Неподдельная любовь - Картленд Барбара - Страница 17

Было совершенно очевидно, что у прекрасной незнакомки какая-то беда.

Лила села на диван, и маркиз невольно подумал, что никогда еще не видел столь очаровательной женщины. Будучи ценителем красоты во всех ее проявлениях, он считал себя знатоком женщин, хотя и питал к ним презрение.

С первого взгляда он распознал в Лиле прирожденную аристократку. Только благородным происхождением можно объяснить эти правильные черты лица, эти изящные пальцы, эту маленькую стройную стопу…

Поэтому ничего удивительного не было в том, что ему незамедлительно хотелось узнать» по какой причине эта девушка оказалась здесь.

Но, увидев, что она почти лишилась дара речи, он очень мягко спросил:

– Так чем же я могу быть вам полезен?

– Я… я привезла вам… одну картину… милорд.

– Картину?

Такого поворота событий маркиз совершенно не ожидал.

Только теперь он заметил, что его гостья держит под мышкой плоский сверток, так как прежде все его внимание было приковано к ее прекрасному и необычайно выразительному лицу.

Лила протянула ему картину.

– Насколько я понимаю, – произнес он, испытующе взглянув на девушку, – из чьих-то разговоров вы узнали, будто я приехал сюда, чтобы купить картины.

– Мне… сказали об этом, милорд, – ответила Лила. – И поэтому я… привезла вам картину… которая… как мне кажется… вас заинтересует.

– Вы очень добры, – улыбнулся маркиз. – Но, надеюсь, вы не слишком огорчитесь, если окажется, что она меня совершенно не заинтересует.

Судорожно вздохнув, Лила отвела взгляд и сказала:

– Эта картина… очень необычная… И только вы один… могли бы… мне помочь.

Маркиз удивленно поднял брови.

– Если речь идет о живописных полотнах, – заметил он, – то, полагаю, чуть ли не любой житель Голландии мог бы дать вам по этому вопросу консультацию.

Лила лихорадочно сжала руки.

– Я пришла сюда, потому что… вы англичанин, милорд!

Маркиз принял от нее картину, но не стал открывать ее, а только спросил:

– Что это должно означать?

– Это значит… что я… вам доверяю!

Маркиз вновь пристально посмотрел на свою собеседницу.

– Я, к сожалению, не совсем понимаю. что именно вы пытаетесь мне сказать.

Только теперь Лила осознала, что не излагает свою историю, как полагалось это сделать по намеченному мистером Нийстедом плану.

– Моя тетя – баронесса ван Алнрадт, а ее покойный муж был близким другом Деза Томбе.

Она приумолкла, ожидая, что маркиз узнает это имя и сам начнет ее расспрашивать, но он продолжал недоуменно смотреть на нее.

– Того Деза Томбе, который умер совсем недавно, – поспешила объяснить Лила. – Этот джентльмен завещал музею «Маурицхейс» картину Вермера «Головка девушки».

– Я слышал об этой картине, – кивнул маркиз, – и, конечно, намерен ее увидеть, прежде чем уехать из Голландии.

– Я живу… у тети, – продолжала свой рассказ Лила. – Она… серьезно больна, и… ей надо сделать… очень дорогостоящую операцию.

Теперь, судя по его взгляду, маркиз как будто начал догадываться, к чему она ведет.

Однако он ничего не сказал, и Лила стала повествовать дальше:

– Я… осмотрела весь дом, пытаясь найти что-нибудь такое… что можно было бы… продать.

И… в одной из комнат покойного барона… я нашла картину… которая похожа на… этюд к портрету Вермера.

– Так вот что вы привезли мне показать! – воскликнул маркиз.

Лила говорила так нерешительно и робко, что ему было довольно трудно уловить смысл ее истории. Теперь он склонялся к тому, что причина ее невероятного смущения кроется именно в надежде на то, что он купит у нее картину – а это, в сущности, равносильно просьбе о деньгах.

Он развязал сверток и вынул холст из упаковки.

Как только маркиз взглянул на картину, он пришел в восторг одновременно от красоты изображенной на портрете девушки и от мастерства портретиста.

