Неразгаданное сердце - Картленд Барбара - Страница 4

Вирджиния не проронила ни слова, и через секунду миссис Клей продолжила:

— День — чудесный! Светит солнце, и я даже пожалела, что не устроила свадьбу в соборе. Святого Тома. Но гостиная выглядит великолепно, и давай поскорей вставай, Вирджиния. Ты ведь не захочешь начать семейную жизнь с того, что заставишь ждать своего мужа. Ничто так не раздражает мужчин, как ожидание.

— Я больна, — простонала Вирджиния.

— Это только нервы, дорогая, ты прекрасно знаешь. Выпей молока, а позже, перед самой церемонией, ты получишь бокал шампанского.

— Я не хочу никакого шампанского, — запротестовала Вирджиния. — Оно кислое, и у меня от него несварение.

— Все равно нужно что-нибудь принять. Что там тебе прописал врач?

Вирджиния не ответила. Она знала, что любая рекомендация врача может быть отменена ее матерью, у которой были собственные понятия о том, что придает силы и бодрость больному человеку.

— Выпей кофе, — велела миссис Клей. — Я только что послала за кофейником. Думаю, сегодняшним утром без десяти чашечек мне не обойтись.

Когда принесли кофе, она налила Вирджинии большую чашку и добавила в нее несколько ложек сахару.

— Сахар придает энергию, — весело заметила она. — Я всегда считала, что кофе чрезвычайно бодрит!

— У меня от него сердцебиение, — мрачно промолвила Вирджиния. — Честное слово, мама, я бы очень хотела сегодня не пить кофе.

— Ради всего святого, Вирджиния, неужели обязательно спорить по каждому поводу? — возмутилась миссис Клей. — Допивай поскорей и не перечь мне. Я лучше знаю, что тебе нужно, и всегда знала. Теперь прими ванну; горничные тем временем приготовят твое платье. Уверена, что в последнюю секунду придется что-нибудь подправить, а я бы не хотела спешки. Ты должна быть полностью готова, прежде чем я спущусь вниз встречать гостей.

Подчиниться было легче, чем спорить. Вирджиния приняла горячую ванну, но, вылезая из воды, она почувствовала такое сильное головокружение, что ей пришлось просидеть на стуле в ванной комнате не меньше пяти минут, прежде чем она смогла надеть халат.

Затем пришел парикмахер. На прическу накинули вуаль и закрепили ее огромной бриллиантовой диадемой, — чему Вирджиния ничуть не удивилась, — но такой высокой и яркой, что она подумала: даже на ее матери это украшение смотрелось бы вульгарно и вызывающе. А на ней самой диадема выглядела просто ужасно.

— Вот это — настоящая корона… то есть, я хочу сказать, диадема! — сказала миссис Клей, входя в комнату и рассматривая с удовлетворением свою дочь. — Не спрашивай, сколько она стоит, потому что у твоего папы, будь он жив, бедняжка, случился бы удар. Он никогда не считал, что деньги нужно вкладывать в драгоценности; любил, чтобы наличные всегда были под рукой.

— Она чересчур великолепна, — слабым голосом промолвила Вирджиния.

— Это мой свадебный подарок тебе, дорогая, — сообщила миссис Клей. — Думаю, он тебе понравился. Да, ты знаешь, миссис Астор приняла приглашение на твою свадьбу! Я удивилась поначалу, почему она не ответила, но, оказалось, ее не было в городе. Я так и думала, что она не сможет побороть любопытство и захочет увидеть, каков из себя маркиз. И вот что я тебе скажу: он так хорош, что ему и титул не нужен.

— Ты видела его? — удивилась Вирджиния.

— Видела ли я его? — повторила миссис Клей. — Да он был здесь уже в половине десятого. Рассыпался в извинениях из-за вчерашнего вечера и вообще вел себя очаровательно, да, просто очаровательно. Вирджиния, я могу сказать только одно: ты счастливейшая из девушек, которые когда-либо ступали по земле Соединенных Штатов Америки. Когда я с ним говорила, я все время думала, что, будь мне на четверть века поменьше, замуж за него сегодня выходила бы не ты, Вирджиния, а я!

Миссис Клей расхохоталась, но в ответ не увидела улыбки дочери.

— Ты уже вручила ему деньги? — поинтересовалась та.

— Не будь такой вульгарной, — укорила дочь миссис Клей. — И если ты хочешь, чтобы у тебя в семье сложились хорошие отношения, ни при каких обстоятельствах не упоминай об этих деньгах в разговоре с мужем. Если бы только у меня хватило здравого смысла, я бы ни слова не сказала тебе. Но дело сделано. Я никогда не умела хранить тайны. Язык всегда меня подводил. Обещай мне, Вирджиния, вести себя как настоящая леди, а все финансовые дела предоставь мужу.

