Неподдельная любовь - Картленд Барбара - Страница 25

Конечно, она совершенно не представляла себе, где можно найти недорогое жилье.

Лила вспоминала друзей отца и матери, живших в провинции, и прикидывала, удобно ли попросить у кого-нибудь из них убежища.

Но в то же время ее не оставляло опасение, что, зная о состоятельности сэра Роберта, они сочтут, будто она просто капризничает.

А многие, кто не знал ни сэра Роберта, ни мистера Хопторна, решили бы, что она проявляет неблагодарность, отказываясь пойти навстречу пожеланиям отчима.

– Что мы можем предпринять, няня? – спросила она, готовясь к визиту.

Она уже успела вымыться и теперь надевала свое любимое вечернее платье.

– Хотела бы я знать, милочка, – со вздохом ответила та. – Я ломаю над этим голову с той минуты, как мы уехали из дома вашей тети. Но пока я так и не придумала, где мы были бы в безопасности.

– Но такое место должно найтись! – жалобно воскликнула Лила.

– Будем уповать на Господа, – молвила старушка. – Может, у его милости найдется домик, где никто нас не отыщет.

У Лилы даже загорелись глаза.

– Какая прекрасная мысль, няня! – обрадовалась она. – Странно, что мне самой это не пришло в голову!

Но в то же время Лила понимала, как неловко было бы навязываться маркизу, который и без того сделал для нее очень много. А еще она чувствовала, что этот вопрос не следует обсуждать с ним до тех пор, пока они не окажутся в Англии.

Карета графа, ожидавшая у яхты, отвезла Лилу к его дому, который оказался совсем рядом.

Когда девушка вышла из кареты, в дверях дома ее встретил маркиз.

– В отличие от большинства женщин вы очень пунктуальны! – заметил он.

– Моя мама всегда говорила, что опаздывать невежливо… И потом – я ужасно проголодалась! – разоткровенничалась Лила.

Маркиз весело рассмеялся.

Он провел ее в гостиную, где уже находилась гостья, которую граф пригласил специально для того, чтобы познакомить со своим другом.

Ею оказалась обаятельная француженка, жена некоего голландского дипломата, который уехал по делам в Германию. Она была не очень красива, но обладала типичным для многих француженок шармом.

Ее наряд отличался элегантностью – с первого взгляда можно было безошибочно определить, что он куплен в Париже.

Разговаривая с каким бы то ни было мужчиной, она непременно прибегала к изысканным приемам с помощью глаз, губ и красноречивых телодвижений.

Эта искушенная женщина уже приложила старания к тому, чтобы завлечь маркиза, тотчас определив, что граф пригласил ее именно ради этого.

Когда появилась Лила, граф и маркиз были покорены очарованием юности. С ней в гостиную словно ворвался луч солнца.

Лила с нескрываемым восхищением наблюдала за виконтессой. По наивности она не догадывалась, что в каждом ее слове кроется двусмысленность.

Маркиз улыбнулся, подумав, что взгляды мужчин будут прикованы именно к Лиле, несмотря на все уловки более зрелой дамы, опытной в искусстве обольщения.

Все были словоохотливы и много смеялись, и хотя Лила не всегда понимала, о чем говорили остальные, она чувствовала себя счастливой, потому что рядом находился маркиз.

На какое-то время она забыла о своем страхе перед будущим.

После обеда все снова перешли в гостиную, следуя французскому обычаю, по которому мужчины не задерживались за столом после ухода дам, чтобы выпить портвейна.

Маркиз как бы между прочим спросил у Лилы:

– Интересно, нет ли среди ваших талантов и музыкального? Вы играете на пианино?

– Немного, – скромно ответила она.

– Тогда предлагаю вам испытать свои силы на этом внушительном рояле.

В углу стоял действительно прекрасный инструмент.

Граф сказал, что получил его в подарок от матери, хотя сам почти никогда за него не садится, предоставляя это право своим гостям.

Лила легко пробежала пальцами по клавишам, и маркиз сразу же понял, что не ошибся: она разбирается не только в живописи, но и в музыке.

За его просьбой поиграть крылось желание избавить Лилу от ощущения неловкости: он не сомневался, что она была далека от смысла разговоров, которые велись за столом.