Лицо девушки, смотревшей на зрителя через плечо, вопросительное выражение ее карих глаз делали картину, по его мнению, необычайно привлекательной. Маркиз не помнил случая, когда бы его так притягивало к себе произведение живописи.

Картина оказалась незаконченной. Однако даже по этюду можно было понять, как умело художник расположил свою модель.

Лицо девушки было освещено, а фон оставался темным. От желто-голубой ленты, повязанной вокруг ее головы, падали на лоб причудливые блики. Но самым удивительным было ощущение подлинности, благодаря чему у маркиза создавалось такое впечатление, будто картина говорит с ним.

Он очень долго смотрел на полотно, а потом спросил:

– Кому еще вы показывали эту картину?

– Н-никому, – ответила Лила.

– Вы не показали ее своей тете?

– Нет… Она… очень больна. И если… окажется, что я… ошиблась, и это… не этюд Вермера… к законченному портрету… то… мне не хотелось бы… напрасно ее обнадеживать.

– Я могу вас понять, – кивнул маркиз. – И все-таки мне трудно поверить, что этого этюда раньше никто не видел.

– Мне кажется… – нерешительно промолвила Лила, пытаясь вспомнить наставления мистера Нийстеда, – барон… никому не показывал этот этюд, потому что ждал… пока не умрет его друг Дез Томбе, чтобы «Маурицхейс»… получил… как было договорено… законченный портрет.

– Да, в этом есть смысл, – согласился маркиз. – И тем не менее кажется странным, что, как вы утверждаете, о существовании этого этюда никто не знает.

Лила беспомощно развела руки».

– Насколько мне известно – никто, – подтвердила она. – Но, конечно… я приехала в Голландию совсем недавно..» чтобы погостить у тети.

– И раз вы хотите продать этот этюд, чтобы помочь ей, то сколько вы за него просите? – осведомился маркиз.

– Я… совершенно не представляю себе… сколько он может стоить, – честно призналась Лила. – Именно поэтому… я и обратилась к вам. Я боялась, что… если бы я показала эту картину… кому-нибудь из голландских торговцев… он мог бы решить, что… раз я так молода и неопытна… можно не платить мне столько… сколько она стоит… на самом деле.

Она замолчала, стараясь не встретиться взглядом с маркизом: боялась, как бы он не увидел, что она говорит не правду. Ей казалось, глаза обязательно ее выдадут.

– Я… я думала, – произнесла она неуверенно, – что… если бы вы поговорили с… мистером Нийстедом… который, как я слышала… часто продавал барону картины… и покупал его собственные произведения… то он… не посмел бы вас обмануть. А меня… или мою тетю… он, может быть, и попытался бы… обмануть.

– Нийстед? – переспросил маркиз. – Кажется, так зовут одного торговца, которого мне рекомендовали как порядочного человека.

Если он к тому же был знаком с бароном, то, конечно, ситуация значительно упрощается для нас обоих.

– Вы… хотите сказать, что… купите этот этюд?

– Конечно, куплю, – заверил ее маркиз, – если он окажется тем, чем вы его считаете. И могу обещать вам, мисс Кавендиш, что заплачу вам столько, сколько он в действительности стоит.

– Я… надеялась услышать от вас именно это, – прошептала Лила.

– Потому что я – англичанин?

– Потому что вы… джентльмен, – не задумываясь, ответила она.

Маркиз рассмеялся.

– Такое утверждение обезоруживает! И, разумеется, как настоящий джентльмен, я не стану вас обманывать.

Лила вся зарделась, от чего стала еще прекраснее.

– Я не сомневалась, что… милорд… никогда не унизится… до обмана! Теперь я могу… вернуться домой.

– Где вы остановились? – осведомился маркиз.

– «В Гааге, у моей тети.

– И, как я понял, она очень больна.

– Да, она очень тяжело больна. И… если ей срочно не сделать операцию… она может… очень скоро… умереть!

– Тогда обещаю вам навести справки об этой картине как можно скорее.

– Спасибо вам… огромное! Я… чрезвычайно вам… благодарна!

С этими словами Лила поднялась.

Маркиз тоже встал.

Несколько секунд, показавшихся обоим бесконечными, они молча смотрели друг на друга.

Лиле показалось, будто маркиз заглянул ей в самую душу – и видит, что она пытается его обмануть.