Очаровательная грешница - Картленд Барбара - Страница 26

Мелинда продолжала молча смотреть на него.

– Я вчера была такая сонная, – сказала она, – что забыла, о чем мы говорили. Вспомните, я, кажется, говорила вам о том, что хочу уйти.

– А я сказал, что вы не сможете, – ответил маркиз.

Он увидел, как Мелинда переменилась в лице, и быстро добавил:

– Нет, нет! Я совсем не это имел в виду. Я не собираюсь удерживать вас силой или устраивать сцены. Я только хотел просить вас помочь мне, просто потому, что это так важно для меня.

– Я прекрасно понимаю ваши трудности, – сказала Мелинда. – Речь идет об очень больших деньгах.

Но я уверена, что все обойдется, если я вернусь, скажем, на несколько дней, может быть на неделю, в конце этих шести месяцев.

– А если ничего не обойдется, то я потеряю все деньги, – сказал маркиз. – Вы помните, что я предлагал вам?

– Да, помню. – ответила Мелинда.

– Все на свете, что может захотеть женщина, – повторил маркиз. – Разве вы не понимаете, что если вы будете так богаты, то сможете выйти замуж за того, за кого захотите?

– Я не хочу выходить замуж за человека, который женится на мне из-за моих денег, – сказала Мелинда. – Если я выйду замуж, то только за того, кого полюблю и кто полюбит меня.

– У вас еще сохранились идеалы! – воскликнул маркиз, – после всего, через что вам пришлось пройти! Я думаю, что именно это и придает вам такое очарование.

– То, через что мне пришлось пройти, – сказала Мелинда, думая о полковнике Джиллингеме, – заставило меня понять, что брак может быть построен только на любви. В данном случае вы правы, что не захотели жениться только потому, что получите за это деньги. Я считаю, что вы дурно поступили, обманув вашу мачеху, а я – приняв во всем этом участие, но в каком-то смысле это было для вас приемлемее, чем просто жениться на ком-либо из соображений удобства.

– Рад, что вы так думаете, – сказал маркиз с кривой усмешкой. – А то я уже решил, что вы осуждаете меня.

– Все так запутано! – воскликнула Мелинда. – Когда я пришла сюда, я не знала точно, что мне предстоит делать. Казалось, что это легкий способ заработать пятьсот гиней, и я не ожидала, что вы окажетесь таким, какой вы есть, и что ваша мачеха будет разговаривать со мной так, как она говорила.

– А что она вам сказала? – спросил маркиз.

– Она сказала, что вы нуждаетесь в любви, – просто ответил Мелинда.

– Она так вам сказала! – пораженно воскликнул маркиз. – Я совершенно не мог ожидать, что она может сказать такое кому-либо.

– Думаю, что она просила прощения за все, что она сделала, – сказала Мелинда.

– Несколько поздновато, не так ли? – произнес маркиз с внезапной горечью в голосе. – Особенно если принять во внимание, что в самый последний момент она вставила в завещание пункт о том, что я должен оставаться в браке шесть месяцев.

– Вы думаете, что она заподозрила меня в обмане? – спросила Мелинда.

– Нет, конечно нет, – ответил маркиз, – не вас, а меня. Она всегда смеялась надо мной и говорила, что я вспыхиваю, как солома, и так же быстро сгораю, что я порхаю с цветка на цветок.

– Мне кажется, что, вставив этот пункт, она хотела заставить вас сделать над собой усилие, чтобы сохранить брак и быть счастливым в нем, – сказала Мелинда.

– Мне все равно, что она там думала, – гневно парировал маркиз. – Она разрушила мою жизнь, когда я был ребенком, она настраивала против меня отца, и даже теперь, будучи мертвой, она пытается диктовать мне, что я должен и чего не должен делать. По моему мнению, она просто не хотела, чтобы я получил деньги. Но вы поможете мне, Мелинда, доказать, что она ошиблась?