— У меня нет другого выбора, — ответила Вирджиния. — Как тебе хорошо известно, папа завещал опеку над моими деньгами тебе, а если я выйду замуж, этим займется муж до моего двадцатипятилетия. Остается только надеяться, что благородный маркиз сжалится надо мной и будет выдавать мне немного денег на булавки!

— Вирджиния, я не потерплю этот грубый сарказм! — рассердилась миссис Клей, повысив голос. — Маркиз — один из самых превосходных молодых людей, которых я только видела, и конечно, самый красивый из них. Весь Нью-Йорк сойдет по нему с ума. Тебе позавидуют все девушки в городе. А теперь будь умницей и помни, что сделку всегда заключают двое. Быть может, он тоже хотел бы полюбить!

Миссис Клей вышла из комнаты, хлопнув дверью. Вирджиния уронила голову на руки. Как всегда в спорах с матерью она потерпела поражение. За годы ведения словесных баталий со своим мужем миссис Клей приобрела сноровку оставлять последнее слово неизменно за собой и всегда ранить тех, с кем она спорит.

Из-за кофе, который Вирджиния выпила по настоянию матери, сердце у нее билось чаще, чем обычно. Щеки Вирджинии пылали, и она вдруг почувствовала, что в комнате исчез воздух, что ей нечем дышать. Она попросила горничную открыть окно. День стоял теплый и безветренный. Когда ее облачили в свадебное платье, она уже не знала, откуда взять силы, чтобы пройти всю длинную, заполненную людьми комнату, даже опираясь на руку дяди. Наконец, она была готова. Платье с каскадом брюссельских кружев смотрелось бы чудесно, подумала Вирджиния, если бы не было так чудовищно велико. Фата струилась по спине из массивной сверкающей диадемы, и на какую-то секунду ей показалось, что она похожа на раздобревшую фею с рождественской елки. Вирджиния с горечью рассмеялась. Но тут раздался стук в дверь, и вошел лакей с бокалом шампанского на серебряном подносе.

— Ваша мама шлет вам привет, мисс Вирджиния, и велит выпить это все до последней капли.

Вирджиния взяла бокал и сделала глоточек, надеясь, что ей и впрямь станет легче дышать. Негр-лакей, которого она с трудом узнала в новой шикарно расшитой ливрее, в напудренном парике и белоснежных нитяных перчатках, улыбался.

— Желаю вам счастья, мисс Вирджиния.

— Спасибо, — машинально отозвалась она. Вирджиния поставила пустой бокал на трюмо и услышала, как ее позвал дядя, появившийся в дверях.

— Ты готова, Вирджиния? Тебя все ждут.

— Да, готова, дядюшка.

Она шагнула к нему, увидела выражение восхищения на его лице и в ту же секунду поняла, что этот восторг относится не к ней, а к диадеме.

— Секундочку, мисс, — сказала одна из горничных. — Фата не закрыла ваше лицо. Вот кусочек тюля, его нужно надеть на время церемонии, а потом можете откинуть его, и фата сзади не помнется.

— Спасибо, — еле выговорила Вирджиния. Горничная накинула ей на лицо тюлевую фату и закрепила ее на голове шпильками. Фата, как показалось Вирджинии, закрыла последние остатки воздуха в комнате, и сердце у нее заколотилось еще чаще.

«Это все нервы», — подумала Вирджиния. Она оперлась рукой в белой лайковой перчатке на руку дядюшки и взяла свой букет из ландышей и тубероз. Они начали медленно спускаться в гостиную. Доносились еле слышимые звуки музыки, которые тонули в гуле сотни голосов. Те, кому не удалось пристроиться среди белых орхидей, столпились на лестнице. Они расступились, пропуская Вирджинию с дядей и бормоча пожелания всяческого благополучия, но она наклонила голову и даже не пыталась ничего сказать в ответ. Каждый шаг давался ей с трудом, и она была рада поддержке дядиной руки. Вирджинии казалось, что дядя чуть ли не тащит ее за собой, и если бы не он, она двигалась бы назад, а не вперед. Она подняла глаза и мельком взглянула на епископа. По одну сторону от него стояла ее мать с выражением восторга на лице, а по другую — какой-то мужчина. Вирджиния не ожидала, что маркиз будет таким высоким, таким широкоплечим и даже черноволосым. Она представляла всех англичан блондинами, но этот был темным, и ее мать оказалась права: он был самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала.