанова-Ростовская. Кто же на самом деле эта женщина со столь высоким титулом и знаменитой древнерусской фамилией и как она оказалась у руля благотворительной деятельности?

С помощью журналистов было установлено, что она родом из Венгрии, а ее девичья фамилия Энгель. До приезда в Петербург госпожа Энгель была шансонеткой в Риге. Там на нее обратил внимание один петербургский антрепренер, и она была приглашена для выступлений на столичной сцене. Имея неугасимую мечту разбогатеть и к тому же весьма решительный и хваткий характер, госпожа Энгель поняла, что ее жизненный успех в российской столице целиком зависит от возможности занять достаточно видное общественное положение. В то время это было не только возможно, но даже и принято — путем приобретения высокого дворянского титула, прикрываясь супружеством, причем часто фиктивным. Госпожа Энгель и пошла по этому пути. Она познакомилась с князем Лобановым-Ростовским, носившим фамилию знаменитого древнего рода, происходящего чуть ли не от Рюриковичей. Князь был окончательно опустившимся во всех отношениях человеком, имевшим только титул. Аферистка женила на себе князя, который, будучи больным, вскоре умер. Шансонетная же малоизвестная певица стала носить титул княгини и почетную фамилию Лобанова-Ростовская. Некоторое время о ней ходили слухи, что она купила титул путем фиктивного брака с разорившимся князем, но затем все это было забыто.

Высокий титул дал госпоже Энгель достаточно прочное положение в обществе, перед ней стали открываться двери многих домов высокопоставленных людей столицы. В этих условиях она решила посвятить себя так называемой благотворительной деятельности, сулившей ее жадной натуре большую перспективу в возможности обогащения. Лобанова-Ростовская бросилась в омут финансовых махинаций в области благотворительности. Она не без основания считала, что гарантией ее полной безопасности при проведении финансовых афер является подобострастное преклонение российских чинуш перед высокими званиями и титулами, полностью усыплявшими их бдительность. Новоиспеченная княгиня Лобанова-Ростовская стала одной из первых столичных дам-патронесс, участвующих чуть ли не во всех благотворительных базарах, собраниях и других мероприятиях, связанных со сбором денежных пожертвований, что, безусловно, приносило ей немалые дивиденды. Однако она посчитала, что более выгодным для нее делом являлось создание Петербургского комитета Красного Креста, причем только для того… чтобы его возглавить. Но и на этом не остановилась беспредельно жадная до денег княгиня. В составе этого комитета она сумела занять пост председательницы «Приюта для увечных воинов» и так называемого общества «Братьев милосердия». Здесь она развернулась вовсю, грабя без зазрения совести не только тех, кто обладал определенным достатком, но и несчастных бедных людей, отнимая у них последний кусок хлеба, и, что особенно безобразно, у инвалидов, искалеченных войнами.

Правда, до проведенной ревизии «Приюта для увечных воинов» в конце 1910 года княгиня Лобанова-Ростовская слыла истинной христианкой и пользовалась большим уважением и доверием. Более того, ее хорошо законспирированная аферная деятельность в качестве председательницы приюта часто ставилась в пример другим руководителям благотворительных организаций. Ревизия же показала, что в этом приюте благотворительностью и не пахло. К удивлению и возмущению руководителей Красного Креста, да и не только их, вскрылась ужасно неприглядная картина жизни в приюте заслуженных воинов, которые стали калеками, мужественно защищая Родину. Их содержали буквально впроголодь, кормили нередко едва ли не отбросами и, словно нищих, вынуждали ходить в рваной одежде. С теми увечными, которые пытались роптать, поступали невероятно жестоко: сажали в холодный карцер, ставили на колени, а иногда даже избивали поленом.

Средства на содержание приюта увечных воинов поступали регулярно по нескольким каналам, их было достаточно для вполне приличного содержания калек, но приют оказался в руках настоящих жуликов без всякого чувства сострадания. Они умудрились обкрадывать не только живых калек, но даже умерших. Однажды был зафиксирован невероятно безобразный случай. В приюте умер один больной калека, после смерти которого осталась деревянная нога. Эту ногу администрация не отдала бесплатно другому бедному калеке, а без зазрения совести продала ему за 25 рублей.

Калеки, убедившись в безнаказанности своих угнетателей, смирились и молчали. Правда, в их защиту выступали журналисты, и скандальная деятельность княгини все же освещалась в газетах. Но благодаря сильным покровителям все ей сходило с рук, и она получила даже в 1907 году повышение — стала руководить Петербургским комитетом Красного Креста.

Итак, все было шито-крыто, пока на защиту калек не выступил решительно вахтер этого заведения, в прошлом вахмистр царского конвоя, Скляров. Долго он вынужден был безмолвно смотреть на все безобразия в приюте, но наконец терпение его лопнуло, и он начал открыто протестовать и настойчиво требовать от руководства человеческого обращения с воинами-калеками. Его протест, естественно, вызвал большое недовольство администрации, которая повела дело так, что Скляров оказался уволенным с должности вахтера. Но бывший вояка без боя не сдался и решил биться до конца. Он явился в Главное управление Красного Креста, где со слезами на глазах пожаловался на бесчеловечное обращение с несчастными. Вот выдержка из его обращения: «Как кто голос подает ? сейчас же со сторожем на извозчика и марш на вокзал. Там впихнут в переполненный вагон, дав на дорогу 2 рубля, и отправляют без проважатого. А иному калеке ехать до родины 2 недели, да от станции еще верст пятьсот. А калека без рук и без ног ? прямой обрубок… Пробовали они просить подождать с отправкой. Дайте, мол, написать родным ? может приедут или деньги вышлют. Куда там… и слышать не хотят. И так они всех неугодных им выпроваживают. Вот и мена выгнали…»

В Главном управлении жалоба заслуженного старого человека наконец была услышана, учли там и доходившие до них слухи о непорядках в приюте. Было принято решение о полной ревизии всех сторон деятельности княгини в приюте для калек. В результате были выявлены такие злоупотребления и махинации, что руководителям Красного Креста оставалось только хвататься за голову и винить себя за все допущенное, нанесшее огромный моральный и материальный урон благотворительности.

Известный журналист и писатель Скиталец (С. Г. Петров), узнав об ужасных безобразиях в приюте для калек, писал в московской газете «Раннее утро»: «Очередная акула — сиятельная княгиня Лобанова-Ростовская. Оно, впрочем, и естественно: с титулом гораздо легче пускать пыль в глаза, втирать очки и обделывать гешефты. Кому, собственно, в голову придет, что это только пишется „княгиня“, а считается „ненасытная утроба“».

В этой статье Скиталец привел, кроме того, свои воспоминания о первой встрече с княгиней, когда журналист зашел по личным делам. Здесь царила атмосфера лицемерия. Прислуга, например, открывала дверь с тихим вздохом и закатывала глаза, а домоправительница с крючковатыми пальцами и бегающими глазами сладострастным голосом объявила: «С утра на ногах наша святая. Все для своих бедных хлопотать изволят. Охо-хо, царица небесная…»

Появившаяся через некоторoe время княгиня после приветствия голосом с сильным прибалтийским акцентом, в котором явно звучали фальшивые нотки, промолвила: «Ах, так нужно деньги, так нужно деньги. Вы не знаити мой убэйжищ? О-о!»