В его голосе неожиданно прозвучала мольба, и Мелинда чуть было не сдалась. Она отвела от него взгляд и стала смотреть в окно на небольшой, наполненный цветами садик. Она раздумывала, что сказали бы на это ее родители. Все было так не правильно и непривычно, но с тех пор, как их не стало, вся ее жизнь была несчастливой и не правильной. Разве они захотели бы, чтобы она страдала от жестокости сэра Гектора или вышла замуж за человека, который был ее отвратителен, только ради соблюдения приличий? Разве не одобрили бы они этот ее поступок, пусть странный и необычный, но позволяющий ей получить удовлетворение оттого, что она будет уверена, что ей не придется больше просить на жизнь в будущем.

Маркиз разглядывал ее лицо, отмечая прямой аристократический нос, превосходно вылепленные черты.

И про себя подумал: в этом ребенке, вероятно, есть капля хорошей крови.

– Идите сюда, я хочу вам что-то показать, – позвал он.

Он взял ее за руку, почувствовав, как холодны ее пальцы в его ладонях. Он повел ее через всю комнату, вывел в дверь в дальнем ее конце и привел в кабинет, заваленный деловыми бумагами. В центре стоял большой письменный стол, а на стене напротив входа висела картина. Когда Мелинда увидела ее, то не сдержала вздоха.

– Это мой дом, – услышала она слова маркиза. – Теперь, возможно, вы поймете, что он значит для меня.

Картина занимала почти всю стену, на ней был изображен огромный елизаветинский особняк в форме буквы «Е» из узкого красного кирпича, характерного для того времени, с изогнутыми каминными трубами, уходящими высоко в небе. Картина была написана настоящим художником и передавала впечатление теплоты и гостеприимства, которые излучали его ограды, сверкающие на солнце окна и открытая парадная дверь наверху длинной каменной лестницы.

Мелинда вздохнула потому, что Чард чем-то сильно напоминал ей ее собственный дом, хотя был и больше его, и величавее, и значительнее. Стэнион-Мэнор, где она родилась и где жила всю свою жизнь, до самой смерти родителей, тоже был построен в елизаветинские времена. Это был всего лишь небольшой сельский дом, но, поскольку его построили в тот же период времени, он имел все характерные особенности Чарда, и она знала, даже никогда не видя его, как он выглядит внутри.

Она могла бы описать комнаты, окна с ромбовидными переплетами, открытые балки, дубовые лестницы с элегантными поручнями и атмосферу старого уютного дома, где царят любовь и взаимопонимание. Елизаветинские дома имеют почти человеческую теплоту, которую архитекторы никакого другого периода не смогли придать своим зданиям.

– Он восхитителен, не правда ли? – почти со страстью сказал маркиз, будто и вправду хотел заставить ее восхищаться им.

– Похож на мой дом, – сказала Мелинда так тихо, что он не услышал ее.

– Его не перестраивали с тех пор, как там поселился первый лорд Чард, – продолжал он. – Он был казначеем при дворе королевы Елизаветы, начал строить этот дом еще в молодости, а когда вышел в отставку и поселился там, бы еще не стар, чтобы наслаждаться деревенской жизнью. Он никогда не жалел, что расстался с придворной службой. Его портрет висит в Большом холле, мне бы хотелось показать его вам.

– Не ожидала, что ваш дом так выглядит, – сказала Мелинда.

– А что вы ожидали увидеть? – спросил маркиз.

– Что-нибудь большое и величественное, с огромными колоннами и громадными окнами. Не знаю почему, но мне так представлялось, когда вы говорили о нем.

– А теперь каким его видите? – спросил он.

– Он великолепен, – ответила она, – просто великолепен, и это место, где можно обрести покой. Почему вы не живете там?

– Один? – спросил я. – Я думаю, что дом предполагает жену и детей, как вы считаете?

– Но вы любите его? – ответила она вопросом на вопрос.

– Люблю, потому что это единственная вещь на свете, которую мне приходилось любить, – откровенно признался он.

И тут впервые она подумала о нем как о маленьком мальчике, без матери, с одним только домом, который давал ему защиту и тепло. И, поддавшись настроению, не совсем осознавая, что сдается, Мелинда сказала:

– Я останусь на шесть месяцев.

Он смотрел на картину, но теперь повернулся и взглянул ей в лицо.

– Да? – с нетерпением спросил он. – Почему?

– Потому что вы любите Чард, – ответила она, – и потому, что вам нужны деньги, чтобы содержать его.