Его ничуть не удивило, что в гостиной виконтесса села рядом с ним.

Она флиртовала, умело играя голосом и мимикой, и до своего разочарования в женщинах он нашел бы ее в высшей степени обольстительной.

Но теперь его крайне раздражал граф, усевшийся рядом с роялем и не спускавший с Лилы восхищенного взгляда.

На лице ван Рейдаля было ясно написано, что он испытывает к Лиле.

«Дьявольщина, почему он не оставит девушку в покое! Она слишком юна!» – возмущался маркиз.

Вскоре он поймал на себе недовольный взгляд виконтессы: она была обижена тем, что он не слушает ее.

Лила сыграла сперва ноктюрн Шопена, потом несколько романтических вальсов Штрауса.

Играя хорошо знакомые вещи, она думала о том, как красив маркиз, и с невольным любопытством смотрела на виконтессу, пытаясь угадать, о чем она может ему говорить.

Лила решила, что француженка относится к числу женщин, которые должны занимать маркиза, и что ему, наверное, очень скучно с такой простушкой, как она. Он был добр к ней только потому, что она – англичанка, соотечественница, оказавшаяся в затруднительном положении.

«Он не только красив и знатен, – рассуждала девушка, – он еще необыкновенно умен! Конечно, он находит меня неинтересной, ведь я не разбираюсь в тех вещах, которые увлекают его, если не считать лошадей и картин».

Лила и сама не смогла бы объяснить, почему ей стало вдруг невыносимо грустно. Она решила, что просто страшно устала.

Позади был очень тяжелый день.

Когда она переодевалась к обеду, няня в ужасе вскрикнула, увидев огромный синяк у нее на плече – результат бесчинства Никласа. В тот момент он был ярко-багровый, а теперь, наверное, постепенно синел.

Она могла только радоваться тому, что все-таки успела увернуться: ведь Никлас хотел ударить ее кулаком в лицо! Однако плечо болело все сильнее, так что даже играть на рояле становилось трудно.

Закончив очередную пьесу, она немного неуверенно встала из-за инструмента.

– Пожалуйста, поиграйте еще! – взмолился граф. – Я очарован вашим исполнением не меньше, чем вашей красотой!

Он говорил очень тихо, так что ни маркиз, ни виконтесса не могли услышать его слов. Но Лила отошла от рояля и обратилась к маркизу:

– Пожалуйста… вечер был… чудесный, однако… наверное, мне лучше… вернуться на яхту.

Маркиз сразу же поднялся.

– Разумеется, вы правы. Я знаю, вы очень устали. Я отвезу вас обратно.

– Нет-нет… пожалуйста, не беспокойтесь…

Я вполне могу уехать одна! – смущенно возразила Лила.

Не обращая внимания на ее протесты, маркиз спросил у графа:

– Твоя карета ждет, Ганс?

– Конечно!

Лила попрощалась с виконтессой, а потом очень мило поблагодарила графа за возможность побывать у него дома.

– Я постараюсь завтра снова увидеть вас – если только его милость не умчит вас в Англию! – пообещал граф.

Подойдя к ней ближе, он прибавил:

– Я никогда не смогу вас забыть. Надеюсь, вы разрешите мне навестить вас, когда я в следующий раз буду в Англии.

– Спасибо… – пролепетала Лила, сознавая, что не может дать графу адреса, по которому тот нашел бы ее.

Она направилась к двери, и маркиз последовал за ней.

– Мне… не хотелось бы… отрывать вас от друзей, – тихо сказала она ему уже в холле. – Я могу… ехать одна.

– Я еду с вами! – твердо заявил маркиз.

Он взял ее накидку у лакея и набросил ей на плечи, а затем помог спуститься по лестнице и сесть в карету.

Лила с удивлением отметила, что от прикосновения его руки по ее телу пробежал странный трепет.

Когда карета повезла их к стоявшей поблизости яхте, ей вдруг захотелось, чтобы дорога была длинной – такой же длинной, как путь из Гааги в Амстердам.

Ей хотелось говорить с маркизом так, как они разговаривали днем – и чего не могли сделать вечером, в присутствии графа и виконтессы.